Поскольку его семья давно забыла арабский алфавит, они не могли расшифровать «алхамиадо», и он передавался из поколения в поколение всего лишь как любопытная древность. Для эль-Куртуби прочтение его не представляло трудностей.
Большинство дошедших до нас «алхамиадо» — всего лишь учебники исламского права, или жития Пророка, или комментарии к Корану — то, что может быть полезно для преследуемого меньшинства, живущего при Инквизиции и нуждающегося в наставлении. Но «алхамиадо» эль-Куртуби — документ совсем иного рода. Это было подробное описание его родословной.
Здесь интересно лишь следующее: эль-Куртуби обнаружил, что он — последний живой потомок умайядских халифов Испании. По его мнению, это обстоятельство делало его прямым наследником первых халифов, потомков своего Пророка.
Айше вздрогнула и рассеянно положила руку на голову Фадвы, гладя ее спутанные, грязные волосы и думая, какое значение все это может иметь для нее или для девочки.
— Пол считал, что эль-Куртуби был одержим проблемой отсутствия лидера в исламе. В 1985 году он написал брошюру «Хилаф эль-Хилафа», «Диспут о халифате». Именно тогда им заинтересовался мой брат. Эль-Куртуби утверждал, что уничтожение халифата Ататюрком в 1924 году стало самым большим ударом, нанесенным исламу за все время его существования. Из-за одного человека мусульмане во всем мире остались без вождя. И их нынешнее униженное положение восходит к этому предательству.
— Майкл, к чему ты клонишь? Мы окружены безумцами. Чем так выделялся эль-Куртуби?
— Разве ты не понимаешь? Он объявил себя новым халифом, правителем исламского мира по праву рождения. Если он получит достаточную поддержку, то станет связующим звеном фундаменталистского альянса от Ирака до Марокко.
— Только потому, что объявил себя халифом?
Майкл покачал головой:
— Нет, не только потому. Он должен предложить им что-то такое, чего не может предложить никто. И мой брат узнал, что именно. — Он помолчал.
Из города через мертвые развалины к ним приплыл слабый звук — такой тихий, что его можно было принять за стон, — звук адхана, призывающего на полуденную молитву.
— Он хочет повернуть историю вспять, — сказал Майкл. — Ты знаешь, что в исламском праве есть закон, который гласит: если какая-либо страна окажется под контролем ислама, то она должна навсегда остаться исламской территорией. Вот почему потеря Палестины была таким ударом. Эль-Куртуби хочет отомстить за создание Израиля. Компенсации. Честного обмена. Западные силы вогнали клин в арабский мир, и теперь мусульмане предъявят претензии на страну, которая когда-то принадлежала им, страну, отнятую у них силой. Плацдарм в Европе.
Он не дурак. Он знает, что не может требовать всей территории, которая когда-то была мусульманской Испанией. Это немыслимо. Но он намерен предъявить претензии на нынешнюю Андалузию, остатки последнего мусульманского государства, в которую входят провинции Альмерия, Кадис, Кордова, Гранада. Уэльва, Хаэн, Малага и Севилья. Тридцать три тысячи шестьсот семьдесят пять квадратных миль. Это почти в точности равно обшей площади Израиля.
Он еще не выдвигал своих требований. Прежде чем сделать это, он развяжет во всей Европе террористическую войну, которую назвал «Фатх эль-Андалус» — «Завоевание Андалузии». Верхарн убежден, что «Завоевание Андалузии» будет самой кровавой террористической кампанией в истории. Скоро покажется, что откупиться Андалузией — невысокая цена.
Айше долго молчала. Фадва молча сидела рядом с ней, удивленная этой взрослой игрой. Она ждала, что они умрут. Все в конце концов умирали. У нее ни на что и ни на кого не осталось надежд.
— Кто будет жить там? — наконец спросила Айше.
— Беженцы. Ты не понимаешь замыслов этого человека. В папках Пола я обнаружил все подробности. Это просто ужас. В Европе живет восемь или девять миллионов мусульман: североафриканцы во Франции, пакистанцы в Англии, турки в Германии и другие. Они уже стали мишенью расизма. Многие требуют их депортации. К тому времени, как волна взрывов и убийств, устроенных эль-Куртуби, подойдет к концу, их будут отовсюду гнать. Он этого ожидает. Ожидает и приветствует. Они будут первыми поселенцами халифата. Затем — палестинцы, у которых по-прежнему нет государства; их он тоже пригласит в свой халифат. Мусульмане из Индии, которые ощущают угрозу от индуистского большинства. Большие группы из государств, отделившихся от России. Эль-Куртуби наполнит ими свою новую Андалузию.
— А ее нынешние жители?
— А что случилось с палестинцами, когда пришли сионисты? — скажет он. Испания — большая страна, скажет он; у Европы и Католической церкви много денег, а мусульмане достаточно настрадались от своих притеснителей. Он предложит христианам право жить в качестве «ахль эль-дхимма»: защищенных народов, народов Книги. Под исламским правлением у них будет больше прав, чем у мусульман было под инквизицией.
