– И достаточно прочной, чтобы вынесли приговор твоему клиенту.
Наступила непродолжительная пауза.
– Ладно, Джесс. Сейчас не хочу влезать во все это. Мы сможем поговорить о деле против моего клиента сразу, как только полиция доставит его. А пока что я попросил своего человека не выпускать из вида тебя.
– Что? Дон, я же сказала тебе, что нянька мне не нужна.
– Я хочу этого, – настаивал Дон. – Позволь мне сделать это, Джесс. Хотя бы на день-два. Ты не умрешь от этого.
– А от руки Рика Фергюсона могу?
В трубке был слышен громкий вздох.
– Ты даже не заметишь, что за тобой наблюдают.
– Рик Фергюсон узнает.
– Сделай это для меня, хорошо?
– Есть какие-нибудь соображения о том, где мог скрыться твой клиент?
– Никаких.
– Мне пора идти, – сказала Джесс, заранее обдумывая, что она сообщит полиции.
– Насколько я понимаю, присяжные все еще совещаются по делу об убийстве из самострела?
– Уже больше суток.
– По слухам, ты сделала первоклассное заключительное заявление.
– Присяжные отличаются невосприимчивостью к первоклассным заявлениям, – заметила Джесс, нетерпеливо стараясь закончить телефонный разговор. – Я позвоню тебе позже.
Она повесила трубку, не попрощавшись.
– Только что звонил сыщик Мэнсфилд, – сообщил ей Нейл. – Видимо, Рик Фергюсон удрал. Они объявят всеобщий розыск для его ареста.
Телефон на столе Джесс опять зазвонил.
– Похоже, что сегодня будет тот еще денек, – заметила Барбара. – Хотите, я сниму трубку?
Джесс покачала головой, сама ответила на звонок:
– Джесс Костэр.
– Джесс, это – Морин. Не вовремя?
Джесс почувствовала, как опустились ее плечи.
– Ну, ты выбрала не лучшую минуту. – Она представила разочарование на лице сестры. Такое настроение распространялось вокруг нее, как невидимый отравляющий газ. – Но несколько минут я могу уделить тебе.
– Барри сказал мне сегодня утром, что ты звонила в понедельник. Прости, – извинилась Морин.
– Почему ты должна извиняться за промахи Барри?
Наступило молчание.
– Сожалею, – быстро произнесла Джесс.
– Он всю неделю сильно болел. Был сам не свой от всех этих таблеток. Доктор боялся, что он схватил воспаление, но что бы это ни было, антибиотиками удалось отделаться от страшного ларингита. Сегодня он уже вышел на работу.
– Рада, что он чувствует себя лучше. – Джесс тут же представила себе пропитанную мочой бумажку и кусочки волос со срамного места, которые она получила в письме, гадая, неужели это мог послать Барри.
– Во всяком случае, когда он уходил из дома сегодня утром, он вспомнил про твой телефонный звонок. Я чуть не убила его.
– В твоем доме в эти дни совершаются сплошные убийства, – рассеянно заметила Джесс.
– Что?
– Итак, как ты поживаешь?
– Я? У меня нет времени болеть, – ответила Морин в тон младшей сестре. – В общем я знаю, что ты ужасно занята, но мне не хотелось бы создавать впечатление, что я не отвечаю на твои телефонные звонки. Я действительно очень рада, что ты позвонила... – Появилась опасность, что ее голос перейдет в плач.
– Как отец? – спросила Джесс, вдруг осознав, что она не разговаривала с отцом уже несколько недель, ощущая знакомое состояние вины и гнева. Вины за то, что она с ним не разговаривала, гнева из-за вины.
– Он по-настоящему счастлив, Джесс.
– Рада за него.
– Шерри очень ему подходит. Она веселит его и создает хорошее настроение. Они приходят ко мне на обед в пятницу вечером на этой неделе. Мы собираемся поставить рождественскую елку, украсить дом и все такое. – Морин сделала паузу. – Хочешь присоединиться к нам?
Джесс закрыла глаза. Сколько еще будет она обижать самых дорогих и близких ей людей?
– Конечно, – ответила она.
– Уверена?
– Звучит заманчиво.
– Заманчиво? – повторила Морин, как будто нуждалась в том, чтобы услышать подтверждение услышанного в своем собственном голосе. – Да, – согласилась она, – это заманчиво и будет здорово. Нам недостает тебя. Тайлер без конца играет с игрушечным самолетом, который ты ему подарила. И ты не поверишь, как подросли близнецы.
Джесс засмеялась.
– Правда, Морин? Прошло ведь не так много времени.
– Почти два месяца, – напомнила ей Морин, застав этим Джесс врасплох. Неужели с тех пор, как она в последний раз видела родственников, прошло два месяца?
– Мне надо идти, – сказала Джесс.
– Да, конечно. Дел у тебя, наверное, по горло. Я слышала по радио, что присяжные по делу об убийстве из самострела вчера удалились на совещание. Что-нибудь слышно об их решении?
