Острое лезвие сделало остальное.
Глава 67
Этот день походил на любой другой день в Городе Мертвых. Как всегда, солнечные лучи чертили узоры света и тени на могилах. Как всегда, Каир присутствовал здесь всего лишь гулом транспорта. Мертвые были мертвы, как обычно, живые занимались своими делами. Здесь находились лишь те, кому это было нужно: покойники — потому что были покойниками, нищие — потому что были нищими. Все как всегда.
Том Холли слишком много раз бывал здесь раньше, чтобы ему это казалось чем-то странным. Он шел по узкой улочке к северу от Хандак-Марван. В паре ярдов от него две тощие собаки дрались из-за обрезка мяса. Из двери склепа Оттомана широкими, завороженными глазами на него смотрел ребенок. С соседней улицы доносился пронзительный женский голос. С неба безостановочно падал густой снег.
К юго-востоку от Каира между городом и холмами Мукаттам примерно на две мили раскинулись два больших кладбищенских комплекса. Более крупное кладбище, Карафа-эль-Кубра, протянулось к югу от самой Цитадели до границы города. Это был маленький город, похожий на все другие города, с улицами, домами, магазинами, кафе, водопроводом и даже электричеством. Единственное отличие состояло в том, что здания были не жилищами людей, а могилами для мертвых.
Это место вовсе не мрачное, подумал Том. На веревках, протянутых от одного мавзолея к другому, женщины развешивали белье для просушки; задубевшее от мороза, оно казалось вырезанным из картона. Играющие дети наполняли длинные, прямые улицы криками и смехом, в кафе сидели мужчины, попивая кофе и покуривая. Но трудно было забыть о том, что за этой или той стеной, под этим полом, с другой стороны от той двери, лежат груды гниющих костей. По ночам улицы наполнялись тенями. Тенями и мыслями о тенях.
Дом, который искал Том, был маленькой куббой, сводчатым склепом Сиди Идриса эль-Фази, марокканского святого, который в конце восемнадцатого века основал в Каире орден мистиков-суфиев. Его наследник, шейх Ибрагим Ибн Фадл Аллах, в настоящее время возглавлял Идриссийский орден. Главный центр братства находился в Эль-Джамалие, но шейх предпочел жить здесь, в склепе своего предшественника, бок о бок с останками своего отца, деда и более дальних предков. Вечером каждого четверга машина увозила его в город, где он вел занятия в хадре, согласно обычаям, установленным Сиди Идрисом. Раз в году дервиши со всего Египта собирались в Карафе, чтобы отпраздновать мулид — годовщину рождения основателя ордена. Сейчас ордена были запрещены, их обряды объявлены вне закона, отправление ритуалов преследовалось. Новый режим разрешал только самые ортодоксальные формы ислама.
Когда Том нашел шейха Ибрагима в крохотной выбеленной комнате, тот сидел на маленькой циновке, скрестив ноги, и читал книгу суфийских поучений. Том долго стоял в дверях, ожидая, когда шейх заметит его.
Наконец Шейх Ибрагим поднял глаза, его взгляд встретился со взглядом Тома, и он закрыл книгу.
— Я ждал вас, — произнес он.
— Прошу прощения, — сказал Том. — У меня не было выбора. Я должен был прийти.
— Садитесь. Я попрошу Фуада принести кофе.
На зов шейха через несколько секунд появился мальчик лет четырнадцати, подвижный, с гладким, чистым лицом, похожим на лицо девушки. Шейх велел ему приготовить кофе. Мальчик поклонился и вышел из комнаты, улыбнувшись Тому.
Том сел лицом к шейху Ибрагиму, прислонившись спиной к стене. Муршид молчал, разглядывая лицо посетителя. На нем был обычный наряд дервиша — шерстяное платье, чалма, длинные четки вокруг шеи. Другие четки он держал в руке, пальцами медленно перебирая бусины. На стене за его спиной на двух стальных крючках висели гигантские четки. Рядом с ними были развешены религиозные тексты в рамках, стихи из Корана. В нескольких неглубоких нишах лежали книги. Воздух был пропитан благовониями, а парафиновый обогреватель в углу делал его невыносимо спертым. Тому было трудно дышать. Масляная лампа почти не давала света.
— Я пришел один, — сказал Том.
— Но есть Аллах. «Он ближе к тебе, чем нить твоей жизни».
Том кивнул. Он помнил много подобных встреч. Когда-то он приходило сюда в поисках мудрости. Сегодня он пришел в поисках кое-чего другого. «Пора оставить мудрость мудрецам» — подумал он.
— Значит, я пришел с Аллахом.
— Я надеюсь, что вы пришли с Аллахом.
Дверь отворилась, и вошел мальчик, держа поднос с двумя чашками и медным кофейником. Он был одет в одну лишь полосатую джалабийю, но его волосы были аккуратно подстрижены и умащены. Когда он улыбнулся, Том заметил, что у него великолепные зубы, похожие на маленькие белые жемчужины. Его глаза с длинными и шелковистыми ресницами были как оливки. Разлив кофе по чашкам, мальчик поклонился и вышел. Том смотрел, как закрылась дверь, затем повернулся к шейху.
