"Боже правый!" -
подумал Рикки Ли в ужасе.
У Хэнскома задвигался кадык. Покраснело лицо... затем Рикки Ли увидел,
как слезы катятся к ушам по гладким плоскостям его лица. Теперь на
автопроигрывателе были Спиннеры, они' пели песню о любопытном. "О, господи,
я прямо не знаю, сколько я могу вынести", - пели Спиннеры.
Хэнском, не глядя, нащупал еще один ломтик лимона и выжал сок в другую
ноздрю.
"Вы, черт возьми, убьете себя", - прошептал Рикки Ли. Хэнском кинул
отжатый лимон на стойку бара. Глаза у него страшно покраснели и сперло
дыхание. Яркий лимонный сок выливался из обеих ноздрей и стекал к уголкам
рта. Он нащупал кружку, поднял ее и выпил треть. Рикки Ли сдержанно
наблюдал, как кадык его ходит вверхвниз.
Хэнском отставил кружку, поежился, затем кивнул. Он посмотрел на Рикки
Ли и слегка улыбнулся. Глаза его уже не были красными.
- Вы настолько озабочены своим носом, что не чувствуете, что проходит в
вашу гортань.
- Вы сумасшедший, мистер Хэнском, - сказал Рикки Ли.
- Даю голову на отсечение, - сказал мистер Хэнском. - Помните это,
Рикки Ли? Мы обычно говорили, когда были маленькими: "Даю голову на
отсечение". Я когда-нибудь говорил вам, что был толстым?
- Нет, сэр, никогда, - прошептал Рикки Ли. Теперь он был убежден, что
из-за мощного своего интеллекта мистер Хэнском сошел с ума... или временно
потерял себя.
- Я был нюней. Никогда не играл в бейсбол или баскетбол и салили меня
первым. Да, я был толстый. В моем городке были такие мальчишки, которые
постоянно потешались надо мной. Регинальд Хаггинс, например, все называли
его Белч или Виктор Крисе и другие. Но мозговым центром был Генри Бауэре. И
если существовал когда-нибудь дьявольский парень, топчущий тело земли, Рикки
Ли, то это был Генри Бауэре. Потешались они не только надо мной, но я к тому
же не умел бегать так быстро, как Другие.
Хэнском расстегнул рубашку и открыл грудь. Наклонившись, Рикки Ли
увидел необычный, крученый шрам на животе мистера Хэнскома, прямо над
пупком. Старый, зарубцевавшийся, белый, в виде буквы. Кто-то вырезал букву
"Н" на животе этого человека, может быть, задолго до того, как он стал
мужчиной.
- Это сделал Генри Бауэре. Около тысячи лет назад...
- Мистер Хэнском...
Хэнском взял еще две дольки лимона, по одной в каждую руку, запрокинул
голову, как бы намереваясь закапать в нос. Но его передернуло, он отложил
ломтики в сторону и сделал два больших глотка из кружки. Вздрогнул, сделал
еще один большой глоток и с закрытыми глазами провел рукой по краю стойки. В
какой-то момент он походил на человека, находящегося на паруснике и во время
сильной качки державшегося за борт, чтобы сохранить равновесие. Потом он
открыл глаза и улыбнулся Рикки Ли.
- Я бы всю ночь мог ездить на этом быке, - сказал он.
- Мистер Хэнском, я бы хотел, чтобы вы этого больше не делали, - сказал
нервозно Рикки Ли.
Анни подошла к официантской стойке с подносом и потребовала пару
"Миллеров".
Рикки Ли дал их ей. Ноги у него были как ватные.
- С мистером Хэнскомом все в порядке, Рикки Ли? - спросила Анни. Она
смотрела на Рикки Ли сзади, и он обернулся на ее взгляд. Мистер Хэнском
склонился над баром, осторожно выковыривая ломтики из банки, в которой Рикки
Ли хранил заправку к напиткам.
- Не знаю, - сказал он. - Помоему, нет.
