Она пощупала в карманах джинсов и не нашла ничего, кроме
обрывков ткани. У нее не было ни цента, ни пенни. Она оглянулась на свой
жилой квартал - симпатичные домики, ухоженные лужайки и посадки, темные
окна.
И вдруг начала смеяться.
Беверли Роган сидела на каменной ограде и смеялась. Между ногами у нее
стоял чемодан. Высыпали звезды, и какие же они были яркие! Она запрокинула
голову, засмеялась им, и ощутила душевный прилив; волной унесло и очистило
ее, и то была сила настолько мощная, что любая сознательная мысль
отсутствовала; только голос крови невнятно говорил в ней о каком-то желании,
о каком именно - ее не интересовало. Приятно было чувствовать, что всю ее
заполняет тепло. Желание, подумала она, и снова внутри нее поднялась волна
прилива.
Она смеялась звездам, испуганная, но свободная - ее страх, был острый,
как боль, и сладкий, как спелое октябрьское яблоко, и когда свет вошел в
верхнюю спальню дома, у которого была эта каменная стена, она взялась за
ручку чемодана и ушла в ночь, смеясь и смеясь... Билл Денбро берет таймаут.
- Уехать? - повторила Одра. Она смотрела на него, озадаченная, слегка
испуганная, затем подобрала под себя ГОЛЫЕ НОГИ. Пол был холодный. Весь
коттедж был холодный. На юге Англии весна была пронизывающе сырой, и не один
раз во время своих постоянных утренних и вечерних моционов Билл Денбро ловил
себя на том, что думает о штате Мэн... смутно думает о Дерри.
Коттедж должен был иметь центральное отопление - так говорилось в
объявлении; естественно, в крошечном подвальчике была печь, с жадностью
пожирающая уголь, но он и Одра обнаружили как-то, что идея центрального
отопления в Британии сильно отличается от американской. Британцы,
по-видимому, полагали, что центральное
отопление - это когда ваша моча по утрам не замерзает в унитазе. Сейчас
было утро - четверть восьмого. Пять минут назад Билл положил телефонную
трубку.
- Билл, ты не можешь просто уехать. Ты знаешь это.
- Я должен, - сказал он. В дальнем углу комнаты стоял шкаф. Он
направился к нему, взял бутылку "Гленфиддих" с верхней полки и налил себе
стакан. Виски перелился через край.
- Черт, - пробормотал он.
- Кто это был на проводе? Чего ты испугался, Билл?
- Я не испугался.
- Да? Твои руки всегда так дрожат? Ты всегда принимаешь глоток до
завтрака?
Он пошел к своему стулу, в халате, бившем по лодыжкам, и сел. Он
пытался улыбнуться, но это была неудачная попытка, и он отказался от нее.
По телевизору диктор Бибиси завершал сводку плохих новостей, прежде чем
перейти к вчерашнему футбольному матчу. Когда они приехали в маленькую
отдаленную деревушку Флит за месяц до открытия охотничьего сезона, оба
восторгались техническим качеством британского телевидения - цветоустановка
выглядела так, будто ты оказывался внутри. "Больше строк изоображения, или
что-то в этом роде", сказал Билл. "Я не знаю, что это, но это великолепно",
ответила Одра. Но вскоре они обнаружили, что большая часть программы состоит
из американских шоу - таких, как "Диллас" - и бесконечных британских
спортивных новостей - от скрытоскучных (чемпионат по метанию дротиков, в
котором все участники были похожи на борцов "сумо", страдающих повышенным
давлением) до просто скучных (английский футбол был ужасен; крокет еще
хуже).
- Последнее время я много думаю о доме, - сказал Билл и сделал глоток.
- О доме? - сказала она и выглядела такой искреннеудивленной, что он
засмеялся.
- Бедная Одра! Замужем за мужиком почти одиннадцать лет - и ничего о
нем не знаешь. Что ты в самом деле знаешь? - он опять засмеялся и выпил до
дна. Было столь же удивительно слышать этот смех, сколь видеть его со
стаканом шотландского виски в руке в столь ранний час. Смех был похож на
вопль боли. - Интересно, другие мужья и жены тоже обнаруживают, как мало
знают они друг друга? Должно быть, да.
- Билли, я знаю, что люблю тебя, - сказала она. - Одиннадцати лет
достаточно.
- Я знаю. - Он улыбнулся ей - улыбка была нежная, усталая и испуганная.
- Пожалуйста, расскажи мне, что все это значит.
Она посмотрела на него прекрасными серыми глазами, сидя в уютном кресле
снятого в аренду дома, с ногами, упрятанными под ночную рубашку, женщина
которую он любил, на которой женился и все еще любил. Он попытался по глазам
ее прочесть, что она знает. Но понимал, что это ничего не даст.
