https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/80x80/kvadratnye/
– Она живо повернулась и оказалась лицом к лицу с Риком Фергюсоном. – Господи Иисусе!
– Ошибаетесь, – отозвался он. – Всего-навсего я. – И улыбнулся. – Я надеялся, что мы куда-нибудь пойдем и отпразднуем это, – обратился он к Дону через голову Джесс.
– Боюсь, что не смогу, – холодно сказал Дон.
– Ах, очень жаль, – воскликнул Рик, хотя его ухмылка говорила об обратном. – А вы, Джесс? Мы бы действительно хорошо провели время.
– Все свое время вы будете проводить как можно дальше от нее. Ныне и присно, – разгорячился Дон. – Понятно?
Рик Фергюсон подался назад, положив руку на сердце, как будто он получил смертельную рану.
– Вы крутой мужчина, мистер Шоу, – сказал он, тут же выпрямляясь, – но, черт подери, если вы этого хотите, то это вы и получите. В данный момент меня просто распирает от хороших чувств и мне хотелось поделиться ими кое с кем из окружающих.
– Отправляйтесь домой, Рик, – посоветовал Дон. Он бесцеремонно схватил Рика за локоть и потянул его к лифтам, один из которых остановился, когда они подошли к площадке. Но как раз в тот момент, когда они собирались войти в лифт, Рик Фергюсон вырвался из руки адвоката и бросился назад к Джесс.
При его приближении Джесс затаила дыхание, решив не двигаться с места. Конечно, сейчас он ничего не сделает такого, чтобы причинить ей боль. Сейчас, когда они находятся в здании суда, когда к ним быстро приближается его адвокат.
– Хотите знать, до чего хорошо я себя чувствую? – спросил он, глядя прямо в глаза Джесс, таким тихим голосом, что она едва расслышала его. – Чувствую себя прямо как кошка, которая скушала канарейку.
Какое-то мгновение Джесс не могла ничего выговорить, едва могла дышать.
– Ублюдок! – прошептала она.
– Еще бы! – отозвался на ее выпад Рик. – И не беспокойтесь, – успел добавить он до того, как к ним подощел Дон. – Вы не увидите даже моей тени возле себя.
Глава 25
В Эванстон Джесс приехала во взятой напрокат машине, и на парковочной площадке возле дома сестры уже была без пяти шесть вечера. Голубой «бьюик» отца уже стоял возле дома.
– Прекрасно, – прошептала она, жалея, что у нее не осталось времени выпить хотя бы одну рюмку до того, как она встретится с дамой отца. – А теперь оставайся спокойной. Улыбайся. Кажись счастливой.
Она повторяла про себя эти слова до тех пор, пока они потеряли всякий первоначальный смысл и приобрели новый: будь любезной. Обходительной. Не скандаль.
– Не скандаль, – опять произнесла она, дергая головой вверх и вниз так, что появилась опасность, что голова оторвется, пытаясь собрать в себе достаточно храбрости, чтобы выйти из машины. – Будь любезной. – Входная дверь открылась, и на пороге появился Барри, широкими взмахами руки приглашая ее входить в дом. Неужели ее свояк мог действительно послать ей такое письмо?
Не будь посмешищем, сказала она сама себе, позаботясь о том, чтобы слова не прозвучали вслух. Барри не посылал тебе этого письма. Это сделал Рик Фергюсон.
Теперь ты действительно смехотворна, возразил другой внутренний голос. Рик Фергюсон ничего такого не делал. Разве ты забыла что он невиновен. Просто отсутствуют явные доказательства того, что он связан с какими бы то ни было безобразиями. Ты не доказала его вины. Поэтому он невиновен.
Невиновный и находящийся на воле, поджидающий тебя, думала она, открывая дверцу машины и выходя из нее. Потом с силой захлопнула дверцу, не желая быть запуганной. Завтра она пойдет на последнее занятие по самозащите, узнает, как разоружить возможного насильника. Она сомневается, что Рик Фергюсон что-нибудь выкинет до этого момента. Даже ему понятно, что это слишком бы сильно бросилось в глаза. Если с ней что-либо случится, то подозрения прежде всего падут на него.