- Тогда перестань катать шарики из говна и сделай что-нибудь. - Анни,
как и большинство других женщин, была неравнодушна к Вену Хэнскому.
- Ладно. Папа всегда говорил, что если человек в здравом уме...
- У твоего папаши не было мозгов. Хватит о твоем папаше. Ты должен
прекратить это, Рикки Ли. Он убьет себя.
Рикки Ли снова подошел к Вену Хэнскому. - Мистер Хэнском, я
действительно думаю, что вам...
Хэнском запрокинул голову. Выдавил лимон, и на этот раз спокойно втянул
в себя лимонный сок, как будто это кокаин. Отпил виски, как будто это вода.
И торжествующе посмотрел на Рикки Ли.
- Бимбом, я видел всю шайку, танцующую на коврике у меня в гостиной, -
сказал он и улыбнулся. В кружке оставалось совсем немного виски.
- Достаточно, - сказал Рикки Ли и потянулся к кружке.
Хэнском осторожно отодвинул ее. - Нанесен ущерб, Рикки Ли, - сказал он.
- Нанесен ущерб, старина.
- Мистер Хэнском, пожалуйста...
- У меня есть кое-что для твоих ребятишек, Рикки Ли. Черт подери, чуть
не забыл!
На нем была выцветшая рубашка, и он вытаскивал что-то из кармана. Рикки
Ли слышал приглушенное позвякивание.
- Мой отец умер, когда мне было четыре года, - сказал Хэнском. Голос у
него был чистый. Он оставил нам кучу долгов. Я хочу, чтобы у твоих ребятишек
было вот это, Рикки Ли. Он положил три серебряных доллара на стойку, и они
замерцали под мягким светом. Рикки Ли сдержал дыхание.
- Мистер Хэнском, это очень любезно, но я не мог бы...
- Их было четыре, но один я дал Заике Биллу и другим. Билл Денбро, вот
его настоящее имя. Заика Билл - это мы его так звали, так же как говаривали
тогда: "Даю голову на отсечение". Он был одним из самых лучших друзей,
которые у меня когдалибо были, - у меня их было немного, даже такой толстый
парень, как я, имел немного друзей. Заика Билл сейчас писатель.
Рикки Ли едва слышал его. Он зачарованно смотрел на серебряные монеты.
1921, 1923 и 1924. Бог знает, какая была им теперь цена.
- Я не могу, - сказал он снова.
- Но я настаиваю, - мистер Хэнском взял кружку и осушил ее. Он смотрел
прямо в глаза Рикки Ли. Его глаза были бесцветные, воспаленные, но Рикки Ли
поклялся бы на Библии, что это были глаза трезвого человека.
- Вы меня немного пугаете, мистер Хэнском, - сказал Рикки Ли. Два года
назад один малый из местных, Грешам Арнольд, пришел в "Красное колесо" с
рулоном четвертьдолларовых купюр в руке и двадцатидолларовой бумажкой,
засунутой в края шляпы. Он вручил рулон Анни с указанием класть по четыре
двадцатипятицентовика в автопроигрыватель. Двадцать долларов он оставил на
стойке бара и велел подавать выпивку бесплатно - ввести такую систему. Этот
малый, этот Грешам Арнольд, когдато давно был звездой баскетбола в
Хемингфорд Рэмз и вывел свою команду на командное первенство (первое, и
вполне вероятно, последнее) среди школ. Это было в 1961 году. Перед молодым
человеком, казалось, простирались неограниченные возможности. Но из
университета его исключили в первом же семестре по неуспеваемости - жертва
спиртного, наркотиков, ночных кутежей. Он приехал домой, разбил машину,
которую его предки подарили ему к окончанию школы, и стал коммивояжером у
своего отца, который занимался дилерством. Прошло пять лет. Отец не смог
зажечь его этой работой, поэтому он в конце концов продал свое дилерство и
уехал в Аризону - его угнетала и состарила раньше времени необъяснимая и
явно необратимая деградация сына. Пока дилерство еще принадлежало отцу, и
Арнольд по крайней мере делал вид, что работает, он предпринял попытки
воздержаться от пьянства. Потом оно его полностью захватило. Он мог
нагрузиться, но всегда был как огурчик после ночи, проведенной в кабаке,
угощая всех, и все его любезно благодарили, и Анни продолжала ставить "Мо
Бенди Сонгз", потому что он любил "Мо Бенди Сонгз". Он сидел в баре, у
стойки - на том же самом месте, где сейчас сидел мистер Хэнском, подумал
Рикки Ли со все возрастающим беспокойством - выпил тричетыре "Бурбона",
подпевая под автопроигрыватель, и, не вызвав никакого беспокойства, пошел
домой, когда Рикки Ли закрыл "Колесо", повесился на ремне в клозете. Глаза
Грешама Арнольда в тот вечер напоминали глаза Вена Хэнскома.
