- Какой же ты жжжопа, Джордж, - сказал Билл довольно дружелюбно и убрал
на ночной столик часть своего гриппозного набора: пустой стакан, бутыль с
водой, книжки, пузырек специфического лекарства, запах которого Билл потом
всю жизнь будет связывать с астматическим дыханием и с сопливым носом. Там
было и старое радио, игравшее не Шопена и не Баха, а мелодию "Маленький
Ричард", только очень нежно, так нежно, что Маленький Ричард лишен был своей
неистовой силы. Их мать, изучавшая классическую музыку в Джуллиарде, не
признавала рок-н-ролл, она просто не выносила его.
- Я не жопа, - сказал Джордж, присев на край кровати Билла.
- Нет, жопа, - сказал Билл. - Ничего, кроме большой черной жопы, вот ты
кто.
Пытаясь представить себе ребенка в виде большой жопы на ногах, Джордж
начал хихикать.
- Ты жопа больше, чем Августа, - сказал Билл, тоже захихикав.
- А ты жопа больше, чем вся страна, - ответил Джордж. Мальчики
раззадорились.
Затем разговор перешел в шепот, понятный только маленьким мальчикам:
обсуждалось, кто самая большая жопа, у кого самая большая жопа, чья жопа
самая черная и т. п. Наконец, Билл произнес одно из запрещенных слов - он
обвинил Джорджа в том, что тот - большая черная ЗАСРАННАЯ жопа - и оба они
расхохотались. Смех Билла перешел в приступ кашля. Когда он стал задыхаться
от кашля (лицо его приобрело сливовый оттенок, испугавший Джорджа), пианино
снова замолкло. Оба мальчика посмотрели в сторону гостиной и услышали скрип
отодвигаемого от пианино стула, и торопливые шаги матери. Билл уткнулся ртом
в локтевой сгиб, пытаясь подавить кашель, и указал на бутыль с водой. Джордж
налил ему стакан воды, и Билл ее тотчас выпил.
Пианино снова заиграло - снова "к Элизе". Заика Билл никогда не забывал
этой пьесы и даже много лет спустя у него по спине и. по рукам бегали
мурашки и падало II сердце, когда он вспоминал: "Мама играла это в тот день,
когда умер Джордж".
- Ты больше не кашляешь, Билл?
- Нет.
Билл вытащил таблетку из коробочки с лекарствами, откашлялся, выплюнул
мокроту в марлечку, скрутил ее и бросил в корзинку для мусора, стоявшую у
кровати,
в которой уже было полно марлевых комочков. Затем он открыл коробочку с
парафином и положил кубик воска на ладонь. Джордж внимательно смотрел на
Билла, но молчал и никаких вопросов не задавал. Джордж знал: когда Билл
что-то делает, он не любит, чтобы с ним заговаривали, зато если будешь
держать рот на замке, Билл сам все объяснит.
Билл взял нож и отрезал маленький кусочек от кубика парафина. Он
положил кубик в миску, зажег спичку и положил ее поверх парафина. Оба
мальчика уставились на маленькое желтое пламя, а ветер на улице в это время
стучал дождем в окна дома.
- Нужно сделать кораблик водонепроницаемым, иначе он намокнет и
потонет, - сказал Билл. Говоря с Джорджем, он мало заикался, иногда вообще
не заикался. А вот в школе заикание было настолько сильным, что становилось
трудно говорить. Общение с одноклассниками прерывалось, и они отводили глаза
в сторону, а Билл сидел, стиснув руками края парты, и лицо у него
становилось красным под цвет волос, а глаза суживались в щелки, когда он
силился выдавить слово из своей заикающейся глотки. Иногда довольно часто -
это получалось. Но порой усилия оказывались тщетными. Когда ему было три
года, его сбило машиной и отбросило в сторону дома. Мама говорила, что тот
несчастный случай и вызвал заикание. Но Джорджу иногда казалось, что отец,
да и сам Билл не были в этом уверены.
Кусочек парафина в миске почти полностью растаял. Пламя спички
расползлось, стало синим в месте соприкосновения с картонной подпоркой, а
затем потухло. Билл опустил палец в жидкость и тут же, обжегшись, отдернул.
"Горячо" - сказал он. Через несколько секунд он снова окунул палец в жидкий
воск и начал размазывать его по сторонам кораблика; воск быстро высыхал,
приобретая молочный оттенок.
- Можно мне? - спросил Джордж.
- О'кей. Только не капни на одеяло, а то мама убьет тебя.
Джордж опустил палец в парафин - очень теплый, но не горячий - и начал
растирать его по другой стороне кораблика.
- Не клади так много, жопа! - сказал Билл. - Ты хочешь утопить его в
самом первом рейсе?
- Нет-нет.
- Тогда клади поменьше.
Джордж закончил другую сторону, подержал кораблик в руках. Он стал
чуть-чуть тяжелее, но не намного. - Холодно. Я пойду пущу его, - сказал
Джордж.
- Да, давай, - сказал Билл. Он вдруг устал - устал и выглядел не лучшим
образом.
