Я предлагаю тебе не просто горсть сер и возможность покинуть город. Нет, я предлагаю нечто большее. Снова стать хозяином своей судьбы, взять жизнь в свои руки. Чтобы быть не безвольным грязным осколком, который швыряет как личинку в бурном ручье, а человеком. Это очень много, если подумать.
— Вы слишком упорны для умного человека, каким я вас считал поначалу. Мне нет дела до вас. Уходите.
— Рано или поздно рука шэда дотянется до тебя, Крэйн. И в этот раз тебе не избежать обиталища уродов, а то и ывар-тэс. Асенеф очень зол, это знают все. И он не успокоится пока дружинники не возьмут тебя. Ему не сложно догадаться, где ты нашел убежище. Он не дурак. Он ждет своего часа Крэйн посмотрел снизу вверх на этого непонятного человека, который говорил с непривычным чужим выговором, словно пропевал слова. В нем было что-то сильное и несгибаемое, что-то такое, от чего отскакивало презрение в направленном на нем взгляде. Хеннар Тильт, кем бы он ни был, был достаточно непрост. И несомненно, смел и расчетлив.
— Лучше смешить почтенных гостей шэда, чем развлекать всякую чернь, кочуя из города в город.
— Ты слишком презираешь чернь для человека, который к ней относится, — заметил Хеннар.
Крэйн прикусил язык.
— Кроме того, калькад — это не выставка уродов. Твоя работа — не демонстрировать лицо толпе, это слишком просто.
— Что же тогда?
— Работать руками. В каждом городе или поселке калькад дает представление. Одна из его частей — бой на дубинках, это старое и прибыльное развлечение. Калькад выставляет бойца, зрители ставят на него своего. Все очень просто. Я заинтересовался тобой после того, как услышал о побеге из тор-склета. Город говорил об этом семь Эно без перерыва. И я подумал, что человек, способный почти без оружия одолеть пятерых дружинников, способен не только травить себя отваром тайлеба среди отбросов да хлестать тайро.
— Их было трое, — поправил Крэйн. — Двоих мне приписали.
— Это не играет роли.
Крэйн взглянул в глаза Хеннара, неподвижные и казавшиеся выцветшими под жарким светом Эно. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Ему доводилось знать шеерезов, погубивших десятки жизней, у которых взгляд был куда человечнее. От странного нанимателя веяло силой и опасностью.
Смотреть на него можно было только снизу вверх, даже если стать рядом с ним во весь рост. Крэйн внезапно почувствовал себя неуверенным и хилым ребенком.
— Но почему... кх-м... урод? — пробормотал он непослушными губами.
— Потому что это вызывает ненависть, — просто пояснил Хеннар. — Такого урода, как ты, каждый захочет приложить палкой. А это деньги.
— Большие?
— Зависит от сборов. Но сер двадцать за выступление ты получать будешь. Как я уже говорил, я берусь тебя вывезти из Триса, кроме того, еду будешь получать вместе со всеми, как и одежду. В твоем положении это далеко не худший вариант.
— В таком случае я подумаю.
— Нет. Ты должен дать ответ сейчас и уйти либо со мной, либо остаться здесь. У тебя нет времени на раздумье. Что ты решаешь?
Крэйн ответил не сразу. Некоторое время он смотрел в небо, потом перевел взгляд на собственную руку — худую, как обтянутая кожей ветка, серую, с выпирающими костями. Ему было холодно — несмотря на выпитый фасх, отравленный тайлеб снова проникал внутрь. Его мутило. Человек, назвавшийся Хеннаром Тильтом, молча стоял рядом, ожидая ответа.
— Да, — сказал наконец Крэйн. — Думаю, мне это подходит. Я с вами. Калькад так калькад.
— В таком случае тебе придется узнать два условия. — Хозяин балагана, казалось, ничуть не обрадовался своей удаче.
— Об условиях уговора не было... Я слушаю.
— Ты бросишь тайлеб.
— Это невозможно. — Крэйн поперхнулся, словно из его рта вылетели не слова, а хитиновые осколки. — Вы не понимаете, о чем говорите, господин Тильт.
— Я — понимаю. — Лицо Хеннара приблизилось, пустые провалы глаз зависли прямо перед ним, пугая светом холодной отрешенности. — Тебе придется бросить, если ты хочешь принять мои условия. Возможно, несколько Эно тебе будет очень худо, но ты все еще крепок, ты сможешь перебороть себя. Губы, конечно, останутся черными, тайлеб уже въелся, но ты не сгниешь заживо, как остальные нелюди...
— Если не отгрызу себе голову до этого... Что второе?
— Послушание. Полное и всеобъемлющее. Ты будешь слушать меня и выполнять все, что будет поручено. Я не могу взять в калькад человека, который мне не подчиняется. Ты понимаешь.
— Да. Я принимаю ваши условия.
— Это хорошо.
— Но вам, наверное... следует знать. По крайней мере я должен вас предупредить. Любые люди, которые становятся ко мне близки, рано или поздно погибают. Это из-за старого проклятия. Вы можете не верить, но...
Хеннар Тильт холодно улыбнулся.