Ну и что, подумала Джесс, сообразив, что забыла прихватить с собой бутылку вина и подарки для детей. Рик Фергюсон оставался явным и единственным подозреваемым в убийстве Конни Девуоно. Это тоже представлялось совершенно очевидным. И все же прокуратура штата не смогла представить достаточно веских доказательств, чтобы привлечь его к суду. Несомненно, он смог бы так же ловко покончить и с ней, хотя теперь, когда обвинения против него сняты, у него не было причин преследовать ее.
За исключением того, что это доставило бы ему удовольствие, понимала Джесс, зная, что Рик Фергюсон всячески старался изводить ее. Он подождет удобного случая, поиграет с ней еще немного, как кошка с мышкой, а потом придушит. Без свидетелей. Без улик. Безо всего, что связывало бы его со злодейством. Возможно, в один прекрасный день она просто исчезнет, и ее никогда больше не увидят и не услышат.
Как мать, так и дочь, думала она, находя странное утешение в иронии своего положения, как будто судьба завершила на ней целый цикл.
На пороге за свояком показался отец, и впервые Джесс порадовалась тому, что в его жизни появилась новая женщина. Это поможет ему, когда случится неизбежное.
– Бог ты мой, Джесс! – крикнул Барри. – Неужели можно так долго копаться? Поворачивайся поживее. На улице ужасно холодно.
Как бы подтверждая его слова, со стороны озера налетел порыв холодного ветра, раскачивая голые ветви деревьев. Джесс заметила голубые лампочки, просвечивавшие через вечнозеленые листья венка, укрепленного на фасаде дома, и подумала, что они, наверное, посинели от холода. Это выглядело скорбно и печально. В середине двери висел зеленый бумажный венок, украшенный ярко-красным бантом.
– Это сделал Тайлер в детском саду, – гордо пояснил Барри, когда Джесс подходила к плохо очищенным от снега ступенькам с таким ощущением, как будто к ее коленям были подвязаны гири. – Где ты достала машину?
– Взяла напрокат после обеда, – ответила Джесс, входя в дом и позволяя отцу заключить себя в объятия. – Привет, папочка.
– Здравствуй, солнышко. Дай-ка я посмотрю на тебя. – Он отодвинул ее от себя на расстояние рук, но не отпуская совсем, потом опять прижал к своей груди. – Ты выглядишь превосходно.
– Какую ты взяла машину? – спросил Барри.
– «Тойоту». – Джесс говорила о маленькой красной машине, которую она только Что взяла напрокат. Она испытывала странное чувство признательности, что можно было говорить о чем-то земном.
– Не стоило бы ездить на японских машинах, – пожурил он, помогая ей снять пальто и вешая его в стенной шкаф. Джесс мельком увидела шубку из черной норки, которая, как она знала, не принадлежала сестре, и мгновенно подумала, подходит ли норка к сандалиям от «Биркенстока». – Американская автомобильная промышленность нуждается в максимальной поддержке.
– Об этом свидетельствует твой «ягуар», – отозвалась Джесс, бросив свою дамскую сумочку на пол.
– Следующая моя машина будет американской, – заверил ее Барри. – Я подумываю приобрести «кадиллак».
– «Кадиллак» – отличная машина, – вставил Арт Костэр, взглядом умоляя Джесс не продолжать дальше эту тему.
Джесс кивнула.
– Сожалею, что в последнее время была так занята, отец, – извинилась она, оттягивая свой вход в основную часть дома.
– Понимаю, радость моя, – сказал ей отец, и Джесс увидела по состраданию в его мягких карих глазах, что он не кривил душой.
– Мне так жаль, что я причинила тебе боль, – прошептала она. – Ты знаешь, что я изо всех сил стараюсь не допустить этого.
– Я это знаю. И все это не имеет значения. Ты не сделала ничего плохого, а теперь ты с нами.
– Извиняюсь, что забыла принести с собой что-нибудь, – опять попросила прощения Джесс, когда в прихожую вошла Морин, держа на руках одну из близняшек, к ее ногам, как репейник, прилип Тайлер. Весь клан Пеплеров, отметила про себя Джесс, были наряжены в праздничные красные и зеленые одежды. Морин и грудной ребенок были облачены в платья из красного бархата. На Тайлере и отце были зеленые брюки, подобранные к ним красные шерстяные кофты без воротничков и широкие темно-зеленые шейные платки. Они выглядели так, как будто только что сошли с праздничной открытки. Джесс явно выделялась своим черно-белым свитером и черными брюками.