- Жаль, что ты не можешь пойти, - сказал Джордж. Он действительно
жалел. Правда, Билл любил командовать, но у него всегда были здравые идеи и
он никогда не задавался. - Это ведь твой кораблик.
- Он твой. Мне тоже жалко, что я не могу пойти.
- Ну... - Джордж с корабликом в руках переминался с ноги на ногу.
- Надень дождевик, - сказал Билл, - а то подхватишь грипп, как я. А
можешь заразиться и от моих микробов.
- Спасибо Билл. А здоровский кораблик... - и он сделал то, что давно не
делал, и чего Билл никогда не забывал: он наклонился и поцеловал брата в
щеку.
- Теперь наверняка заразишься, жопа, - сказал Билл, но при этом был
очень доволен. Он улыбнулся Джорджу. - Отнеси все это назад, а то мама
расстроится.
- Конечно. - Джордж собрал весь материал для создания
водонепроницаемости и вышел из комнаты. Кораблик лежал на парафиновой
коробочке, коробочка - в миске.
- Джордж?..
Джордж обернулся и посмотрел на брата.
- Будь осторожен.
- Конечно. - Брови Джорджа удивленно поднялись. Так говорила мама, но
не брат, пусть даже старший. Это было так же необычно, как и то, что он
поцеловал Билла. - Конечно.
Он ушел. Больше Билл никогда не видел его.
Теперь Джордж был здесь, гоняясь за своим корабликом по левой стороне
Витчем-стрит. Он бежал быстро, но вода бежала быстрее, и его кораблик
вырвался вперед. Он услышал все более усиливающийся гул и увидел, что в
пятидесяти ярдах от холма вода из канавы стекает в еще открытый водосток.
Джордж заметил, что из водостока торчала сломанная ветка с темной и
блестящей, как у шкуры тюленя, корой. Кораблик на какое-то мгновение
задержался там, а затем соскользнул внутрь. Вот куда занесло его кораблик!
- Черт побери! - закричал Джордж в отчаянии.
Он побежал быстрее, еще надеясь поймать кораблик. Потом нога его
соскользнула, и он пошел враскорячку, ободрав колено и плача от боли.
Передвигаясь таким образом, он увидел, как его кораблик качнулся дважды, но
его в тот же миг подхватило потоком, и затем он исчез.
- Черт возьми! - снова закричал Джордж и ударил кулаком по мостовой.
Это причинило новую боль, и он снова заплакал. Так глупо потерять
кораблик! Он
поднялся и пошел к стоку. У края его он встал на колени, вперившись
глазами вовнутрь. Падая в темноту, вода издавала глухой звук. Это был
какой-то мистический звук. Он напоминал ему о... "Ух!" - этот звук вырвался
из него, как разжатая пружина, и он отшатнулся.
Там, внизу, были желтые глаза, глаза, которые он всегда себе
представлял, но никогда в действительности не видел -у себя дома, в подвале.
Это животное, подумал он бессвязно, какое-то животное, может быть, домашний
кот, который застрял там...
Все-таки он готов был бежать - бежать тотчас же, без оглядки, когда его
внутренний регулятор оправился от шока, произведенного сверкающими желтыми
глазами. Он почувствовал грубую поверхность щебенки и холодную воду
пальцами. Он уже видел, как встает и ретируется, и тогда какой-то голос -
совершенно разумный и довольно приятный голос - сказал ему оттуда: "Привет,
Джорджи".
Джордж заморгал и снова посмотрел вовнутрь. Он едва мог поверить тому,
что видит; это было похоже на какую-то выдумку или на кино, где животные
танцуют и разговаривают. Если бы он был на десять лет старше, он бы не
поверил в то, что видит, но ему было не шестнадцать, а всего шесть лет.
В канаве был клоун. Видно было неважно, но достаточно хорошо, чтобы
Джордж Денбро убедился в том, что он видит. Это был клоун, похожий на клоуна
в цирке или по телевизору. Он выглядел как нечто среднее между Бозо и
Кларабель, который (или которая? - он никогда не знал точно, он это или она)
гудел в рожок по утрам в крестильные субботы; только Боб Буффало мог понять
Кларабель, и это всегда задевало Джорджа. Лицо клоуна в канаве было белым, с
обеих сторон его плешивой головы торчали смешные клочья рыжих волос, а к
губам налипла клоунская гримаса. Живи Джордж позже, ему бы прежде всего
пришел в голову Рональд Макдональд, а вовсе не Бозо и Кларабель.
Клоун держал в одной руке связку разноцветных воздушных шаров - словно
разноцветные сочные плоды. А в другой руке - бумажный кораблик Джорджа.
- Хочешь свой кораблик, Джордж? - улыбнулся клоун.
Джордж улыбнулся в ответ. Он не мог не улыбнуться - улыбку клоуна
нельзя было оставить без ответа.
- Конечно, - сказал он.
Клоун засмеялся. - Конечно! Это хорошо. Это очень хорошо! А как насчет
шарика?
- Ну... конечно! - Джордж потянулся было, но затем нехотя убрал руку.
- Мне не разрешают ничего брать у чужих. Так сказал папа.
- Очень мудро с его стороны, - сказал, улыбаясь, клоун, устроившийся в
канаве.
