Его ранний
ужин, отрыгнутый огромными кусками, исчез в канализации.
В сточных трубах.
В вонь и темень сточных труб.
Он закрыл крышку, положил на нее голову и начал плакать. С момента
смерти матери в 1975 году он кричал впервые. Потом безумно нажал подглазья,
и контактные линзы, которые он носил, выскользнули и замерцали на ладонях.
Через сорок минут, очистив желудок, он закинул чемоданы в багажник
своей MG и вывел ее из гаража. Темнело. Он посмотрел на дом с новыми
посадками, он посмотрел на пляж, на воду. И в него вселилась уверенность,
что он никогда этого больше не увидит, что он странствующий мертвец.
- Теперь едем домой, - прошептал про себя Ричи Тозиер. - Едем домой, да
поможет нам Бог, домой.
Он включил коробку передач и поехал, снова чувствуя, как легко было
преодолеть неожиданную трещину в том, что он считал прочной жизнью - как
легко добраться до темени, выплыть из голубизны в черноту.
Из голубизны в черноту, да, так. Где ожидает все, что угодно. Бей
Хэнском пьет.
Если в ту ночь 28 мая 1985 года вам бы захотелось найти человека,
которого журнал "Тайм" назвал "возможно, самым многообещающим архитектором
Америки", то пришлось бы ехать на запад от Омахи к границе штатов, в этом
случае вам надо было бы воспользоваться дорогой на Сведхольм и по шоссе 81
достичь центра Сведхольма. Там, у кафетерия Бакки ("Цыплята-гриль - наша
специализация!") вы бы свернули на шоссе 92, а оказавшись за пределами
города, держались бы шоссе 63, которое тянется прямо, через пустынный
городишко Гатлин и в конце концов ведет в Хемингфорд Хоум. Центр Хемингфорд
Хоум вынудил центр Сведхольма походить на Нью-Йорк Сити; деловой центр
состоял там из восьми зданий - пять на одной стороне и три на другой. Там
была парикмахерская Клина Ката (в витрине торчала желтеющая,
сделанная от руки вывеска пятнадцатилетней давности со словами: "Если
ты хиппи, стригись в других местах"). Там было отделение банка
домовладельцев Небраски, автозаправочная станция 76 и Государственная
фермерская служба. Единственным бизнесом в городе была поставка скобяных
изделий, а выглядел он так, словно был на полпути к процветанию.
На краю большого незастроенного пространства, отступив несколько от
других зданий, и выделяясь, как пария, стояла главная придорожная закусочная
"Красное колесо". На автостоянке, изрытой заполненными грязью рытвинами, вы
могли бы увидеть "Кадиллак" выпуска 1968 года, с открывающимся верхом и
двумя антеннами сзади. Престижный номерной знак говорил просто: "Кедди"
Вена. Войдя в закусочную, вы нашли бы того, кого искали - долговязого,
загорелого человека в легкой рубашке, выцветших джинсах и в изношенных
саперных ботинках. Легкие морщинки виднелись у него только в уголках глаз.
Он выглядел лет на десять моложе своего возраста, а было ему тридцать восемь
лет.
"Хеллоу, мистер Хэнском", - сказал Рикки Ли, положив бумажную салфетку
на стойку, когда Вен сел. Рикки Ли казался слегка удивленным, да он и был
удивлен. Никогда раньше не видел он Хэнскома в "Колесе" в будни. Бен
регулярно приезжал сюда вечером по пятницам за двумя кружками пива, а по
субботам - за четырьмяпятью, он всегда осведомлялся о здоровье трех
мальчишек Рикки Ли, он оставлял неизменные пять долларов чаевых под пивной
кружкой, когда уходил. Но в плане профессионального разговора и личной
симпатии он был далеко не самым любимым посетителем Рикки Ли. Десять
долларов в неделю (и еще за последние пять лет пятьдесят долларов под
кружкой в Рождество) это было отлично, но хорошая мужская компания стоила
больше. Достойная компания всегда была редкостью, но в кабаке, подобном
этому, где шла самая примитивная болтовня, она случалась реже, чем зубы у
курицы.
Хотя родом Хэнском был из Новой Англии и учился он в колледже в
Калифорнии, в нем было что-то от экстравагантного техасца. Рикки Ли
рассчитывал на субботневоскресные остановки Вена Хэнскома, потому что за эти
годы убедился, что на него твердо можно рассчитывать. Мистер Хэнском мог
строить небоскреб в Нью-Йорке (где им уже было построено три из наиболее
нашумевших зданий города), новую картинную галерею в Редондо Вич или
торговый центр в Солт Лейк Сити, но каждую пятницу он въезжал в ворота,
ведущие на автостоянку, так, словно бы жил не далее чем на другом конце
города и, поскольку по телевизору не было ничего хорошего, решил заскочить
сюда. У него был свой самолетик и личная взлетнопосадочная полоса на ферме в
Джанкинсе.
Два года назад он был в Лондоне, сначала проектируя и затем наблюдая за
строительством нового центра связи Бибиси - здания, о котором до сих пор шли
жаркие споры в английской прессе, выдвигались все "за" и "против".