Вот бедный парень из штата Мэн, который учится в университете и
получает стипендию. Всю свою жизнь он хотел быть писателем, но когда его
зачисляют на писательские курсы, он ощущает себя заблудшим, без компаса в
незнакомой и пугающей стране. Есть там парень, который хочет стать Апдайком.
Другой мечтает быть новоанглийской разновидностью Фолкнера - только он хочет
писать о суровой жизни бедных белым стихом. Еще девушка, которая восхищается
Джойс Кэрол Оутс, но считает, что поскольку Оутс была воспитана в обществе
женоненавистников, она "радиоактивна в литературном смысле". Оутс не
способна, не может быть чистой, говорит эта девушка. А вот она будет чище.
Есть толстый, небольшого роста выпускник, который не принимает участия в
этом брюзжании. Этот малый написал пьесу, в которой девять действующих лиц.
Каждое из них говорит только одно слово. Постепенно зрители начинают
понимать, что, если сложить эти слова вместе, получится фраза: "Война -
инструмент женоненавистнических торговцев смертью". Парень получает высшую
оценку руководителя творческого писательского семинара. Этот преподаватель
опубликовал четыре книги стихов и докторскую диссертацию - все в
университетской печати. Он курит наркотики и носит медальон борца за мир.
Пьеса этого жирдяя поставлена партизанской театральной труппой в ходе
забастовки к концу вьетнамской войны, в результате которой университет в мае
1970 года был закрыт. Учитель играет одного из своих героев.
Билл Денбро, между тем, написал один страшный детектив, три
научнофантастические повести и несколько повестей ужаса, которыми он обязан
главным образом Эдгару Аллану По, X. Н. Лавкрафту и Ричарду Матсону -
позднее он скажет, что эти повести напоминали погребальные дроги середины
1800-х годов, выкрашенные в красный цвет.
За одну из своих научнофантастических повестей он получает хорошую
оценку.
"Это лучше, - пишет рецензент на титульном листе. - В чуждом нам
контрударе мы видим порочный круг, в котором насилие порождает насилие; мне
особенно понравился космический корабль с иглоподобной носовой частью как
символ социосексуального вторжения. Интригующий подтекст повести интересен".
Остальные произведения отмечены не выше, чем оценкой удовлетворительно.
Однажды в классе обсуждали маленький рассказ одной болезненной девицы о
том, как корова изучала выброшенный двигатель на пустынном поле (это
могло быть, к примеру после ядерной войны), обсуждение длилось уже около
полутора часов или более. Болезненная девушка, курившая только "Винстон" -
одну сигарету за другой - то и дело трогавшая прыщи на висках, настаивала,
что рассказ - социальнополитическое заявление в духе раннего Оруэлла.
Большинство участников, включая руководителя семинара, согласились с ней, но
все равно дискуссия продолжалась.
И тут встал Билл - высокий и очень заметный. Все глаза обратились к
нему.
Стараясь говорить осторожно, не заикаясь (он не заикался уже пять лет),
он начал так: - Я вообще не понимаю. Ничего в этом не понимаю. Почему
рассказ должен быть социально - Каким-то? Политика... культура... история...
не являются естественными компонентами рассказа. Рассказ может быть просто
хорошим. Я имею в виду... - Он смотрит вокруг, видит враждебные глаза и
понимает смутно, что они расценивают его слова как вызов. А может, это и
впрямь - вызов. Они сейчас небось вообразили, думает он, что среди них
завелся этакий женоненавистнический торговец смертью. - Я имею в виду... а
почему вы, ребята, не можете позволить рассказу быть просто рассказом?
Никто не отвечает. Молчание. Он стоит, переводя взгляд с одной холодной
пары глаз на другую. Болезненная дама прекращает курить и гасит сигарету в
пепельнице, которую принесла с собой в рюкзаке.
В конце концов руководитель семинара говорит ему увещевательно, как
ребенку, раздраженному без всякой причины: - Вы думаете, Уильям Фолкнер
просто рассказывал истории? Вы думаете, Шекспир просто интересовался, как
делать деньги? Давайте, Билл, скажите нам, что вы думаете.
- Я думаю, это очень похоже на правду, - говорит Билл после длинной
паузы, во время которой он честно обдумывал вопрос, - и в их глазах читает
осуждение.
- Я полагаю, - говорит руководитель, играя ручкой и улыбаясь Биллу,
полуприкрыв глаза, - что ВАМ нужно МНОГОМУ учиться.
Из глубины комнаты раздаются аплодисменты.
