Тишина исчезла, их крики разносились по городу как вопли кружащихся чаек. Он стремительно вошел в нее, и они снова закричали. Она старалась чувствовать его ритм, впуская его в себя. Его рука прошла по ее груди, она подняла ноги и положила их ему на спину.
И все окончилось в тишине, как и начиналось, после того как ее последний крик сотряс воздух. Он лежал поперек нее, закрыв глаза и спрятав лицо в ее спутанных волосах. Они не знали, сколько времени так пролежали, то удивленно глядя друг на друга, то закрывая глаза и медленно возвращаясь в реальность.
Она следила за ними сперва издалека, затем, когда поняла, что ее не замечают, подошла ближе. Это была не первая парочка, на ее глазах совокупляющаяся на улице, но она по-прежнему не понимала смысла этих действий. Иногда они точно так же вопили, а иногда молчали с начала и до конца. Однажды она видела одновременно тридцать или больше пар голых людей, смеющихся и кричащих, которые в темноте, спотыкаясь, гонялись друг за другом. Ей это не понравилось: их грубые голоса и дикие взгляды пугали ее. Но тихие пары, поглощенные собой, и притягивали ее, и отталкивали.
Она подумала: откуда пришли эти двое? Она не видела их раньше, они не были друзьями ее матери или отца и вообще не жили по соседству. Правда, это не важно. Откуда бы они ни взялись, болезнь доберется до них, и они умрут, как и все прочие.
Она уселась на ступеньку и стала ждать. В конце концов, приятно встретить людей, с которыми можно поговорить.
Глава 53
Ее звали Фадва. Ей исполнилось девять лет, три месяца и пять дней, но вела она себя так, как будто была в три раза старше. Когда они заговорили с ней, она сказала, что имя ее матери Самира, а отца — Набиль и что у нее три брата — Сами, Рашид и Халиль — и сестра, Фаузийя, и много тетей, дядей и кузенов.
Айше с жалостью глядела на девочку. Признаков болезни у нее не было, но она была тощей, грязной и запущенной. Наверно, она не мылась и не меняла одежду больше месяца.
— Где твои мама и папа? — спросила Айше. Она по-прежнему стеснялась говорить с ребенком, который только что видел, как они с Майклом занимаются любовью, но относился ко всей этой процедуре с полным о отсутствием интереса — даже со скукой. Айше решила, что девочка видит это уже не в первый раз, и содрогнулась при мысли, насколько быстро они с Майклом попали под влияние этого ужасного места.
— Если хотите, я отведу вас к ним, — предложила Фадва.
Айше прикусила губу. Могут ли тут еще остаться живые люди?
Майкл был гораздо больше смущен тем, что за ними подсматривали. Ему казалось, что серьезное лицо девочки и ее тусклые глаза полны упрека. Он осторожно подошел к ней и наклонился. Она была всего лишь крохотным беспризорным ребенком, но рядом с ней он чувствовал себя странно уязвимым. Девочка посмотрела на него без всякого любопытства; он не мог понять выражения ее глаз. Они были большими и черными и напоминали ему глаза девушки в поезде.
— Они далеко? — спросил он.
Фадва покачала головой.
— Дело в том, что у нас рядом больной друг и мы боимся заблудиться и потерять его, если уйдем слишком далеко. Мы не знаем эту часть города.
Фадва серьезно кивнула. Она много знала о больных людях, и о заблудившихся тоже: она сама поначалу блуждала здесь, когда все вокруг стали умирать, и ее посылали из одного места в другое — что-то передать, найти еду, принести сведения о тех, кто еще жив и кто уже умер.
— Откуда вы пришли? — спросила она.
— Снаружи, — ответил Майкл. — Из-за стен.
— А там хорошо?
— Да, — солгал он. — Очень хорошо. Ты там не бывала?
Она покачала головой.
— Только недолго, — сказала она. — Когда я была маленькой, мы ездили туда в машине, в большой машине. Я помню, она была красной и пахла медом. Она принадлежала одному из друзей моего папы. — Она помолчала. На ее лице появилась тревога. — Отсюда увезли все машины и автобусы, — добавила она.
— Зачем?
— Не знаю. Пришли люди. Полицейские. У них была смешная одежда. Они сказали, что нам машины больше не понадобятся. И они были правы, потому что больные люди не могут водить машины.
Она вдруг замолчала и на какое-то мгновение стала тем, кем и должна была быть — маленькой девочкой, заблудившейся и насмерть перепуганной. Затем, найдя в себе силы, которых лишены многие взрослые люди, она подняла голову.
— Сперва мы пойдем к вашему другу, — сказала она. — Тогда я буду знать, где он находится, и смогу снова привести вас к нему.
В нескольких дюймах от ног Фадвы пробежала длинная крыса. Девочка даже не поморщилась.
Айше опустила глаза и увидела, что Фадва носит мужские ботинки, в несколько раз больше ее размера.
— Янабила их тряпками, — объяснила девочка. — Они не очень удобные.