("Гардиан": "Возможно, это самое красивое здание, из сооруженных в Лондоне
за последние двадцать лет"; "Миррор": "Уродливейшая вещь, из всего, что я
когдалибо видел". Когда мистер Хэнском взялся за ту работу, Рикки Ли
подумал: "Ну, когда-нибудь я снова увижу его. А может, он просто забудет обо
всех нас". И действительно, в пятницу, после своего отъезда в Лондон, Бен
Хэнском не появился, хотя Рикки Ли поймал себя на том, что между восемью и
девятью тридцатью от смотрит на открывающуюся дверь. Да, когда-нибудь я
увижу его. Может быть. "Когда-нибудь" обернулось следующим вечером. Дверь
открылась в четверть десятого, и он вошел легкой походкой, в джинсах,
рубашке и старых саперных ботинках - как будто бы приехал из соседнего
городка. И когда Рикки Ли крикнул почти радостно: "Хей, мистер Хэнском! Бог
ты мой] Что вы здесь делаете?", мр Хэнском посмотрел на него слегка
удивленно, как будто в его появлении здесь не было ничего необычного. И это
был не эпизод; он показывался в "Красном колесе" каждую субботу в течение
двух лет его работы с Бибиси. Он улетал из Лондона каждую субботу на
Конкорде, в 11.00 утра - как говорил зачарованному Рикки Ли - и прибывал в
аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке в 10.15- за сорок пять минут до того, как
вылетал из Лондона, по крайней мере по часам ("Боже, это как путешествие во
времени, а?" - говаривал впечатленный Рикки Ли). Невдалеке останавливался
лимузин, чтобы довезти его в аэропорт Тетерборо в НьюДжерси - поездка,
которая в субботу утром занимает обычно не более часа. Он мог сидеть в
кабине пилота в своем Лире без проблем до 12.00 и коснуться земли в
Джункинсе к двумтридцати. Если движешься на запад достаточно быстро, сказал
он Рикки, день кажется бесконечным. Затем у него был двухчасовой сон, час он
проводил с прорабом и полчаса с секретаршей. Затем ужинал и приезжал в
"Красное колесо" часика на полтора. Он всегда приходил один, сидел в баре и
уходил тоже один, хотя известно, что в этой части Небраски полно женщин,
которые были бы счастливы снимать ему носки. Потом он обычно спал на ферме
шесть часов, после чего весь процесс повторялся в обратном порядке. У Рикки
не было ни одного клиента, на которого бы не производило впечатление это его
повествование. "Может быть, он педераст", - сказала однажды какая-то
женщина. Рикки Ли посмотрел на нее коротко, оценивая тщательно уложенные
волосы, тщательно сшитую одежду, которая несомненно имела ярлык модельера,
бриллиантовые сережки
в ушах, выразительные глаза, и понял, что она с востока, возможно из
Нью-Йорка, а здесь находится в гостях у родственницы или, может быть, старой
школьной приятельницы и ждет не дождется, когда выберется отсюда. "Нет, -
ответил он. - Мистер Хэнском не "голубой". Она вытащила пачку сигарет
"Дорал" из сумочки и зажала одну в ярко красных своих iy6ax, а он поднес ей
зажигалку. "Откуда вы знаете?" - спросила она, слегка улыбаясь. "Знаю", -
сказал он. И знал. Он мог бы сказать ей: я думаю, он ужасно одинокий
человек, самый одинокий из всех, кого я когдалибо встречал в своей жизни. Но
он никогда бы не сказал такой вещи этой женщине из Нью-Йорка, которая
смотрела на него так, будто он являл собой некий неведомый, весьма странный
и забавный человеческий тип.
Сегодня мистер Хэнском выглядел бледным и несколько рассеянным.
- Привет, Рикки Ли, - сказал он, садясь, и принялся изучать свои руки.
Рикки Ли знал, что он намеревается провести следующие шестьвосемь
месяцев в КолорадоСпрингс, наблюдая за началом строительства там культурного
центра - разветвленного комплекса из шести зданий, врезающихся в горы. Когда
центр будет готов, сказал Бен Рикки Ли некоторые люди станут говорить, что
это выглядит так, будто гигантский ребенок разбросал кубики по лестничным
пролетам. И в какой-то мере они будут правы. Но я думаю, центр будет
работать.
Рикки Ли подумал, что, возможно Хэнском только изображает некий испуг.
Ведь когда ты столь заметная фигура, у когото вряд ли возникает желание на
тебя охотиться. И это естественно. А может, его укусило насекомое? Их
чертовски много вокруг.
Рикки Ли взял кружки со стойки и потянулся к пробке с "Олимпией".
- Не надо, Рикки Ли.
Рикки Ли с удивлением обернулся, но когда Бен Хэнском отвел руки от
лица, он внезапно испугался. Потому что на его лице был не театральный
испуг, и не муха его укусила или что-то в этом роде. Он выглядел так, будто
ему только что нанесли страшный удар, и он все еще пытается понять, что же
такое его ударило.