- Я вас пугаю, да? - спросил Хэнском, не отводя глаз от Рикки Ли. - Он
отодвинул кружку и сложил руки перед тремя серебряными монетами. - Вполне
возможно. Но вы
не так напуганы, как я.
- Что случилось? - спросил Рикки Ли. - Может быть... - Он облизнул
губы. - Может, я могу вам помочь.
_ Что случилось? - засмеялся Бен Хэнском. - Ну, не слишком многое.
Сегодня ночью мне позвонил старый друг, Майкл Хэнлон. Я совсем о нем забыл,
Рикки Ли, но не это напугало меня. В конце концов, я был ребенком, когда
знал его, а дети забывчивы, правда? Конечно, забывчивы. Даю голову на
отсечение. Но, что меня напугало, так это сознание того, что забыл я не
только о Майке, но и обо всем том, что было в мои детские годы.
Рикки Ли посмотрел на него. Он абсолютно не понимал о чем говорил
мистер Хэнском, но человек был определенно напуган. Это как-то не вязалось с
Беном Хэнскомом, но это было так.
- Я имею в виду, что забыл ВСЕ об этом, - сказал он легонько постучав
по стойке бара костяшками пальцев. - Приходилось ли вам слышать, Рикки Ли, о
столь полной амнезии, когда вы даже не знаете, что у вас амнезия?
Рикки Ли покачал головой.
- Я тоже не слышал. Но сегодня вечером я был в своем "Кэдди", и вдруг
это меня ударило. Я вспомнил Майкла Хэнлона, но только,потому, что он
позвонил мне по телефону. Я вспомнил Дерри, но только потому, что он звонил
оттуда.
- Дерри?
- Но это ВСЕ. Мне пришло в голову, толчком, что я даже не думал о том,
что был ребенком, с... не знаю, с какого момента. И затем все потоком начало
вливаться обратно. Как то, что мы сделали с четвертым серебряным долларом.
- Что вы сделали с ним, мистер Хэнском?
Хэнском посмотрел на свои часы и внезапно слез со стула. Он слегка
шатался, но только слегка. Это было все. - Я не могу позволить времени уйти
от меня, - сказал он. - Я улетаю сегодня вечером.
Рикки Ли взглянул на него встревоженно, и Хэнском засмеялся.
- Улетаю, но не управляю самолетом, Рикки Ли. На этот раз нет.
Авиакомпания Соединенных Штатов.
- Ох, - лицо Рикки Ли выразило облегчение. - Куда же вы летите?
Рубашка, Хэнскома все еще была расстегнута. Он задумчиво смотрел на
белые линии старого шрама на животе, затем застегнул ее.
- Я думал, что сказал вам, Рикки Ли. Домой. Я лечу домой. Отдайте эти
монеты своим ребятишкам.
Он пошел к двери, и что-то в том, как он шел, даже как подтягивал
брюки, напугало Рикки Ли. Сходство с усопшим и неоплакиваемым Грешамом
Арнольдом вдруг стало настолько сильным, что он казался привидением.
- Мистер, Хэнском! - закричал Рикки Ли тревожно.