И, слегка прихрамывая, она зашагала рядом с ними, как маленькая женщина.
Бутрос по-прежнему был в полусне. Лихорадка слегка отпустила его, но боль не уменьшилась. Они немного посидели рядом с ним, рассказав ему свой план. Они найдут родителей Фадвы, возможно, других выживших и обсудят возможность выбраться отсюда. Если им попадется аптека, то там могут оказаться запасы лекарств, и они принесут их ему. Кроме того, они были уверены, что Фадва знает, как здесь найти пищу.
Затем они, следуя за Фадвой, углубились в это мрачное гетто. Они шли по узким вонючим проулкам, заваленным гнилью. В воздухе носился сладковатый и тошнотворный трупный запах. Они прижимали ко рту платки, но Фадва шла так, как будто в этой атмосфере не было ничего необычного. В некоторых местах вонь становилась почти непереносимой.
В какой-то момент Фадва подошла к Айше и, не поднимая глаз, взяла ее за руку. Несмотря на самообладание девочки и привычку, она жила среди кошмара.
Внезапно она остановилась.
— Вот мой дом, — сказала она.
Запах здесь был особенно силен. Айше и Майкл обменялись взглядами. Дом был большой, многоквартирный. Наружные стены были в темных потеках мочи. На штукатурке еще осталось несколько сине-белых изразцовых плиток, потрескавшихся и грязных.
Они поднялись по узкой темной лестнице. Очень немного света проникало сквозь покрытые грязью окна. На одной площадке лежал труп собаки, разорванный и изгрызенный крысами. Фадва даже не взглянула на него. Она не сказала им, что когда-то это была ее собака и у нее была кличка.
Дверь в квартиру была полуоткрыта. Фадва вошла внутрь, и они неохотно последовали за ней. Здесь вон была еще сильнее.
Фадва извинилась за то, что темно.
— Нет электричества, — сказала она. — Раньше оно было, но его выключили тогда же, когда забрали машины.
Она разыскала огарок свечи и спичечный коробок и при свете огарка повела их в гостиную. Затхлое помещение все было покрыто толстым слоем пыли. На грязном полу валялось множество пустых консервных банок и немытых тарелок. На низком столике тускло блестела куча старых бутылок из-под кока-колы. Из угла на них смотрел разбитый телевизор с согнутой и перекрученной антенной. На нем сидела кукла с оторванной рукой в грязном красном платьице, как идол в храме нищеты. Бесчисленные пауки опутали всю комнату своими ловчими сетями.
— Хотите есть? — спросила Фадва.
Майкл открыл рот, чтобы отказаться, — сама мысль о еде вызывала тошноту, — но Айше опередила его.
— Я схожу с Фадвой на кухню, — сказала она. — Мы приготовим что-нибудь вкусненькое. — Она многозначительно взглянула на Майкла. — А ты тут осмотрись.
Фадва нашла еще один огарок и зажгла его для Майкла. Держа Айше за руку, девочка повела ее в другую комнату. Майкл на несколько секунд задержался в гостиной, затем вышел в коридор.
В кухне царило еще большее запустение, чем в гостиной. На полу валялись кастрюли и сковородки, рассыпанная еда, фаянсовые осколки. На стенах толстым слоем осела грязь. Были видны следы потушенного пожара.
Айше повернулась к Фадве. Губы девочки дрожали. В ее глазах стояли слезы.
— Я... я пыталась наводить порядок, — произнесла она дрожащим голосом. — Сначала, когда заболела мама, я убиралась, и... Фаузийя и Сами помогали мне. Затем... затем они тоже заболели. Они все лежали в кровати, и мне... никто не помогал. Никто не приходил... я была... одна.
Наконец ее прорвало. Она рыдала так отчаянно, что даже Айше, ожидавшая этого, была ошеломлена. Всхлипывания перешли в плач, плач — в истерические крики. Айше крепко обняла Фадву, чувствуя, что ей самой на глаза навертываются слезы. На мгновение она тоже стала маленькой девочкой, оплакивающей все, что она потеряла, все, что искала и никогда не нашла.
За ее спиной раздался звук. Айше обернулась. В дверях стоял Майкл. Ей никогда не забыть его взгляда — ужасного, затравленного взгляда, который сказал ей все. Он посмотрел на нее, на Фадву, затем отвернулся, и его вырвало.
Глава 54
Слезы настолько опустошили и ослабили Фадву, что она не сопротивлялась, когда они уводили ее. Недосыпание и непрекращающийся страх лишили ее последних сил. Было просто чудом, что зараза обошла ее стороной.
Сперва умерла ее мать, затем двое старших братьев — Рашид и Халиль, за ними отец, сестра и, наконец, младший брат. Она рассказала все это между всхлипываниями, больше не в силах закрывать глаза на реальность.
— Майкл, у тебя еще есть вакцина? Думаю, нужно сделать ей укол.
Они сами сделали себе прививку прошлой ночью.
Майкл покачал головой.