— Насчет этого как раз можешь не беспокоиться. В моем калькаде тебя будут ненавидеть достаточно сильно.
Калькад господина Тильта состоял из трех крытых нальтов. Они вытянулись небольшой цепочкой сразу за валом и налетевший с приходом Урта ветер беспощадно трепал их старые прохудившиеся навесы. В каждый было впряжено по хеггу. Животные были далеко не молоды, оконечности их передних лап и край панциря давно потускнели, но они были еще достаточно крепки, чтобы тащить нехитрый груз калькада.
Возле нальтов, привалившись к мощным высоким полозьям, чтобы защититься от ветра, сидели остальные члены калькада, кажущиеся с расстояния щуплыми и маленькими. Едва Крэйн и Тильт миновали вал, ступив на участок озаряемой факелами стражи багровой земли, фигурки напряглись, кто-то встал.
— Ингиз, как всегда, волнуется, — пробормотал Тильт словно сам себе и повернулся к Крэйну. — Твое освобождение уже обошлось мне в полтора десятка сер.
— Это ваши расходы, — проворчал Крэйн, озабоченный пока только тем, чтоб свет факелов не падал на защищенное капюшоном лицо. Капюшон был почти новый и нещадно натирал шею, зато к нему прилагался целый однослойный вельт и прилично запорошенные пылью и узкие в коленях штаны.
Вещи принес с собой Тильт, кому они принадлежали до этого, Крэйн благоразумно решил не спрашивать.
— Расходы калькада — общие расходы. Как и доходы. Я вычту эти полтора десятка из твоего заработка. Если, — конечно, у тебя не лопнет голова до того, как ты сможешь дать первое представление.
Он был прав — тайлеб, отступивший было утром, снова вернулся затхлой головной болью, от которой пробирало каждый позвонок и руки казались бесполезно висящими плетьми. Стиснув почерневшие зубы, Крэйн упрямо шел вперед, на свет зажженного кем-то вига и лишь время от времени оступался, когда тропу под ногами укрывал густой плотный туман. Он смотрел себе под ноги, равномерное колыхание земли приглушало боль.
К калькаду они подошли неожиданно. Нальты, казавшиеся еще минуту назад крохотными коробочками, возвышались над головой, сложенные из тонкой древесины бока заметно качались на ветру. Казалось, огромная повозка вот-вот рухнет боком наземь. Внутри было темно, оттуда доносился запах дороги — смесь пыли, пота, печеного тангу и чего-то еще, тоже знакомого.
Огромные полозья, каждое не меньше человеческого туловища, натужно скрипели.
— В сборе, — коротко сказал Тильт, останавливаясь и пропуская на шаг вперед Крэйна. — Чего вы вылезли?
— Воздух, — также коротко ответил худой невысокий человек, держащий еще трепыхающегося вига. — Вздохнуть охота.
— Приманите шеерезов уличных... Лайвен!
— Господин Тильт?..
— Что с хегтами?
— Мы набрали корма. Можно трогаться, как только будем готовы. У переднего потерлась нога, его немного клонит, но сотни две этелей должен еще пройти.
— Сотни две, — проворчал Тильт, пристальным взглядом окидывая всех собравшихся возле нальтов. — Их должно хватить на пять! Мы не сможем найти до Себера ни одного хегга, даже по тысяче сер за штуку.
— В самом городе можно найти, — неуверенно возразил низкий женский голос. — Хотя сейчас и не время, но...
— Лайвен, твой заработок не окупит и двух лап хегга. Нерф, провизию набрал?
— Да, господин Тильт. На два десятка Эно хватит.
— Если не хватит, я отдам на корм тебя! Впрочем... Там будет видно, возможно, наш калькад и подсократится к этому времени. Чтоб не терять времени, представлю нашего нового участника. Крэйн! Брось укрываться, сдерни эту тряпку!
Крэйн покорно откинул капюшон, порыв ветра вырвал ткань из его потных рук и швырнул за спину.
Людей было восемь. Они стояли полукругом, сгрудившись у последнего нальта, и смотрели на него. Спокойно, молча. Увидев так много человеческих глаз одновременно, Крэйн дернулся, но усилием воли остался на месте. Люди не смеялись, не тыкали в него пальцами, что было непривычно, они просто стояли и смотрели. Тем не менее Крэйн успел заметить, как они вздрогнули в первое мгновение.
— Неплох, — задумчиво сказал плотный невысокий человек, стоящий ближе всех. — Немного не дотягивает до Амзая, у того один глаз был затянут бельмом и почти выпал, но неплох.
— Твоего мнения я не спрашивал, Нерф, — отрезал холодно Тильт. — Лучше он был Амзая или нет, но Амзай мертв, а нам нужен человек, который будет держать конец представления. Крэйн подходит.
— Несомненно, — ухмыльнулся коротышка. — Пожалуй, в Себере даже придется связывать зрителям ноги.