– Я так рада, что ты смогла приехать, – воскликнула Морин, и слезы навернулись на ее глаза. – Боялась, что в последний момент ты позвонишь и... – Она резко оборвала фразу. – Пойдем в гостиную.
Арт Костэр взял за талию свою младшую дочь и повел ее в гостиную. Первое, что бросилось в глаза Джесс, – огромная шотландская рождественская сосна, которую установили перед роялем и которую еще предстояло нарядить. Следующее, что она увидела, – фигуру Мадонны на розовой софе рядом с сосной, держащей на руках грудного ребенка в платьице из красного бархата.
– Шерри, – произнес отец, подводя Джесс к дивану без спинки, – это моя младшая дочь Джесс. Джесс, это – Шерри Хасек.
– Здравствуйте, Джесс, – произнесла женщина, передавая ребенка деду, вставая и протягивая руку его дочери.
Она была очень худенькой, такой, какой описал ее отец, и даже ниже ростом, чем предполагала Джесс. Ее черные волосы выглядели удивительно естественными, были зачесаны назад и закреплены на затылке заколкой, покрытой алмазами. На ней была простая белая блузка из шелка, темно-серые брюки и черные закрытые кожаные туфли. Никаких следов «Биркенстока». Она мягко пожала Джесс руку. Рука ее оказалась холодной как лед, хотя в камине вовсю пылал огонь.
«Она также нервничает, как и я», – подумала Джесс, стараясь удержаться от проявления чрезмерных эмоций, когда пожимала руку этой женщины.
– Сожалею, что так долго не могла встретиться с вами, – с большой искренностью в голосе произнесла Джесс.
– Бывают всякие обстоятельства, – отозвалась Шерри Хасек.
– Что вам дать выпить? – спросил Барри. – Вина? Пива? Кока-колы? – многозначительно произнес он последнее название.
– Можно мне коки? – тут же спросил Тайлер.
– Ты получишь молоко, – ответила ему Морин.
– Я бы выпила вина, – сказала Джесс, беря ребенка из рук сестры, думая о том, что сестра была права: близнецы действительно подросли за последние два месяца. – Приветик, милая. Как поживаешь?
Ребенок уставился на нее, как будто видел перед собой пришельца из космоса, глазки косили и сближались, когда малышка пыталась разглядеть нос Джесс.
– Они действительно прелесть, правда? – гордо произнес Барри, наливая Джесс бокал белого вина и протягивая ей. – Давай-ка я возьму Кло, – сказал он, обменивая бокал вина на ребенка.
– Мне всегда хотелось родить близнецов, – мечтательно произнесла Шерри Хасек. – Девочек. Вместо этого у меня появились три мальчика, по отдельности.
– Подруги мне рассказывали, что мальчики доставляют в детстве больше беспокойства, – сказала Морин, садясь и держа ребенка на руках, причем сынишка прильнул к ее коленям, – но девочки становятся хуже, когда подрастают.
– Что вы на это скажете, Арт? – спросил Барри. – Какими были ваши девочки?
Арт Костэр рассмеялся.
– Мои девочки всегда были превосходными, – любезно отозвался он о них, а Джесс попыталась не вспоминать заплаканное лицо матери.
– Мне не нужно этого, Джесс. Мне не нужно этого от тебя!
– Думаю, и мы были далеки от совершенства, – возразила Джесс, быстро поднося бокал ко рту. – За здоровье всех. – Она сделала большой глоток, потом еще один.
– Здоровья и богатства! – предложил в качестве тоста Барри.
Джесс попыталась сконцентрировать свое внимание на овальном лице Шерри Хасек. У нее были черные, широко расставленные глаза, но все остальное было удивительно скомкано, как будто для всего остального на лице не хватало места. Когда она оживлялась, то казалось, что ее рот начинает двигаться по всему лицу. Разговаривая, она пускала в ход руки, использовала свои длинные пальцы с накрашенными ноготками для того, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, создавая впечатление женщины с живым, хотя и несколько беспорядочным умом.