— У нее, видимо, чрезвычайно сильная иммунная система, — сказал он. — Есть риск, что вакцина может ослабить ее и даже вызвать ту самую инфекцию, с которой борется организм. У нас есть антибиотики. Ими и будем ее лечить, если у нее появятся признаки болезни.
Кажется, Айше он не убедил. Она росла в вере, что вакцины — это нечто вроде Святого Грааля, средство от всех болезней. Но она сжала руку Фадвы и улыбнулась ей.
— У нас есть лекарство, — сказала она. — Теперь ты можешь не бояться, если заболеешь.
Фадва не ответила. Она вывела их из лабиринта переулков на короткую торговую улицу. Магазины в какой-то момент — вероятно, в самом начале эпидемии — были разграблены, но кем — местными жителями или мухтасибами, было непонятно. В дальнем конце улицы они нашли маленькую аптеку. Она была обчищена еще основательнее. В куче пустых картонных коробок они нашли маленькую пачку морфия. Больше здесь ничего полезного не оказалось.
Фадва повела их в бакалею, расположенную через несколько домов. Бакалейщик погиб, защищая свой магазин. Он по-прежнему лежал здесь, раскинувшись на полу за высокой деревянной стойкой, — кости и высохшая плоть, скрепленные полосками рваной ткани. Фадва показала им огромный старый холодильник, набитый бутылками кока-колы. Они прихватили с собой несколько бутылок, сложив их в найденную тут же дешевую пластиковую сумку. Майкл положил в сумку еще несколько банок с бобами и чечевицей, стоявших на высокой полке, до которой Фадва не могла дотянуться.
На обратном пути они миновали маленькую площадь, окруженную высокими домами. С верхних этажей зданий к земле протянулись длинные белые полотнища. На них большими буквами были написаны стихи из Корана.
Местные жители поначалу приносили сюда мертвых, пытаясь сжигать их. В центре площади поднималось огромное пепелище, черная гора обугленного дерева и костей. В воздухе до сих пор витал слабый запах керосина, перемешанный с запахом горелого мяса.
Обогнув площадь по краю, они поспешно углубились в очередной лабиринт пустынных переулков. Фадва безошибочно находила дорогу. Только один раз на ее лице появилось выражение страха или опасений. Они как раз обогнули угол, пройдя мимо старой бани, построенной еще в середине девятнадцатого века, и увидела около соседнего дома большую решетку, закрывавшую вход в канализационную систему. Фадва, заметив отверстие, отшатнулась, затем поспешно прошла мимо, как будто ожидая, что отверстие откроется и проглотит ее. Через несколько минут они вышли на улицу, где провели ночь.
Когда они нашли Бутроса, он спал. Они осторожно сели рядом с ним, боясь разбудить его. Он метался в лихорадке и временами стонал. Наконец, неуклюже повернувшись во сне, он задел плечо и проснулся от боли.
У Майкла были шприцы, и они сделали ему укол большой дозы морфия. Скоро лекарство начало действовать.
Майкл открыл перочинным ножом консервы, и они поели бобов, кладя их в рот пальцами. Айше старалась не вспоминать о бакалейщике, чье тело лежало всего в нескольких футах от штабеля банок.
Пока они ели, Майкл рассказал Айше об эль-Ку-ртуби, повторив то, что поведал ему Григорий. Основные факты о его обращении, его последующие действия, создание «Ахль эль-Самта». И то, что говорил ему той же ночью Верхарн, и что он узнал из папок Пола.
— Думаю, Верхарн не может определить, находится ли эль-Куртуби в здравом уме или нет. Очевидно, сперва он удовлетворялся своим положением лидера «Ахль эль-Самта». Но через некоторое время даже это показалось ему недостаточным, слишком... ограниченным. У него появились другие идеи. Или же кто-то разглядел в нем скрытые возможности и вывел его на новую дорогу. Это пока неясно.
В 1989 году эль-Куртуби начал изучать свою собственную генеалогию. Он происходит из аристократической семьи из Кордовы. Потому-то он и взял себе арабское имя эль-Куртуби: Кордовец. Но его настоящее имя — Леопольдо Аларкон-и-Мендоса. Его предки родом из Гранады. Они заняли видное положение в начале семнадцатого века, а до этого были морисками, тайными мусульманами, которые внешне перешли в христианство после падения Гранады в 1492 году. Один из его предков возглавлял восстание морисков в 1569 году. Все это, конечно, постарались забыть, и к началу нашего века Аларкон-и-Мендоса были уважаемыми детьми Церкви. Из этой семьи вышло несколько епископов и кардиналов.
Майкл сделал паузу. Фадва, сидевшая с ним, медленно жевала, не понимая того, что он говорит. В ее мире все это не имело никакого значения.
— В 1989 году в руках эль-Куртуби оказался один документ. Это был пергамент, дошедший из тех времен, когда его семья еще хранила приверженность старой религии — религии, которая, случайно или по велению судьбы, стала его религией. Подобные документы называются «алхамиадо» — рукопись, написанная по-испански, но арабскими буквами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54