"Как это я мог подумать, что у него желтые глаза?" - недоумевал Джордж.
Они были ясными, живыми, голубыми - как у мамы, как у Билла. - Это очень
мудро, конечно. Поэтому я хочу представиться. Джордж, я мистер Боб Грей,
известный также как Танцующий Клоун Пеннивайз. Пеннивайз, познакомься с
Джорджем Денбро. Джордж, познакомься с Пеннивайзом. Теперь мы знаем друг
друга. Я тебе не чужой, и ты мне не чужой. Правильно я говорю?
Джордж хихикнул. - Думаю, что да. - Он потянулся снова - и снова убрал
руку. - Как вы туда попали?
- Буря сдула меня, - сказал Танцующий клоун. - Она сдула весь цирк. Ты
чувствуешь запах цирка, Джордж?
Джордж весь подался вперед. Внезапно он почувствовал запах арахиса.
Горячие жареные арахисовые орешки! И уксус! Белая масса, которую вы кладете
на жареные ломтики картофеля через отверстие в крышке. Он мог почувствовать
запах сладкой ваты и жареных пончиков и слабый, но явственный запах
испражнений дикого животного. Он уловил запах свежих опилок. И еще...
И еще при всем при этом был запах потопа и гниющих листьев и мрачных
теней. Запах был сырой и затхлый. Запах подвала.
Но другие запахи были сильнее.
- Вы уверены, что я чувствую его? - сказал он.
- Хочешь свой кораблик, Джорджи? - спросил клоун. - Я повторяюсь, так
как ты, по-видимому, не очень-то его жаждешь.
Он, улыбаясь, протянул кораблик. На клоуне был мешковатый шелковый
костюм с огромными оранжевыми пуговицами. Впереди болтался яркий галстук, на
руках были большие белые перчатки, наподобие тех, что всегда носили добрый
Микки Маус и Утенок Дональд.
- Да, конечно, - сказал Джордж, глядя в водосток.
- А шарик? У меня есть красные, и зеленые, и желтые, и голубые...
- А они летают?
- Летают? - Лицо клоуна расплылось в улыбке. - Да, конечно! Они летают!
А вот сладкая вата...
Джордж потянулся.
Клоун схватил его за руку.
И Джордж увидел, что лицо клоуна изменилось.
То, что он увидел потом, было настолько ужасно, что все его наихудшие
представления о подвале в сравнении с этим походили на сладкие грезы; то,
что он увидел, помутило его рассудок.
- Они летают, - сказало то, что было в канаве сиплым хихикающим
голосом. Оно схватило руку Джорджа мертвой хваткой, оно утащило Джорджа в
эту ужасную темноту, где вода бесновалась, клокотала и ревела так, как когда
она несет груз обломков после страшнейшей бури в море. Джордж отпрянул от
этой кромешной тьмы и начал кричать в дождь, безумно кричать в бледное
осеннее небо, которое нависло над Дерри в тот день осенью 1957 года. Крик
его был пронзительный и пронизывающий, и все, кто жил на Витчем-стрит - от
начала улицы и до ее конца - поспешили к окнам или открыли двери. "Они
летают, Джорджи, - прорычало ОНО, - они летают, и когда ты спустишься сюда
со мной, ты тоже полетишь".
Плечо Джорджа ударилось о цемент в основании водостока, и Дейв Гарднер,
который в тот день не пошел на работу из-за наводнения, видел маленького
мальчика в желтом дождевичке, маленького мальчика, который кричал, извивался
в водостоке, грязная вода заливала ему лицо, крики захлебывались и
приглушались водой.
"Все здесь плавает, - шипел хихикающий мерзкий голос, затем внезапно
раздался звук, какой бывает, когда что-то рвется, вырвалась вспышка агонии,
и Джордж Денбро больше ничего не узнал...
Дейв Гарднер прибежал первым, и хотя прошло всего сорок пять секунд
после первых криков, Джордж Денбро был уже мертв. Гарднер взял его сзади за
дождевичок, вытащил на улицу... и сам закричал, так как тело Джорджа
перевернулось у него в руках. Левая сторона плаща у него была яркокрасная.
Кровь стекала в сточную канаву из зияющей дыры, где раньше была левая рука.
Кусок кости, ужасно яркий кусок кости, торчал из разорванной материи.
Глаза мальчика смотрели в белое небо, и когда Дейв, шатаясь, в полной
прострации шел по улице, а другие люди в суматохе бежали по ней, глаза стали
наполняться дождем.
Где-то внизу, в бушующей канализации, до предела заполненной
нечистотами ("Никто не мог там тогда находиться говорил позже с
негодованием, почти с яростью репортеру Дерри Ньюз шериф округа, - самого
Геркулеса смело бы в том неистовствующем потоке"), кораблик Джорджа
продолжал свой путь через темные отсеки и длинные бетонные проходы, в
которых ревела и клокотала вода. Какое-то время он плыл бок о бок с мертвым
цыпленком, желтые лапки которого стали почти прозрачными, а потом, где-то в
восточной части города, цыпленок был снесен течением влево, в то время как
кораблик продолжал плыть прямо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25