Билл уходит... но на следующий неделе возвращается, решив сразиться с
ними. За это время он написал рассказ "Тьма" - историю о маленьком мальчике,
который обнаруживает монстра на чердаке своего дома. Маленький мальчик
встречается с монстром лицом к лицу, вступает с ним в схватку и в конце
концов убивает его. Билл писал этот рассказ в какой-то священной
экзальтации; даже чувствовал, что не столько он рассказывает историю,
сколько разрешает истории вытекать из него. Наконец он дал отдых своей
горячей, натруженной руке и вышел на улицу в десятиградусный декабрьский
мороз. Он ходит вокруг, его зеленые тупоносые ботинки скрипят на снегу, как
маленькие ставни, которым нужна смазка; его голова, кажется, распухла от
рассказа; делается немного страшно: как выбраться? Он чувствует: если рука
его не будет поспевать за рассказом, он, рассказ, заставит работать глаза.
"Я добью его", - уверяет он пронизывающую зимнюю тьму и нервно смеется. Он
понимает, что в конце концов сделал открытие: десять лет попыток увенчались
успехом - он вдруг обнаружил стартовую кнопку на огромном мертвом
бульдозере, занимающем так много места в его голове. Начало положено, кнопка
нажата. Машина набирала и набирала обороты. Она не для того создана, чтобы
водить хорошеньких девушек на прогулки. Она - не статический, но символ. Она
олицетворяет бизнес. Если он не будет соблюдать осторожность, машина
сокрушит его. Билл бросается в комнату и в возбуждении заканчивает "Тьму",
работая до четырех часовутра и засыпая прямо за столом. Предложи ему ктолибо
написать о брате Джордже, он бы удивился. Он годами не думал о Джордже - он
искренне верил этому. Рассказ возвращается от рецензента - руководителя
семинара - с оценкой 2 на титульном листе. Два слова приписаны внизу,
заглавными буквами. ЧЕПУХА, кричит одно. ХАЛТУРА, кричит второе.
Билл берет рукопись - пятнадцать страничек - подносит ее к камину и
открывает дверцу. Всего лишь дюйм отделяет бумагу от огня, от расправы,
когда ему ясно становится вся абсурдность содеянного. Он садится на
креслокачалку, и, глядя на плакат с "Благодарным мертвецом", смеется.
Чепуха? Прекрасно! Пусть будет чепуха! Леса полны ею!
"Пусть валяются эти хреновые деревья!" - восклицает Билл и смеется,
смеется до слез.
Он перепечатывает титульный лист, лист, на котором вынесен приговор
рукой рецензента, и посылает рукопись в мужской журнал под названием "Фрак"
(хотя по сути дела, он должен был называться "Обнаженные девочки, наркоманки
с виду"). И все-таки, судя по читательскому спросу, они покупают рассказы
ужасов; в двух потрепанных выпусках, которые он купил в местном магазинчике,
действительно было четыре таких рассказа, втиснутых между обнаженными
девочками и рекламой порнофильмов и таблеток для потенции. Один из них,
"Деннис Эчисон" был даже вполне приличным.
Он отослал "Тьму" без всякой надежды - он ведь и раньше писал много
хороших
рассказов в журналы, но их отфутболивали - и был ошеломлен и обрадован,
когда художественный редактор "Белого галстука" ответил ему, что покупает
рассказ за двести долларов. Помощник редактора приписал от себя, что считает
его "лучшим адскистрашным рассказом после "Кувшина" Рэя Брэдбери". И еще
добавил: "Жаль, что мало людей прочтет его", но Биллу Денбро наплевать на
это. Двести долларов!
Он идет к консультанту с зачетной книжкой. Тот ставит в ней свои
инициалы. Билл Денбро скрепляет зачетную книжку с поздравительной запиской
помощника художественного редактора и прикалывает ее к доске объявлений на
двери руководителя семинара. В углу доски - антивоенная карикатура. И вдруг
- это получилось как-то само собой - его пальцы достают ручку из нагрудного
кармана и он пишет через всю карикатуру: "Если литература и политика
действительно станут когда-нибудь взаимозаменяемыми, я убью себя, потому что
не буду знать, что делать. Политика, видите ли, всегда меняется. Литература
- никогда. - И, подумав, добавляет, не сдержавшись: - Я думаю, вы должны
многому учиться".
Его зачетная книжка возвращается по университетской почте через три
дня. В графе: ОЦЕНКА НА МОМЕНТ СДАЧИ, руководитель даже не поставил ему
"удовлетворительно", сердитая двойка красовалась там. Ниже руководитель
приписал: "Вы думаете, Денбро, деньги что-нибудь доказывают?"
- Разумеется, - сказал Билл Денбро пустой квартире и снова громко
расхохотался.
На последнем курсе колледжа он осмеливается написать роман, потому что
не знает, как выкрутиться. Он спасается рукописью в пятьсот страниц. Он
посылает ее в "Викинг Пресс", считая это первой попыткой пристроить свою
книгу о привидениях... Первая попытка оказалась последней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25