– Пока нет.
– Удачи!
– Спасибо.
– До встречи, – простилась Морин.
– Пока, – отозвалась Джесс.
– Что-нибудь не так? – спросила Барбара, когда Джесс положила трубку на аппарат.
Джесс покачала головой, сделала вид, что изучает подшивку, лежавшую на ее столе. Почти два месяца! – думала она. Два месяца с тех пор, как она последний раз была у своей сестры. Два месяца с тех пор, как она обнимала своего племянника и нянчила грудных племянниц. Два месяца, как не видела своего отца.
Как она позволила случиться такому? Разве они не единственное, что у нее остается в жизни? Что происходит с ней? Неужели она так поглощена, так занята собой, что не замечает, как мимо проходит жизнь близких ей людей? Неужели она так привыкла заниматься отбросами общества, что не способна уже понимать, как надо обходиться с приличными людьми, любящими ее, чей недостаток заключался только в том, что они хотели, прожить жизнь по своему разумению? Разве не того же самого хотела и она – не только хотела, но и требовала – для себя самой?
Разве не из-за этого она поссорилась с матерью в тот день, когда та пропала?
Джесс вздернула голову, почувствовала, как что-то хрустнуло в плечах. Почему она не прекратит мучиться мыслями о матери? Почему она продолжает оставаться пленницей того, что произошло восемь лет назад? Почему все в конечном счете должно возвращаться ко дню исчезновения ее матери?
«Проклятый Адам Стон», – думала она; покалывание в плечах стало распространяться на мышцы спины. Он виноват в ее нынешнем недомогании. Он заставил ее раскрыться, рассказать о своей матери. Он выпустил наружу всю муку и грусть, чувство вины, которые она так долго старалась подавить в себе.
Но она знала, что в этом нет вины Адама. Он не мог себе представить, в какое эмоциональное минное поле он вторгается, когда задавал свои простые вопросы, какие нервы он затрагивал. Он не может залепить пластырем раковую опухоль, думала она, и ждать, что тем самым вылечит эту болезнь. Снимите пластырь после многих лет халатного отношения, и вы найдете неизлечимую злокачественную болезнь.
Неудивительно, что он не захотел остаться и ушел от нее с такой поспешностью. «Вы хотите, чтобы я ушел?» – спросил он ее, а она ответила: «Может быть, будет лучше, если вы больше не будете приходить ко мне». Вот так обстоят дела, думала она теперь, вспоминая также, что однажды она сказала ему, что ее единственное достоинство заключается в ее добром слове адвоката.
Он был в такой же степени хорош, как ее слово.
– Черт бы тебя побрал, Адам Стон! – прошептала она.
– Вы что-то сказали? – спросила Барбара, подняв голову от бумаг.
Джесс покачала головой, ее охватило какое-то беспокойство, дыхание участилось. Она начала терять точку опоры. Она почувствовала головокружение, состояние бреда, как будто вот-вот свалится со стула. О нет, подумала она, вся напрягаясь. Окружающие предметы расплывались перед ее глазами в облаке беспокойства. Не сопротивляйся, быстро сказала она себе. Поддайся этому состоянию. Плыви по течению. Что может случиться в худшем варианте? Ну, упадешь ты со стула. Ну, шлепнешься на задницу. Ну, тебя стошнит. Что из этого?
Джесс не торопясь выпустила воздух из своих легких и поплыла в самую гущу людских испарений. Но почти мгновенно туман вокруг нее начал рассеиваться. Головокружение ослабло и дыхание стало нормальным, мышцы плеч расслабились, напряжение прошло. До слуха донеслись знакомые звуки: гудение машины факса, постукивание клавишей компьютера, звонки телефонов.
Джесс видела, как Нейл Стрейхорн подошел к ее столу и снял трубку с ее аппарата. Давно ли начал звонить ее телефон?
– У телефона Нейл Стрейхорн, – отчетливо произнес он, не сводя глаз с Джесс. – Они выходят? Сейчас?
Джесс глубоко вздохнула, быстро поднялась. Ей ничего не надо было спрашивать. Присяжные возвращались в зал суда.
* * *
– Дамы и господа присяжные заседатели, вынесли ли вы приговор?
Джесс почувствовала прилив адреналина во всем своем теле, несмотря на то что затаила дыхание. Она любила и ненавидела этот момент. Любила его за драматизм, за тревожную неопределенность, за то, что от победы или поражения ее отделяло всего одно слово. Ненавидела по тем же причинам. Ненавидела, потому что ей был ненавистен проигрыш. Ненавидела, потому что весь смысл ее деятельности заключался в том, чтобы выиграть или проиграть. Правда одного адвоката против другого, правосудию отводится роль незадачливого наблюдателя. Нет такой вещи, как абсолютная истина.
Старшина присяжных откашлялся, перед тем как говорить, заглянул в бумагу, которую держал в руке, как будто забыл, какое решение вынесли присяжные заседатели, как будто хотел гарантировать абсолютную достоверность своих слов.