Совсем непохожа на мою мать, думала Джесс, вспоминая широкое лицо своей матери, ее зеленовато-голубые глаза, нежную кожу, пропорциональный относительно рта нос, высокие выступающие скулы. Ее лицо рождало иллюзию покоя, вселяло в окружающих чувство безопасности и надежности. Было что-то настолько успокаивающее в тонкой уравновешенности ее черт, что создавалось впечатление, что излучаемая ею безмятежность отражала ее глубокий внутренний покой.
Ее мать всегда была такой, поняла теперь Джесс, такой внутренне удовлетворенной, что ей не стоило труда создавать уютную атмосферу для всех окружающих. Она редко выходила из себя, почти никогда не повышала голос. И все же всегда было ясно, как она относится к тому или другому. Она не отличалась застенчивостью, у нее не хватало терпения предаваться сомнениям и строить разные догадки. Она говорила, что думала, и ждала, что ей будут отвечать тем же. Ко всем она относилась с уважением, думала теперь Джесс, вспоминая заплаканное лицо матери, даже если некоторые из окружавших ее и не заслуживали такого уважения.
– Джесс, спустись на грешную землю, – услышала она слова Барри. – Очнись от своих мечтаний.
Джесс почувствовала, как бокал с вином заскользил у нее между пальцев, и крепко сжала его, чтобы он не упал на пол. Хрупкое стекло треснуло, пальцы раздавили бокал, ладонь стала клейкой и влажной. Она видела, как ее кровь, смешиваясь с белым вином, образует нежно-розовый цвет, до ушей вдруг донеслись возгласы ужаса и тревоги, которыми наполнилась комната.
– Мама! – закричал Тайлер.
– О Господи, Джесс, твоя рука!
– Черт, как ты умудрилась? – Барри торопливо подсунул салфетку под ее руку, чтобы кровь не закапала на ковер.
Одна девочка заплакала.
– Ничего страшного, – услышала Джесс свой собственный голос, хотя, по правде говоря, толком не понимала, что же произошло, и поэтому не могла решить определенно, в порядке ли она или нет.
– Ну и хватка у тебя! – сказал отец, мягко раскрывая зажатую ладонь дочери, чтобы посмотреть, как она себя поранила, осторожно вынул два небольших стеклянных треугольника из ее ладони, мягко отер кровь своим полотняным носовым платком.
– Когтистая «лапа орла», – выпалила Джесс.
– Что такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Ошибаетесь, – отозвался он. – Всего-навсего я. – И улыбнулся. – Я надеялся, что мы куда-нибудь пойдем и отпразднуем это, – обратился он к Дону через голову Джесс.
– Боюсь, что не смогу, – холодно сказал Дон.
– Ах, очень жаль, – воскликнул Рик, хотя его ухмылка говорила об обратном. – А вы, Джесс? Мы бы действительно хорошо провели время.
– Все свое время вы будете проводить как можно дальше от нее. Ныне и присно, – разгорячился Дон. – Понятно?
Рик Фергюсон подался назад, положив руку на сердце, как будто он получил смертельную рану.
– Вы крутой мужчина, мистер Шоу, – сказал он, тут же выпрямляясь, – но, черт подери, если вы этого хотите, то это вы и получите. В данный момент меня просто распирает от хороших чувств и мне хотелось поделиться ими кое с кем из окружающих.
– Отправляйтесь домой, Рик, – посоветовал Дон. Он бесцеремонно схватил Рика за локоть и потянул его к лифтам, один из которых остановился, когда они подошли к площадке. Но как раз в тот момент, когда они собирались войти в лифт, Рик Фергюсон вырвался из руки адвоката и бросился назад к Джесс.
При его приближении Джесс затаила дыхание, решив не двигаться с места. Конечно, сейчас он ничего не сделает такого, чтобы причинить ей боль. Сейчас, когда они находятся в здании суда, когда к ним быстро приближается его адвокат.
– Хотите знать, до чего хорошо я себя чувствую? – спросил он, глядя прямо в глаза Джесс, таким тихим голосом, что она едва расслышала его. – Чувствую себя прямо как кошка, которая скушала канарейку.
Какое-то мгновение Джесс не могла ничего выговорить, едва могла дышать.
– Ублюдок! – прошептала она.
– Еще бы! – отозвался на ее выпад Рик. – И не беспокойтесь, – успел добавить он до того, как к ним подощел Дон. – Вы не увидите даже моей тени возле себя.