Хэнском обернулся, а Рикки Ли быстро отступил. Задним местом он
ударился о стойку бара, посуда звякнула, когда бутылки стукнулись друг о
друга. Он отступил, потому что убедился вдруг, что Бен Хэнском мертв. Да,
Бен Хэнском лежал где-то мертвый в канаве или на чердаке или, возможно,
висел в сортире с ремнем на шее, и кончики его четырехсотдолларовых
ковбойских ботинок болтались в дюймедвух от пола, а то, что стояло около
автопроигрывателя и в упор смотрело на него, было привидением.
На мгновение - только на короткое мгновение, но этого было достаточно,
чтобы почувствовать, как индевеет сердце - Рикки Ли показалось, что он может
видеть прямо сквозь него столы и стулья.
- Что, Рикки Ли?
- Нннничего.
Бен Хэнском посмотрел на Рикки Ли глазами, под которыми были
темнопурпурные круги. Его щеки побагровели от выпитого, нос был красным и
воспаленным.
- Ничего, - снова прошептал Рикки Ли, но не мог отвести глаз от этого
лица, лица человека, который умер во грехе и теперь стоит у дымящейся парами
боковой двери ада.
- Я был толстым, и мы были бедными, - сказал Бен Хэнском. - Теперь я
это помню. И я помню, что или девочка по имени Беверли, или Заика Билли
спасли мне жизнь серебряным долларом. Я до безумия боюсь того, что могу еще
вспомнить до конца ночи, но то, что я напуган, не имеет значения, все равно
это придет. Это, как огромный пузырь, который все растет и растет в моем
мозгу. Но я уезжаю, потому что всем, что я имею сейчас, я обязан тому, что
мы сделали тогда, а человек должен платить за то, что получает в этом мире.
Может быть, поэтому Господь сперва делает нас детьми и ставит к земле
поближе, потому что знает: вам предстоит много падать и истекать кровью,
прежде чем вы выучите этот простой урок. Платить за то, что имеете, обладать
тем, за что платите... и рано или поздно, чем бы вы ни владели, все
возвращается к вам домой.
- Вы вернетесь в конце недели, не так ли? - спросил Рикки Ли онемевшими
губами. Во все возраставших страданиях это было единственное, все, за что он
мог
уцепиться. - Вы вернетесь в конце недели, как всегда, да?
- Не знаю, - сказал мистер Хэнском и улыбнулся жуткой улыбкой. - На
этот раз я отправляюсь намного дальше Лондона, Рикки Ли.
- Мистер Хэнском!..
- Дайте эти монеты своим ребятишкам, - повторил тот и выскользнул в
ночь.
- Что за черт? - спросила Анни, но Рикки Ли ее проигнорировал.
Он закрыл перегородку бара и подбежал к окну, которое выходило на
стоянку машин. Он увидел, как включились передние фары на "Кэдди" мистера
Хэнскома, услышал, как заводится двигатель. Машина тронулась, задние фары
красными точками мелькнули на шоссе 63, и ночной ветер Небраски унес
поднявшуюся пыль.
- Он сел в свой ящик накачавшись, и ты позволил ему уехать в этой его
громадине, - сказала Анни. - Ехать далеко, Рикки Ли.
- Ничего.
- Он убьется.
И хотя менее пяти минут назад это была его собственная мысль, Рикки Ли
повернулся к Анни, когда погас свет фар "Кадиллака", и сказал:
- Не думаю, он так выглядел сегодня... может, было бы лучше, если бы он
убился.
- Что он сказал тебе?
Рикки Ли покачал головой. Все перемешалось у него в мозгу, и в целом
это, по-видимому, ничего не значило. - Не имеет значения. Не думаю, что мы
когда-нибудь еще увидим этого парня. Эдци Каспбрак принимает лекарство
Если бы вам захотелось узнать все, что можно узнать об американце или
американке, принадлежащих к среднему классу в конце тысячелетия, вам
достаточно было бы заглянуть в его или ее аптечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25