– Мы, присяжные заседатели, – начал он и снова откашлялся, – считаем обвиняемого Терри Вейлса виновным в убийстве первой степени.
Зал суда сразу как будто взорвался. Репортеры кинулись вон из зала. Послышалось щелканье захлопывающихся атташе-кейсов. Друзья и родственники погибшей обнимали друг друга со слезами на глазах и чувством отрешенности. Судья Харрис поблагодарил и отпустил присяжных заседателей. Джесс обняла своих сотрудников, принимала их поздравления, заметила покорность во взгляде Хела Бристола, презрительную усмешку на губах обвиняемого, когда его уводили из зала.
За стенами зала заседаний на нее набросилась толпа репортеров, стараясь поднести микрофоны к самому ее рту, размахивая перед ее лицом блокнотами.
– Удивил ли вас приговор? Надеялись ли вы выиграть процесс? Как вы себя чувствуете? – кидали они вопросы, в то время как щелкали пусковые кнопки кинокамер и взрывались фотовспышки.
– Мы глубоко верим в юридическую систему нашей страны, – изрекла Джесс для журналистов, направляясь к лифтовой площадке.
– Мы ни на секунду не сомневались в исходе.
– Будете ли вы требовать смертной казни? – спросил кто-то.
– Еще бы! – отозвалась Джесс, нажимая кнопку вызова лифта и услышав слова Хала Бристола о намерении обжаловать это решение.
– Приятно ли выигрывать дело? – крикнула из толпы какая-то женщина.
Джесс знала, что должна напомнить репортерам о том, что здесь важен не выигрыш, а истина, что виновный человек получил приговор за гнусное преступление, что восторжествовало правосудие.
– Чувствуешь себя великолепно, – ответила она.
* * *
– Скажите, это вашу фотографию опубликовали в сегодняшней утренней газете? – Василики смотрела, как Джесс собирала и завязывала волосы в виде конского хвоста перед удлиненным зеркалом в зале занятий по вен-ду.
– Мою, – скромно подтвердила Джесс, у которой в голове все еще стучало от слишком много выпитого пива в ресторане «Жан» накануне вечером. Обычно после работы она редко посещала этот ресторан, в отличие от многих адвокатов и государственных обвинителей, для которых это заведение стало вторым домом. Но все говорили ей, что такое событие стоит отметить, и действительно Джесс в этом почувствовала долгожданное дружеское похлопывание по плечу.
Она позвонила отцу сразу же, как только вернулась в свой кабинет, но его не оказалось дома. Позвонила сестре, но та занималась детьми и лишь очень немногословно поздравила ее.
Она позвонила Дону, рассказала ему о своем успехе, услышала его невнятные извинения, что он не может отпраздновать это событие с ней сегодня вечером. Он что-то говорил о том, что с кем-то уже договорился. «С кем-то договорился» означало Триш, подумала Джесс, но промолчала, задаваясь вопросом, что же ей, собственно, нужно от этого человека.
Потом она сделала такое, чего никогда раньше не делала, никогда не позволяла себе. Она пошла в уборную, заперлась в одной из кабинок, закрыла глаза зарыдала от радости.
– Я выиграла, – произнесла она тихим голосом, позволив призраку своей матери заключить себя в объятия.
Празднование в ресторане продолжалось чуть ли не до утра. Инспектор судебных процессов Том Олински отвез ее домой, проводил до самой двери квартиры и проследил, чтобы все было в порядке. Джесс так и не заметила человека, которого нанял Дон, чтобы присматривать за ней, но она знала, что он где-то рядом, и внутренне была признательна ему за это.
Она крепко заснула, не услышала даже звонка будильника и чуть не опоздала на урок по самозащите, приехав, буквально за несколько секунд до того, как появились все остальные, не успев даже причесаться.
И вот она здесь, на пустой желудок, голова трещит, и она должна будет вопить и выполнять такие приемы, как «лапа орла», царапающие выпады и удары кулаками.
– Применяйте ваши костистые суставы! – услышала она перед входом в зал.
– Вы не сказали нам, что являетесь важной персоной в прокуратуре, – пожурила Василики Джесс, в то время как другие женщины окружили их.
– В прокуратуре штата, – автоматически уточнила Джесс.
– Неважно где, но вы – знаменитость!
Джесс улыбнулась, чувствуя неловкость от этого своего нового статуса. Остальные женщины смотрели на нее, не скрывая любопытства.
– Я читала, что вы будете требовать смертной казни, – вставила Марилен. – Думаете, вы добьетесь этого?
– Я стучу по дереву.
– Я не согласна со смертной казнью, – высказала свое мнение Айша.
– Она еще молодая, – шепнула ее мать.
Занавески раздвинулись, и в зал вошел Доминик.
– Добрый день. Все готовы брыкаться?
Женщины отреагировали различными восклицаниями и поднятыми кулаками.
– Прекрасно. Теперь разойдитесь подальше друг от друга. Побольше простора. Хорошо. Так, в чем состоит первая линия защиты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51