Глава 25
В Эванстон Джесс приехала во взятой напрокат машине, и на парковочной площадке возле дома сестры уже была без пяти шесть вечера. Голубой «бьюик» отца уже стоял возле дома.
– Прекрасно, – прошептала она, жалея, что у нее не осталось времени выпить хотя бы одну рюмку до того, как она встретится с дамой отца. – А теперь оставайся спокойной. Улыбайся. Кажись счастливой.
Она повторяла про себя эти слова до тех пор, пока они потеряли всякий первоначальный смысл и приобрели новый: будь любезной. Обходительной. Не скандаль.
– Не скандаль, – опять произнесла она, дергая головой вверх и вниз так, что появилась опасность, что голова оторвется, пытаясь собрать в себе достаточно храбрости, чтобы выйти из машины. – Будь любезной. – Входная дверь открылась, и на пороге появился Барри, широкими взмахами руки приглашая ее входить в дом. Неужели ее свояк мог действительно послать ей такое письмо?
Не будь посмешищем, сказала она сама себе, позаботясь о том, чтобы слова не прозвучали вслух. Барри не посылал тебе этого письма. Это сделал Рик Фергюсон.
Теперь ты действительно смехотворна, возразил другой внутренний голос. Рик Фергюсон ничего такого не делал. Разве ты забыла что он невиновен. Просто отсутствуют явные доказательства того, что он связан с какими бы то ни было безобразиями. Ты не доказала его вины. Поэтому он невиновен.
Невиновный и находящийся на воле, поджидающий тебя, думала она, открывая дверцу машины и выходя из нее. Потом с силой захлопнула дверцу, не желая быть запуганной. Завтра она пойдет на последнее занятие по самозащите, узнает, как разоружить возможного насильника. Она сомневается, что Рик Фергюсон что-нибудь выкинет до этого момента. Даже ему понятно, что это слишком бы сильно бросилось в глаза. Если с ней что-либо случится, то подозрения прежде всего падут на него.
Ну и что, подумала Джесс, сообразив, что забыла прихватить с собой бутылку вина и подарки для детей. Рик Фергюсон оставался явным и единственным подозреваемым в убийстве Конни Девуоно. Это тоже представлялось совершенно очевидным. И все же прокуратура штата не смогла представить достаточно веских доказательств, чтобы привлечь его к суду. Несомненно, он смог бы так же ловко покончить и с ней, хотя теперь, когда обвинения против него сняты, у него не было причин преследовать ее.
За исключением того, что это доставило бы ему удовольствие, понимала Джесс, зная, что Рик Фергюсон всячески старался изводить ее. Он подождет удобного случая, поиграет с ней еще немного, как кошка с мышкой, а потом придушит. Без свидетелей. Без улик. Безо всего, что связывало бы его со злодейством. Возможно, в один прекрасный день она просто исчезнет, и ее никогда больше не увидят и не услышат.
Как мать, так и дочь, думала она, находя странное утешение в иронии своего положения, как будто судьба завершила на ней целый цикл.
На пороге за свояком показался отец, и впервые Джесс порадовалась тому, что в его жизни появилась новая женщина. Это поможет ему, когда случится неизбежное.
– Бог ты мой, Джесс! – крикнул Барри. – Неужели можно так долго копаться? Поворачивайся поживее. На улице ужасно холодно.
Как бы подтверждая его слова, со стороны озера налетел порыв холодного ветра, раскачивая голые ветви деревьев. Джесс заметила голубые лампочки, просвечивавшие через вечнозеленые листья венка, укрепленного на фасаде дома, и подумала, что они, наверное, посинели от холода. Это выглядело скорбно и печально. В середине двери висел зеленый бумажный венок, украшенный ярко-красным бантом.
– Это сделал Тайлер в детском саду, – гордо пояснил Барри, когда Джесс подходила к плохо очищенным от снега ступенькам с таким ощущением, как будто к ее коленям были подвязаны гири. – Где ты достала машину?
– Взяла напрокат после обеда, – ответила Джесс, входя в дом и позволяя отцу заключить себя в объятия. – Привет, папочка.
– Здравствуй, солнышко. Дай-ка я посмотрю на тебя. – Он отодвинул ее от себя на расстояние рук, но не отпуская совсем, потом опять прижал к своей груди. – Ты выглядишь превосходно.