— Вы нашли что-нибудь? — спросил он.
Шейх кивнул.
— Мне очень жаль, — сказал Том. — Яне хотел впутывать вас в это дело.
— Почему вы решили, что вам нужно извиняться?
— Я просил вас помочь. Задавать вопросы. Узнать все, что сможете.
Шейх покачал головой:
— Я когда-то был его учителем. Так же, как какое-то время был вашим учителем, и частично ответствен за то, кем он стал. Если бы я был лучшим пастырем, возможно, он избрал бы другой путь.
— Эль-Куртуби все равно стал бы тем, кто он есть.
Шейх Ибрагим нахмурился. Не отвечая, он поднял чашку кофе с кардамоном. «Бисмилла», — пробормотал он, прежде чем сделать первый глоток.
Шейх рассматривал своего гостя, как будто взвешивал его на невидимых весах.
— Что вы видите? — спросил он.
— Вас. Эту комнату.
Шейх покачал головой.
— Это неверно, — сказал он. — Вы ничего не видите. Вы думаете, что видите это, но то, что вы видите, — просто иллюзия. Ибн эль-Араби говорит: «Фа аль-алам мутавахам, ма лаху вуджуд хакики». Мир — не что иное, как иллюзия. Он не существует на самом деле, это не так... Вы сами — не более чем воображение. И все, что вы видите, — воображение. Все вещи — всего лишь воображение воображения.
Метафизическое мышление Тома не поднималось до таких высот.
— Разве Ибн эль-Араби не говорил также, что мир создан Аллахом? Что его реальность отлична от реальности Аллаха?
— Существует предание, — ответил шейх. — «Все люди спят. Они проснутся только тогда, когда умрут». — Он оглядел полутемную комнату. — Вы говорили, что видите эту комнату? Что вы увидите, если сможете заглянуть за нее, за эти стены?
— Кости ваших предков.
Шейх улыбнулся, как будто услышал шутку.
— Это тоже неверно, — сказал он. — То, что вы видите, — это цепочка инициации, связывающая мня с Пророком. А Пророка — со Святым Духом. А Святого Духа — с Аллахом. Но что вы скажете, если я признаюсь вам, что, невзирая на все это, невзирая на власть, данную мне Аллахом, я все же боюсь этого человека?
— Я скажу, что удивлен.
Шейх нахмурился и осторожно поставил свою чашку на грубый каменный пол.
— Вы удивились, потому что спите, потому что все, что вы видите, слышите и ощущаете, — это сон. В этом и состоит наше предназначение — будить людей до того, как они умрут. И несмотря на это, я боюсь. — Он немного помолчал. — Вы знаете, кто он такой и что он такое.
Том смотрел, как пальцы шейха перебирают маленькие бусины; они негромко щелкали одна о другую.
Том потряс головой. Ему было трудно найти смысл в словах шейха. Духота, тени и запах парафина, смешивающийся с благовониями, одурманивали его.
— Что вам удалось узнать? — спросил он наконец.
Шейх вздохнул:
— Завтра он планирует начать кампанию террора по всей Европе. То, что происходило раньше, не более чем подготовка, демонстрация того, на что он способен. Все его люди на местах.
— Вам известна его цель?
Шейх Ибрагим покачал головой:
— Только то, что в число его объектов входят церкви и синагоги.
Во взгляде Тома было отчаяние.
— Мне нужно больше информации! Мы должны остановить его!
Шейх кивнул:
— Я согласен. Но мой осведомитель и так подвергается страшному риску.
— Понимаю. Но на карту поставлены сотни жизней. Нам нужно знать больше.
Шейх колебался. Не то что бы он боялся открыть то, что узнал. Но он провел всю жизнь, размышляя о связи знания и поступков.
— Если я скажу вам то, что знаю, это заставит вас совершить то, чего вы хотели избежать.
— Ничего не поделаешь. Дело зашло слишком далеко.
— Да, — прошептал шейх. — Чересчур далеко. — Он с печалью поглядел на старого друга. — Ну хорошо. Что вам известно о планах провести экуменическую конференцию в Иерусалиме в начале года?
Том пожал плечами:
— То, что знают все. Там будет присутствовать Папа и другие религиозные лидеры.
— Верно. Главы Греческой и Коптской церквей. Сирийские и армянские христианские епископы. Мусульмане. Евреи. Друзы. Они проведут конференцию, делегаты произнесут замечательные речи о братстве и гармонии, зачитают цитаты из своих Святых Книг и вознесут молитвы о всеобщем мире. А когда все кончится, они вернутся в свои церкви, мечети и синагоги, если только ничего не случится. Все предсказуемо от начала до конца.
Он заметил, что Том поднял брови.
— Вы считаете меня циником? Возможно, вы правы. Но вы увидите, что я окажусь прав. Теологи и иерархи никогда не были искренне заинтересованы в подлинном единстве. Они обманываются. Однако конференция тут ни при чем. Она — не более чем демонстрация. Папа прекрасно знает, что такие собрания — потеря времени; но он все еще верит в возможность диалога.