— Никто не согласится.
— А он и не ждет согласия. Он хочет вершить мировую политику. Он хочет создать Царство Аллаха, и его не интересует, какую цену ему или другим людям придется заплатить за его создание.
Глава 55
— Как ваш друг был ранен?
Фадва встала на колени около Бутроса и помогла ему сесть прямо.
— В него стреляли. — Айше поднялась и подошла, чтобы помочь ей.
— Кто стрелял?
— Полиция.
Фадва встревоженно посмотрела на Айше.
— Они придут сюда? — спросила она.
— Полиция? Нет, вряд ли. Им здесь нечего делать.
Фадва кивнула с серьезным видом. Айше показалось, что она боится мухтасибов сильнее, чем чумы.
— Нам нужно вытащить нашего друга отсюда, — сказала Айше. — У него в плече пуля. Ее надо извлечь.
— Он умрет, если ее не извлечь?
Айше кивнула.
— Но он все равно заболеет и умрет.
— Нет, я же сказала тебе, что у нас есть лекарство. Послушай, Фадва, ты должна нам помочь. Мы должны выбраться из Булака. Должно быть, люди и раньше пытались убежать отсюда. Тебе никто не говорил, как это можно сделать?
Фадва покачала головой.
— Отсюда не выбраться, — сказала она. — С тех пор как построили стену.
Девочка казалась испуганной, как будто одно упоминание о бегстве привело ее в ужас.
— Фадва, что такое? Почему разговор о бегстве пугает тебя?
— Я говорю вам: вы не выберетесь отсюда. Никто не выберется. — Голос девочки был визгливым, и она не поднимала глаз на Айше.
Что-то в ее облике напомнило Айше тот момент, когда они проходили мимо бани и Фадва чего-то испугалась. Баня и канализационная решетка.
Конечно! Вот в чем дело. Путь на свободу лежал через канализацию. Она нагнулась и взяла Фадву за руку.
— Фадва, не бойся. Мы с Майклом здесь; мы защитим тебя. Тебе нечего бояться. Но мне нужно знать: пытался ли кто-нибудь выбраться через канализацию? С ними случилось что-то плохое? Ты поэтому боишься говорить?
Фадва пыталась вырваться, но Айше крепко держала ее за руку. Девочка опустила голову, отчаянно мотая ею из стороны в сторону.
Майкл поднялся и вышел наружу. Он бросил взгляд вдоль улицы, на пустые окна, подумав, что Том Холли ждет его в холодном кафе.
— Да, они пытались выбраться через канализацию, — прошептала Фадва. Айше пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. Казалось, что девочка говорит сама с собой, рассказывая себе о страхах, скопившихся в ее сердце. — Им говорили, чтобы они не ходили, что там, внизу, живут твари. Твари, которые ползают. Им говорили, что твари нападут на них, но они не послушались и пошли. И их там съели заживо.
Айше не улыбнулась. В словах девочки могло быть зерно правды.
— Их съели крысы? Ты это имеешь в виду?
Фадва энергично затрясла головой:
— Нет, не крысы. В канализации есть крысы, но они не едят живых людей — только мертвых. Я говорю о других тварях. Я не знаю, как они называются — такие гигантские ползающие твари.
— Неужели такая большая девочка, как ты, можешь верить в сказочных чудовищ?
— Они не сказочные. Они настоящие.
— Ты их видела?
Фадва задрожала и покачала головой.
— Кто тебе о них рассказывал?
— Папа. Он говорил, чтобы я не играла около решеток.
— И ты говоришь, что эти твари съедают людей, которые спускаются туда?
Фадва кивнула.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они никогда не возвращались.
— Может быть, им удалось выбраться наружу?
Фадва казалась ошеломленной, как будто такая возможность никогда не приходила ей в голову. В душе своей она не была ребенком. Для нее все кончалось смертью. Спасение, настоящее спасение не существовало в ее мире — ни во сне, ни наяву.
— Родная, — сказала Айше, — я не думаю, что в канализации водятся чудовища. Там живут крысы, но с ними мы справимся. Мы выберемся отсюда. Ты пойдешь с нами?
Фадва крепко зажмурилась и покачала головой.
— Фадва, мы не уйдем без тебя. Если ты не пойдешь с нами, то мы останемся. Нам придется остаться здесь. И тогда Бутрос умрет. А когда у нас кончится лекарство, мы с Майклом тоже умрем.
Фадва крепко зажала руками уши, по-прежнему тряся головой. Айше не хотела быть жестокой. Она потянулась к девочке, положив ладони на ее руки, и осторожно оторвала их от ее лица!
— Нет! — закричала Фадва. — Нет, я не пойду!
Она вскочила на ноги и, прежде чем Айше успела остановить ее, выбежала на улицу. Айше вскочила и кинулась за ней, но, добежав до двери, остановилась. Погоня принесла бы больше вреда, чем пользы.
Майкл ждал ее на улице.