– Какую ты взяла машину? – спросил Барри.
– «Тойоту». – Джесс говорила о маленькой красной машине, которую она только Что взяла напрокат. Она испытывала странное чувство признательности, что можно было говорить о чем-то земном.
– Не стоило бы ездить на японских машинах, – пожурил он, помогая ей снять пальто и вешая его в стенной шкаф. Джесс мельком увидела шубку из черной норки, которая, как она знала, не принадлежала сестре, и мгновенно подумала, подходит ли норка к сандалиям от «Биркенстока». – Американская автомобильная промышленность нуждается в максимальной поддержке.
– Об этом свидетельствует твой «ягуар», – отозвалась Джесс, бросив свою дамскую сумочку на пол.
– Следующая моя машина будет американской, – заверил ее Барри. – Я подумываю приобрести «кадиллак».
– «Кадиллак» – отличная машина, – вставил Арт Костэр, взглядом умоляя Джесс не продолжать дальше эту тему.
Джесс кивнула.
– Сожалею, что в последнее время была так занята, отец, – извинилась она, оттягивая свой вход в основную часть дома.
– Понимаю, радость моя, – сказал ей отец, и Джесс увидела по состраданию в его мягких карих глазах, что он не кривил душой.
– Мне так жаль, что я причинила тебе боль, – прошептала она. – Ты знаешь, что я изо всех сил стараюсь не допустить этого.
– Я это знаю. И все это не имеет значения. Ты не сделала ничего плохого, а теперь ты с нами.
– Извиняюсь, что забыла принести с собой что-нибудь, – опять попросила прощения Джесс, когда в прихожую вошла Морин, держа на руках одну из близняшек, к ее ногам, как репейник, прилип Тайлер. Весь клан Пеплеров, отметила про себя Джесс, были наряжены в праздничные красные и зеленые одежды. Морин и грудной ребенок были облачены в платья из красного бархата. На Тайлере и отце были зеленые брюки, подобранные к ним красные шерстяные кофты без воротничков и широкие темно-зеленые шейные платки. Они выглядели так, как будто только что сошли с праздничной открытки. Джесс явно выделялась своим черно-белым свитером и черными брюками.
– Я так рада, что ты смогла приехать, – воскликнула Морин, и слезы навернулись на ее глаза. – Боялась, что в последний момент ты позвонишь и... – Она резко оборвала фразу. – Пойдем в гостиную.
Арт Костэр взял за талию свою младшую дочь и повел ее в гостиную. Первое, что бросилось в глаза Джесс, – огромная шотландская рождественская сосна, которую установили перед роялем и которую еще предстояло нарядить. Следующее, что она увидела, – фигуру Мадонны на розовой софе рядом с сосной, держащей на руках грудного ребенка в платьице из красного бархата.
– Шерри, – произнес отец, подводя Джесс к дивану без спинки, – это моя младшая дочь Джесс. Джесс, это – Шерри Хасек.
– Здравствуйте, Джесс, – произнесла женщина, передавая ребенка деду, вставая и протягивая руку его дочери.
Она была очень худенькой, такой, какой описал ее отец, и даже ниже ростом, чем предполагала Джесс. Ее черные волосы выглядели удивительно естественными, были зачесаны назад и закреплены на затылке заколкой, покрытой алмазами. На ней была простая белая блузка из шелка, темно-серые брюки и черные закрытые кожаные туфли. Никаких следов «Биркенстока». Она мягко пожала Джесс руку. Рука ее оказалась холодной как лед, хотя в камине вовсю пылал огонь.
«Она также нервничает, как и я», – подумала Джесс, стараясь удержаться от проявления чрезмерных эмоций, когда пожимала руку этой женщины.
– Сожалею, что так долго не могла встретиться с вами, – с большой искренностью в голосе произнесла Джесс.
– Бывают всякие обстоятельства, – отозвалась Шерри Хасек.
– Что вам дать выпить? – спросил Барри. – Вина? Пива? Кока-колы? – многозначительно произнес он последнее название.
– Можно мне коки? – тут же спросил Тайлер.
– Ты получишь молоко, – ответила ему Морин.
– Я бы выпила вина, – сказала Джесс, беря ребенка из рук сестры, думая о том, что сестра была права: близнецы действительно подросли за последние два месяца. – Приветик, милая. Как поживаешь?
