«Не мог же я сразу попасть в Нижние Миры», — подумал он. Может быть, завтра, при свете дня, он поймет, где находится, если, конечно, свет достигает этого Мира.
В этот момент Гвидион заметил какое-то движение внизу между огненными росчерками. Напрягая зрение, он всматривался в темноту, пытаясь разгадать, что за существо движется там. Маг почувствовал на себе его цепкий взгляд и невольно содрогнулся. И чем ближе подходил некто, тем тревожнее становилось Гвидиону. Вцепившись в край стены, маг пытался рассмотреть в темноте незнакомца, но взгляд его смог распознать лишь темное одеяние, наподобие плаща с капюшоном. Внезапный страх охватил Гвидиона, и он почувствовал, что всем своим существом не желает этой встречи. Он решил немедленно покинуть этот Мир, и, встав в круг, начал Переход. Но взгляд незнакомца в черном плаще не отпустил его. Гвидион отчаянно рвался прочь, он заставлял Вселенную двигаться, чтобы очутиться в другом месте, но чья-то сила удерживала Миры. И от этого противостояния Мир дрожал, то расплываясь, то становясь невероятно четким. Существо все приближалось, оно уже подошло к холму. Теперь Гвидион потерял его из вида, но подойти к краю стены так и не решился, все еще надеясь, что успеет исчезнуть. Он стоял посреди круга, чувствуя приближение неизвестного, поднимающегося по склону холма. Гвидион обернулся в сторону пролома в стене, откуда, как ему казалось, должен был появиться незнакомец.
В просвет стены вплыла тень, а за ней плечо неизвестного существа, чье лицо, если таковое, конечно, имелось, было скрыто под капюшоном. Незнакомец прислонился к стене и медленно продвигался вперед. Двигался он странным образом, было видно, что движения даются ему с трудом, ради одного шага он проделывал странные конвульсии, подергиваясь, словно ему каждый раз приходится собирать всю свою волю и подтаскивать там, под плащом, какие-то невидимые части своего тела.
Существо осторожно продвигалось, прижавшись к стене. Наконец ему удалось оторвать от стены одну руку, если то, что скрывалось в черном рукаве его просторной одежды, можно было так называть, и протянуть ее к магу. Гвидион задохнулся от ужаса, почувствовав, как сжался пищевод. Рука незнакомца тянулась к его лицу, дрожа и дергаясь, а само существо при этом стало уменьшаться, точно его сила и плоть переходили в удлиняющуюся руку.
Гвидион отчаянно пытался вырваться из этого Мира, но уже не мог отвести взгляд от копошащейся темноты в прорезе рукава, приближающегося к нему. Маг почувствовал жар, исходящий от тянувшейся к нему руки, и на его лбу проступил пот. Он выставил вперед свой посох, намереваясь защититься им, но когда рука незнакомца коснулась древка, Гвидион выпустил его, в ужасе отшатнулся, оступился и упал. Темная фигура склонилась над ним. Еще мгновение он видел во мраке капюшона два тусклых, чуть тлеющих огня и осознал, что под плащом тьмы скрывается Фомор. В этот миг пространство расступилось и пропустило наконец Гвидиона.
Глава 12
Демоны Бескрайнего леса
Легко и привольно волку в лесу. Ни рысь, ни медведь, ни тем более другой волк не тронет тебя, почует, кто ты есть, даже если идешь в человеческом обличье. И встречи с человеком можно не опасаться, его запах я почую издалека.
Бескрайний лес был прозван так за свои неимоверные размеры. Даки говорили, что на восток этот лес простирается на несколько месяцев пути. А если идти на запад, то понадобится не меньше четырех недель, прежде чем удастся достичь его пределов.
Я шел уже больше недели. В волчьем обличье можно было двигаться быстрее, но я не торопился, здесь, в безлюдном лесу, я наслаждался одиночеством и природой. Переливчатые птичьи рулады, журчание ручья где-то во мраке леса, искрящиеся лучи света, проникающие сквозь листву, все это вызывало во мне ощущение покоя и умиротворения, словно я жрец, вернувшийся после долгих странствий в свое святилище. Со всех сторон окружали меня деревья, огромные, в несколько обхватов, уходящие ввысь. Их раскидистые ветви и обильная листва закрывали небо, пропускали солнечный свет узкими полосками. Такие лесные храмы с полумраком и тайнами перемежались с открытыми полянами, заросшими всевозможными цветами, болотистыми пустошами, покрытыми мхом, в котором утопали ноги, крутыми оврагами, лесными речками, мелкими и такими холодными, что при утолении жажды сводило зубы.