Кто-то умер. Он не женат, но у каждого есть семья, и кто-то в его семье
только что был повержен в прах, свалился замертво. Вот что произошло, и это
так же верно, как то, что говно из сортира спускается вниз.
Кто-то из посетителей опустил в автопроигрыватель четверть доллара, и
Барбара Мандрелл стала петь о пьяном мужчине и одинокой женщине.
- У вас все в порядке, мистер Хэнском?
Бен Хэнском посмотрел на Рикки Ли из глубины своих глаз, которые вдруг
постарели на десять - нет, на двадцать - лет по сравнению с лицом, и Рикки
Ли был крайне удивлен, увидев, что волосы мистера Хэнскома седеют. Он
никогда раньше не замечал седины в его волосах.
Хэнском улыбнулся. Улыбка была страшная, мрачная. Улыбка трупа.
- Не думаю, что в порядке, Рикки Ли. Нет. Сегодня нет. Вообще нет.
Рикки Ли поставил кружку и подошел к тому месту, где сидел Хэнском. В
баре было человек двадцать - не больше, чем в ночном баре, работающем по
понедельникам задолго до открытия футбольного сезона. Анни сидела у двери в
кухню, играя в крибидж с поваром.
- Плохие новости, мистер Хэнском?
- Да плохие. Плохие новости из дома. - Он посмотрел на Рикки Ли. Он
посмотрел через Рикки Ли.
- Я очень огорчен, что слышу это, мистер Хэнском.
- Спасибо, Рикки Ли.
Он замолчал; Рикки Ли собирался было спросить, чем.
Возьмика Рикки Ли. - он может быть полезен, когда Хэнском сказал:-
Какое виски у тебя в баре?
- Для когонибудь другого в этом кабаке - "Четыре розы", - сказал Рикки
Ли, - но для вас, я думаю, "Дикий турок".
Хэнском улыбнулся одними губами.
- Я очень тебе признателен, Рикки Ли. кружку и наполни ее "Диким
турком".
- Кружку? - спросил ошарашенный Рик, Господи, да мне придется выносить
вас отсюда - "Или вызывать "скорую", - подумал он.
- Не сегодня, - сказал Хэнском, - не думаю.
Рикки Ли внимательно посмотрел в глаза мистера Хэнскома: не шутит ли
он? И ему потребовалось менее секунды, чтобы понять: нет, не шутит. Поэтому
он вытащил кружку из бара и бутылку "Дикого турка" с одной из нижних полок.
Горлышко бутылки стукалось о края кружки, когда он наливал. Он зачарованно
наблюдал, как булькает виски. Да, мистер Хэнском не иначе как техасец, решил
Рикки Ли, ведь такую порцию виски он никогда еще не наливал и вряд ли
комунибудь еще нальет в своей жизни.
Вызывай "скорую", малый. Виски раздавит этого малыша, мне придется
вызывать Паркера и Уотерса из Сведхольма за катафалком.
Тем не менее он поставил бутылку перед Хэнскомом; отец говорил однажды
Рики Ли, что, если человек в здравом уме, следует принести ему то, за что он
платит,
неважно, моча это или яд. Рикки Ли не знал, хорош ли совет, зато точно
знал: если вы содержите бар ради куска хлеба, это совет отличный, и он
спасает вас от искушения копошиться в собственной совести.
Хэнском минутку задумчиво смотрел на адский напиток, а затем спросил: -
Сколько я вам должен за такую порцию, Рикки Ли?
Рикки Ли медленно покачал головой, не отрывая взгляда от кружки с
виски, чтобы не видеть запавших, пронизывающих глаз Хэнскома.
- Нет, - сказал он, - я угощаю.
Хэнском снова улыбнулся, на этот раз более естественно. - Что ж,
спасибо, Рикки Ли. Сейчас я что-то покажу вам, о чем узнал в Перу в 1978
году. Я работал там с парнем по имени Фрэнк Биллингс - я бы сказал, в паре с
ним. Помоему, черт возьми, Фрэнк Биллингс был лучшим архитектором в мире. Он
схватил лихорадку, врачи всадили ему биллион разных антибиотиков, и ни один
не помог. Он сгорел за две недели и умер. То, что я покажу вам, я узнал от
индейцев, которые работали с нами над проектом. У них хорошо варят
черепушки. Обычно вы глотаете, вроде бы испытывая при этом приятное
ощущение, но у вас во рту словно бы кто-то зажигает факел и направляет его в
глотку. А индейцы пьют спиртное, как кокаколу, я редко видел там пьяных, и
ни разу никого - с похмелья. У меня же никогда не было целого бурдюка со
спиртным, чтобы попробовать их метод. Думаю, сегодня получится. Принесите
мне несколько ломтиков лимона.
Рикки Ли принес четыре ломтика и аккуратно положил их на свежую
салфетку, рядом с кружкой, в которой было виски. Хэнском взял одну дольку,
запрокинул голову назад, будто собирался закапать себе глазные капли, а
затем начал выжимать свежий лимонный сок в правую ноздрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25