Ребенок уставился на нее, как будто видел перед собой пришельца из космоса, глазки косили и сближались, когда малышка пыталась разглядеть нос Джесс.
– Они действительно прелесть, правда? – гордо произнес Барри, наливая Джесс бокал белого вина и протягивая ей. – Давай-ка я возьму Кло, – сказал он, обменивая бокал вина на ребенка.
– Мне всегда хотелось родить близнецов, – мечтательно произнесла Шерри Хасек. – Девочек. Вместо этого у меня появились три мальчика, по отдельности.
– Подруги мне рассказывали, что мальчики доставляют в детстве больше беспокойства, – сказала Морин, садясь и держа ребенка на руках, причем сынишка прильнул к ее коленям, – но девочки становятся хуже, когда подрастают.
– Что вы на это скажете, Арт? – спросил Барри. – Какими были ваши девочки?
Арт Костэр рассмеялся.
– Мои девочки всегда были превосходными, – любезно отозвался он о них, а Джесс попыталась не вспоминать заплаканное лицо матери.
– Мне не нужно этого, Джесс. Мне не нужно этого от тебя!
– Думаю, и мы были далеки от совершенства, – возразила Джесс, быстро поднося бокал ко рту. – За здоровье всех. – Она сделала большой глоток, потом еще один.
– Здоровья и богатства! – предложил в качестве тоста Барри.
Джесс попыталась сконцентрировать свое внимание на овальном лице Шерри Хасек. У нее были черные, широко расставленные глаза, но все остальное было удивительно скомкано, как будто для всего остального на лице не хватало места. Когда она оживлялась, то казалось, что ее рот начинает двигаться по всему лицу. Разговаривая, она пускала в ход руки, использовала свои длинные пальцы с накрашенными ноготками для того, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, создавая впечатление женщины с живым, хотя и несколько беспорядочным умом.
Совсем непохожа на мою мать, думала Джесс, вспоминая широкое лицо своей матери, ее зеленовато-голубые глаза, нежную кожу, пропорциональный относительно рта нос, высокие выступающие скулы. Ее лицо рождало иллюзию покоя, вселяло в окружающих чувство безопасности и надежности. Было что-то настолько успокаивающее в тонкой уравновешенности ее черт, что создавалось впечатление, что излучаемая ею безмятежность отражала ее глубокий внутренний покой.
Ее мать всегда была такой, поняла теперь Джесс, такой внутренне удовлетворенной, что ей не стоило труда создавать уютную атмосферу для всех окружающих. Она редко выходила из себя, почти никогда не повышала голос. И все же всегда было ясно, как она относится к тому или другому. Она не отличалась застенчивостью, у нее не хватало терпения предаваться сомнениям и строить разные догадки. Она говорила, что думала, и ждала, что ей будут отвечать тем же. Ко всем она относилась с уважением, думала теперь Джесс, вспоминая заплаканное лицо матери, даже если некоторые из окружавших ее и не заслуживали такого уважения.
– Джесс, спустись на грешную землю, – услышала она слова Барри. – Очнись от своих мечтаний.
Джесс почувствовала, как бокал с вином заскользил у нее между пальцев, и крепко сжала его, чтобы он не упал на пол. Хрупкое стекло треснуло, пальцы раздавили бокал, ладонь стала клейкой и влажной. Она видела, как ее кровь, смешиваясь с белым вином, образует нежно-розовый цвет, до ушей вдруг донеслись возгласы ужаса и тревоги, которыми наполнилась комната.
– Мама! – закричал Тайлер.
– О Господи, Джесс, твоя рука!
– Черт, как ты умудрилась? – Барри торопливо подсунул салфетку под ее руку, чтобы кровь не закапала на ковер.
Одна девочка заплакала.
– Ничего страшного, – услышала Джесс свой собственный голос, хотя, по правде говоря, толком не понимала, что же произошло, и поэтому не могла решить определенно, в порядке ли она или нет.
– Ну и хватка у тебя! – сказал отец, мягко раскрывая зажатую ладонь дочери, чтобы посмотреть, как она себя поранила, осторожно вынул два небольших стеклянных треугольника из ее ладони, мягко отер кровь своим полотняным носовым платком.
– Когтистая «лапа орла», – выпалила Джесс.
– Что такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51