Этот лес, несмотря на свою кажущуюся первобытность и дикость, скрывал в себе множество человеческих племен и селений. В основном они обосновались поблизости от Великой Реки, а по мере удаления от нее их становилось все меньше. Река служила мне ориентиром, она вела на запад. Я старался не приближаться к ней, чтобы не встречаться с людьми, но все же придерживался ее направления и не удалялся от реки на расстояние большее, чем два дня пути. Я шел звериными тропами, а порой и напролом, стремясь избегать человеческих дорог, ведущих от селения к селению. Я миновал земли Дальнего Племени даков, обойдя их с юга. Мне не хотелось встреч со старыми знакомыми, бессмысленных объяснений, ненужных прощаний.
Теперь, когда Волчий Дол остался далеко позади, а даки стали лишь частью моей неверной памяти, мне было легко и спокойно. Я чувствовал правильность своего решения уйти от волков. Я потратил на них почти год своей жизни, дав Мечу Орну вдоволь напиться крови врагов и хлебнуть славы.
Ни угрызения совести, ни грустные воспоминания не мучили меня. Казалось, я могу вот так провести всю жизнь, просто идя по лесу. И ничего иного не надо мне, кроме пения птиц и шума ветра в листве деревьев. Я продолжал свой путь днем и ночью, а потом время от времени заваливался под какую-нибудь кочку и отсыпался не менее суток.
Пищу я добывал без особого труда, летом лес изобилует самой разнообразной едой для всех, кто не поленится ее подобрать. Мыши и прочие грызуны, выпавшие из гнезд птенцы и замешкавшиеся глухари часто избавляли меня от необходимости искать пропитание. В крайнем случае, обратившись в волка, я охотился на хорьков или зайцев. На такой пище волк легко может прожить все лето. Если к этому добавить лесные ягоды и воду из ручьев, то можно считать, что лес, как добродушный хозяин, потчевал меня всеми яствами, какие имеются в его закромах.
На закате одного из самых теплых дней я шел по лесу, уже усталый и голодный, но зато в самом замечательном расположении духа, и обдумывал, чего мне хочется больше: есть или спать. Волчья тропа, меченная местными хищниками, вела меня навстречу закату. Я уже начал посматривать по сторонам в поиске места для ночевки, когда земля неожиданно покачнулась подо мной. Я неловко взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, но не успел понять, что происходит, как твердь разверзлась под моими ногами и я свалился в темную и сырую расщелину.
Упал я самым неудачным образом, едва не сломав шею, отбив себе спину и разбив в кровь затылок. Я едва не потерял сознание от удара и, с трудом поднявшись, огляделся.
Яма эта, похоже, не была разломом в земле. Ее вырыли специально, а не заметил я ее потому, что сверху она была прикрыта ветками. Отвесные стены поднимались со всех сторон, дно было засыпано камнями, из-за чего я и получил столько ушибов. Среди этих камней я нашел несколько искореженных звериных и человеческих останков.
Только я успел оглядеться, как послышался шум ломаемых веток. Судя по запаху, к яме приближался кабан, я успел пожелать ему того же, что случилось со мной. И в тот же миг дикая свинья свалилась в яму с пронзительным хрюканьем. Реакция оборотня на дичь чаще всего заключается в перевоплощении. Сейчас эта реакция отличалась лишь тем, что это был весьма голодный оборотень. Я позабавился этой охотой, оказавшейся настолько короткой, насколько мала была яма. Почувствовав себя наконец сытым, я спокойно заснул, отложив свое спасение из ямы на следующий день.
Проснулся я от мерного стука, подобного барабанной дроби. Первое, что пришло на ум, — Ниты, люди ночи, о которых упоминали волки из Дальнего Племени. К тому же как раз была глубокая ночь…
Слух мой напрягся и различил приближающиеся шаги нескольких десятков человек. Шли именно люди, а не звери, и дробный звук приближался вместе с ними. Ни их шаги, ни дробь барабанов не вызвали у меня желания показаться им и воззвать к их помощи. Я достал Меч и вжался в стену ямы в надежде, что приближающиеся люди не увидят меня в темноте. Тогда я еще не знал, что Ниты видят в темноте, как дикие звери.
Они собрались вокруг ямы, барабанная дробь усилилась, к ней прибавился скулеж и тихие подвывания, совсем не похожие на человеческие.
Сначала мне показалось, что они спускают в яму бревно. Если они хотели помочь мне выбраться, то скинуть веревку или хотя бы длинную ветку было проще и безопаснее. Я остался стоять у стены, решив позволить этим дикарям делать то, что они считали нужным. Тем более что на бревне я разглядел что-то, напоминающее вырубленные ступени. Вскоре я понял, что на стволе дерева высечено изображение человекоподобного существа с вылупленными глазами, огромным ртом и гипертрофированными половыми органами.
Мои размышления и созерцание идола были прерваны ударившимся возле моей головы камнем. Я уклонился и удивленно посмотрел наверх. Тут же в меня полетели еще несколько камней.