Женщин было две, как машинально отметил Крэйн, одной под четыре десятка, затертая возрастом и ветрами, другой вряд ли минуло полтора — непокорные черные космы лезли в лицо, где-то в глубине тлели резкие зеленые глаза. Обе были не трусливее мужчин — остались на месте, когда Крэйн скинул капюшон, старшая даже фыркнула. На Крэйна они смотрели со смесью отвращения и любопытства, словно изучая диковинное уродливое животное, неизвестно как прибившееся к калькаду.
Шестеро мужчин отреагировали по-разному. Кто-то сквозь зубы выругался, кто-то лишь покачал головой.
— Керф, — представил их коротко по очереди Тильт. — Садуф, Кейбель, Нотару, Ингиз, Теонтай. Нерф — наш лучший возница, следит за хеггами, Садуф местный силач, Кейбель занимается всякой пакостной живностью, Нотару творит штуки с огнем, Ингиз управляется с артаком, а Теонтай только учится. Это — Лайвен и Тэйв, наши женщины. Тэйв в калькаде за посудомойку, прачку и кухарку, а Лайвен покоряет воздух.
— Крэйн. — Крэйн нарочито низко поклонился. — Урод.
Лица в глазах расплывались, наплывали одно на другое. Из живота снова поднялась волна мучительной тошноты, он мечтал только лечь и скрутиться, как шууй, защищая лицо и грудь. Кто-то коротко хохотнул, кто-то лишь хмыкнул.
— А парень с претензией!
— Погоди, помотаешься с нами от Нердака до Алдиона...
— И верно, что не красавец!
— Все. — Тильт поднял руку и тишина установилась почти мгновенно. — Он двигается с нами. А разговоры будут в Эно, сейчас время уже позднее. До рассвета мы должны сделать не меньше сотни этелей к югу. По нальтам!
Весь Урт он не сомкнул глаз, вслушиваясь в бесконечный шепотом полозьев и трескучие шаги хеггов. Темная скорлупа нальта, в которую он был заключен, казалась жаркой и душной, отчаянно хотелось глотнуть свежего холодного воздуха. Ему было плохо — острая резь накатывала волнами из желудка, оставляя на языке кислоту, в голове парили горячие угли. Он переворачивался с одного бока на другой, позабыв про тонкое одеяло из грубой ткани, в беспамятстве царапая плотное дерево пальцами.
Тайлеб рвал его на части, и сейчас Крэйн проклинал себя и всех Ушедших за то, что позволил себя увлечь в безумный путь на юг. Если бы он остался во Рву, всегда можно было бы сорвать пару-другую пучков сочного тайлеба, острого, оставляющего в коже сотни крошечных зеленых иголочек, заварить его в чашке и нырнуть с головой в блаженство, которое заключается в черной жидкости. Он бы выскочил из нальта и пополз в Трис на руках, не обращая внимания на стражу, но сил хватало только на то, чтоб переворачивать обмякшее безвольное тело.
В другом углу нальта кто-то тоже ворочался, иногда раздавался низкий мужской храп, но Крэйн не обращал на это внимания. То погружаясь в мутные омуты безумия, то выныривая из них, он напрягал воспаленные глаза, надеясь увидеть сереющее в проеме небо. Ему казалось, что когда бесконечный Урт минует, ему станет легче.
К рассвету стало вовсе невыносимо. Шелест полозьев походил на звук заживо сдираемой кожи, неведомый огонь обжигал глаза изнутри, кости накалились и стали похожи на хрупкие горячие деревяшки, уже покрытые первыми черными пятнами ожегов. Серое небо, которого он ждал так долго, навалилось на него всем весом, выдавливая дыхание. Черные деревья, острые и высокие, бесшумно проплывали в проеме, раздирая разум в клочья.
Раз за разом Крэйн умирал и вновь воскресал, чтобы продолжить пытку.
Несколько раз он возвращался назад, по той невидимой тропе, которая привела его из Алдиона. И тогда он начинал видеть вокруг себя не припорошенные рассветной серостью и прогибающиеся под ветром деревянные стены нальта, а заброшенный высохший колодец или решетку с прилипшими клочьями соломы. Он не знал, что из этого реально, а что нет, он давно уже потерял направление, блуждая от одной иллюзии к другой.
Утром они останавливались, Крэйн хорошо это запомнил, потому что какие-то люди, спавшие на другом конце нальта, тяжело спрыгнули в проем, а потом он долго чувствовал резкий беспокойный запах дыма, жареной тангу и пыли. Кто-то разговаривал совсем рядом, за стеной, но слова распадались на бесполезные звуки, скручивались в жгуты и просачивались сквозь него. Он не вслушивался, он хотел умереть.
Но смерть не принимала его. Извиваясь в ее худых острых пальцах, он глотал новую порцию жизни, его мучительно рвало ею, потом следующую.
В какой-то краткий миг ему стало немного легче и он ощутил почти блаженство. Мутное мельтешение перед глазами исчезло, и он различил себя, скорчившегося в углу, худого и бледного. Кроме него в нальте было много прислоненных друг к другу мешков со снедью и кормом для хеггов, у проема валялся целый арсенал артаков, хищные загнутые пластины уродливо топорщились, как диковинные насекомые. По тому, что за их нальтом оставалась лишь пыльная степь с примятыми полозьями полосами, он понял, что находится в последней повозке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51