Шейх замолчал. Он подходил к сути. Сказанного будет уже не вернуть.
— После этой конференции состоится еще одна встреча. Публика ничего о ней не узнает. Она будет проведена тайно, без прессы, без телевизионных камер. Папа лично пригласил на нее группу избранных политиков, в том числе Гольдберга — президента Израиля, а также его министра внутренних дел.
— Рабиновича? «Ястреба»?
Шейх Ибрагим кивнул:
— В этом и состоит одна из причин секретности. Он впервые сядет за стол с представителями противной стороны. Там также будут присутствовать новый председатель ООП Бутрос эль-Хаммади. Сайд Хусейн Адель-шахи, иранский министр иностранных дел. Сирийский представитель в ООН. Роббинс из Соединенных Штатов. И еще пара человек.
Том присвистнул:
— Вы уверены, что вашему источнику это не приснилось?
Шейх покачал головой:
— Я знал об этом довольно давно. Эта встреча — результат тайной дипломатии, которая началась после окончательного срыва мирных переговоров по Ближнему Востоку. Но я только сейчас узнал, что планирует эль-Куртуби.
— Эль-Куртуби?
Том почувствовал озноб.
— Он собирается похитить Папу. Я не знаю, как и где, даже точно не знаю когда. Но он постарается, чтобы Папа не добрался до Иерусалима. Без него мирные переговоры окончатся провалом. И вместо них начнется европейская террористическая кампания эль-Куртуби.
Он помолчал.
— Это все, что я знаю, — сказал шейх. — За исключением одной вещи.
Порывшись в складках одежды, он вытащил сложенный листок бумаги и протянул его Тому. Тот развернул листок и медленно прочел. Это был список имен. Имен людей, которые присутствовали на встрече в доме сэра Лайонела Бейли. И имена других, которые в тот день находились в Европе. Люди, посещавшие совещания в Александрии. Когда Том наконец поднял глаза, на его лице было написано изумление.
— Ради Бога, скажите, как вы это достали? — спросил он. Он узнал приблизительно половину имен и сразу же понял ценность документа, который попал к нему. Ценность и опасность.
— Ваш друг мистер Хант задавал много вопросов в Александрии и слегка расшевелил это болото. Этот список хранился у эль-Куртуби как своего рода страховка на случай, если ему понадобится вытащить кого-либо из своих людей из европейских тюрем. Эль-Куртуби очень не хотел, чтобы этот список попал в руки Ханта. Мой человек узнал о нем, нашел его и похитил. Вы можете использовать его в качестве доказательства.
— Да, — кивнул Том. Он узнал почерк: это была рука Перси Хэвиленда. — Если мне удастся вернуться с ним в Англию.
— А будет иметь значение, вернетесь вы или нет?
— Значение?
— Для всего мира. Для людских страданий.
— Да, — ответил Том. — Думаю, да. Мы можем спасти много жизней.
— Значит, вы, как и я, думаете, что ничто не предначертано?
— Ничего такого, чего нельзя было бы стереть.
— Я надеюсь на это, — прошептал шейх. — Надеюсь, что вы правы.
Снаружи, приглушенный снегопадом, в серой, нескончаемой мгле раздавался голос муэдзина, звенящий среди могил.
Глава 68
Даунинг-Стрит, Лондон, 9.05
— Рад видеть вас, Перси.
— Спасибо, премьер-министр. Я тоже рад видеть вас в добром здравии.
— Садитесь, пожалуйста.
Вежливость королей. Перси Хэвиленд взглянул на премьер-министра и решил — уже не в первый раз, — что этот человек не из числа королей. Совсем не аристократ. Всего лишь несносный маленький наглец, сумевший пробиться на самый верх главным образом благодаря тому, что лизал то, к чему другие языки даже не мыслили прикоснуться.
У маленького наглеца были кое-какие деньги, куча пробивных приятелей и известное нахальство деревенщины. Ему бы в цирке выступать, а не в парламенте. Как Хэвиленд презирал его: его плохо подстриженные усы, его «трудовые мозоли», его не вполне плебейское, но и не благородное происхождение, его фарисейство, его любовь к Пуччини и пристрастие к молочному шоколаду, его придурковатую наивность, панибратское похлопывание по спине. «Спасибо, Перси. Отличная работа, Перси. Прекрасно, Перси».
— Спасибо, господин премьер-министр, — кисло улыбнулся Перси. Они находились в личном кабинете премьер-министра, вдали от секретарей, младших секретарей и гнусных служащих, таскающих хорошо заваренный чай. С недавних пор стали даже предлагать кофе после полудня, и Перси недоумевал, когда кончится это безобразие.
— Господин премьер-министр, вы получили шоколад, который я вам посылал?
— Шоколад? Ах да. Да, конечно. Получил на той неделе. Спасибо огромное. На нем был такой милый бантик. Просто чудесный.
— Но сам шоколад вам понравился? Я могу прислать вам еще, вы только скажите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54