— Она сказала тебе что-нибудь? — спросил он.
— Да. Были люди, которые уходили по канализации, но Фадва считает, что их съедали твари, живущие в трубах.
— Мы будем ее искать?
— Нет. Мы ее не найдем. Я уверена — она сама вернется.
— До сих пор она вполне неплохо обходились без нас.
— У нее не было выбора. Майкл, она всего лишь маленькая девочка — одинокая и испуганная. Поверь мне, она вернется.
Они медленно направились назад, не вспоминая о том, что вновь соединило их. Любовь была такой хрупкой, она не могла держаться на страсти, проснувшейся на холодной зимней улице.
— Как ты думаешь, ты сможешь найти вход в канализацию? — спросила Айше.
Майкл кивнул:
— Думаю, что да. Попробую.
— Постарайся. Найди другие отверстия. Но не уходи слишком далеко. Я посижу с Бутросом. Кто-то должен остаться здесь на случай, если Фадва вернется. Проверь, можно ли туда пролезть. А если найдешь в каком-нибудь магазине фонарики и компас, захвати их. И веревку тоже.
— Это все? — Майкл улыбнулся. Айше в первый раз после их встречи видела на его лице улыбку.
— Нет, — сказала она. — Мне бы не помешали духи и новое платье. — Она тоже пыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.
— Сделаю все, что смогу, — сказал Майкл, нагнулся и поцеловал ее. Когда она была далеко от него, он столько всего хотел ей сказать! Но сейчас, когда они снова были вместе, он не мог выдавить из себя ни слова.
* * *
Сначала нужно было удостовериться, что другого пути в город нет. Положившись на инстинкт и удачу, он шел по улицам, пока не уперся в высокую стену. За стеной он слышал голоса и звуки моторов, но она была слишком высокой, чтобы увидеть, что творится за ней. Тогда Майкл зашел в высокий дом, окнами выходящий на улицу.
Дверь на площадке третьего этажа была приоткрыта. Здесь ощущался все тот же сладковатый тошнотворный запах. Майкл вошел в квартиру, включив фонарик. Выбора не было: приходилось рискнуть и включить свет. Мысль о том, чтобы на ощупь бродить в непроглядном мраке, наполняла его ужасом. Он не мог бы этого сделать даже ради спасения жизни.
В воздухе, как крохотные звездочки, висели пылинки. На полу лежали бледные солнечные лучи, а задняя стена была испещрена крохотными рисунками. Взгляд Майкл упал на кровать — высокую кровать с ярко расшитыми покрывалами. Она была усеяна какими-то бледными, извивающимися личинками. Майкл с содроганием отвернулся.
Окно было заколочено досками. Майкл выключил фонарик и выглянул наружу через широкую щель между досками.
Улица под окном была полна солдат. Джипы и гусеничные машины тянулись мимо дома длинной вереницей, другие стояли через равные промежутки вдоль тротуаров. Взглянув в другую сторону, Майкл увидел ту же самую картину. Айше права — путь по земле закрыт. Судя по всему, ждать, когда им надоест и они решат снять охрану, бессмысленно.
Глава 56
Руки Нури Ваффака дрожали, когда он завязывал галстук. Его кабинет на десятом этаже башни Каирского радио— и телецентра был едва освещен. Окна кабинета выходили на реку, на южную часть острова Джезира и на трущобы Эль-Аджузы. В хороший бинокль он мог бы увидеть пирамиды, хотя никогда не пытался этого сделать. А сейчас, как он знал, было уже поздно. Но об этом, как и о чуме, лагерях и ежедневных казнях, нельзя упоминать в эфире.
Он уже много недель подряд ходил по лезвию бритвы. В качестве ведущего телевизионного диктора в Египте он представлял огромную ценность для нового режима, показывая пример молодым неопытным дикторам. Его хорошо знакомое лицо успокаивало людей, растерянных и напуганных, и поэтому его безжалостно эксплуатировали. Как там американцы называют подобных ему людей? «Анкермен»? Да, именно якорем он и был: якорем для попавшего в бурю корабля-государства.
Но за это приходилось платить. Изменения в официальной пропаганде бывали неожиданны, постоянно присутствовал риск совершить ошибку. На глазах Ваффака половина его коллег предстала перед трибуналом, и до него доходили слухи, что большинство из них расстреляны. Все женщины-дикторы были уволены в первый же день: на телеэкранах страны не должно появляться женских лиц, по радио не должны звучать женские голоса. «Подстрекательство к распутству и преступлениям» — так называл это новый министр информации.
Конечно, власти знали о нем все: о его любовницах, о его пьянстве, о пристрастии к кокаину. Из-за этого он и согласился работать с ними. Он верно служил им, и его оставляли в покое. Но с каждым днем становилось тяжелее, с каждым днем ложь и увертки давались ему все труднее. Он знал, что никто из слушателей не верит ни одному его слову, поэтому он старался слегка менять текст, надеясь, что начальство либо не заметит, либо предпочтет проигнорировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54