Я растерялся, не зная, что делать. Ниты пытались оттеснить меня камнями к идолу, когда же я подошел к нему, в меня полетели стрелы, те самые, с кремниевыми наконечниками, которые я так низко оценил когда-то. Я пытался укрыться от камней, мечась по яме в бессильной ярости. Уже два раза я получил серьезные удары: один угодил мне в бедро, другой в левую ключицу и отдался в старой ране дикой болью. Такой удар, попади он в голову, пожалуй, может лишить меня сознания. Ниты, столпившиеся на краю ямы, оставались для меня недоступными. Нужно было предпринять что-то кардинальное и очень быстро. Я выхватил Меч и начал рубить бревно с высеченным идолом. Пожалуй, в любое другое время я ни за что бы так не поступил, так как питаю глубокое уважение ко всем верованиям. Но сейчас мне просто не пришло в голову ничего иного.
При первом же ударе дикари взвыли, камни и стрелы перестали сыпаться.
Я начал карабкаться по бревну. Обстрел тут же возобновился, и я свалился обратно в яму. Тогда, вконец разъярившись, я вновь начал отчаянно рубить идола. Дикари выли и стенали. Я вновь полез наверх, но камни больше не летели. Среди дикарей произошло какое-то движение, похоже, они отходили от краев ямы. Неужели мне удалось так напугать их?
Когда я почти достиг края ямы, я понял, что дикарей напугал не я. Бревно, по которому я выбирался наружу, вдруг издало протяжный стон и содрогнулось, я едва снова не упал в яму. В ужасе я сделал последний рывок вверх и выпрыгнул на землю.
Дикари завыли и бросились ко мне. Но я уже успел выбраться и кинулся бежать, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлеставшие меня ветки. Мне пришлось оставаться в облике человека, потому что Меч был у меня в руке и на ходу я не смог бы закрепить его на спине.
В шуме погони я расслышал странный звук, отличающийся от тех, что могли издавать эти дикие люди. Кто-то огромный ломился сквозь лес позади меня, кто-то, вызывающий у меня священный ужас. От каждого его шага по земле пробегала судорога, он двигался, незримый мне, он охотился на меня. Мне хотелось упасть на землю и, закрыв голову руками, мгновенно умереть, чтобы никогда не встретиться с преследователем. Я бежал, захлебываясь ужасом, потеряв самообладание, как любой волк, попавший в гон.
Не помню, как долго бежал я по лесу, словно ополоумевший. Думаю, что свалился без сил на исходе следующего дня и, наверное, потерял сознание. Окончательно очнулся я лишь под утро, настороженно огляделся и принюхался, но не обнаружил преследователя. То ли мне удалось убежать, то ли он сам отстал и потерял ко мне интерес. Я осторожно поднялся и, несмотря на голод, пустился в путь, не тратя времени на поиски пищи. Страх, так и не отступивший, снова заставил меня бежать. Я не слышал и не видел никого вокруг. И мой хваленый нюх подводил меня. Я не чуял преследователя, не улавливал его запаха.
Я просто предчувствовал его, словно неотвратимое бедствие. И от этого ощущения шерсть дыбом вставала на загривке.
Это было чувство страха, которое испытывает любое преследуемое животное. Страшное чувство — лучше открытый бой с превосходящим силой противником, чем слабый преследователь с копьем, коварно скрывающийся среди деревьев. Я знаю это чувство, равно как и свист воздуха, рассекаемого копьем, и пронзительную, раздирающую боль в спине. Потом животное, собрав остатки сил, раненое, бросается на своего убийцу. Охотник, оставшийся без копья, обманывает зверя своей кажущейся безоружностью. Волк прыгает и напарывается грудью на внезапно подставленный короткий меч. Лезвие вспарывает густую шерсть и с хрустом входит в тело волка. И тогда останутся в осиротевшем логове беззащитные волчата и будут скулить, безнадежно призывая любимого родителя. Они прижмутся спинами и от страха попрячут свои маленькие мордочки в шерсти друг друга. Печальный конец.
Мне необходимо было избавиться от неизвестного преследователя. Я притаивался, в надежде застать его. Я путал следы и по кругу возвращался назад, я вынюхивал его, но все бесполезно. Если это странное чувство не было результатом моих расстроенных нервов, то тот, кто следовал за мной, был очень хитрым и необычным созданием.
Спустя несколько дней я вновь приблизился к Великой Реке. Лес, предположительно, должен был кончиться меньше, чем через неделю. Я хотел знать заранее, что за места ждут меня по ту сторону Бескрайнего леса, и надеялся разузнать это в каком-нибудь селении.
В удачное время я вышел к людям. Стояли дни летнего солнцеворота, на жертвоприношения у священной рощи собирался народ со всей округи. Было много жителей дальних селений, среди них я надеялся затеряться.
Еще засветло юноши начали разводить костры. Девушки хихикали в сторонке, пытаясь привлечь внимание парней, собирали цветы для венков, пели песни, но когда появилась процессия жрецов, разбежались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58