– Нет, – ответила она.
– Тогда почему вы решили, что с вами это может произойти?
Он ждал ее ответа, но она молчала.
– Не действую ли я вам на нервы?
– Совершенно не действуете, – солгала она, но тут же поправилась: – Ну, честно говоря, вы немного действуете мне на нервы, но вы не имеете никакого отношения к моим опасениям.
– Не понимаю.
– Я тоже. Может быть, мы поговорим о чем-нибудь другом. – Она виновато опустила голову, закрывалась еще одна тема для разговора. – Думаю, сейчас за едой не самое подходящее время обсуждать это.
– Разрешите мне спросить, правильно ли я все это понимаю, – продолжал он, не обращая внимания на ее просьбу. – Вам нравится место возле прохода, потому что вы думаете, что если, скажем, вы сядете в середине ряда, то вас может вытошнить, хотя раньше этого в кинотеатрах никогда не случалось. Правильно?
– Правильно.
– Давно ли у вас появился такой невроз страха?
– Почему вы решили, что у меня невроз страха?
– А как вы можете назвать это?
– Дайте определение невроза страха, – потребовала Джесс.
– Безрассудный страх, – сымпровизировал он. – Страх, для которого в действительности нет оснований.
Джесс слушала, впитывала его слова, как губка влагу.
– У меня невроз страха.
– Какими другими неврозами вы страдаете – боязнь больших пространств, замкнутых помещений, страх запутаться в паутине неприятностей?..
Она покачала головой.
– Ничего похожего.
– Другие люди боятся высоты или змей. Вы же боитесь, что вас вырвет в кинотеатре, если вы не сядете возле прохода.
– Знаю, что это нелепо.
– Почему нелепо? Отнюдь нет.
– Разве?
– Просто многое мне неизвестно.
– Вы все еще думаете, что я что-то от вас утаиваю? – спросила Джесс, почувствовав, как голос ее дрогнул.
– Чего вы боитесь на самом деле, Джесс?
Джесс отодвинула от себя тарелку, борясь с порывом бежать из ресторана, окончательно потеряв аппетит. Она заставила себя остаться на месте.
– У меня случаются приступы паники, – сказала она спокойно после долгой паузы. – Несколько лет назад я часто страдала от таких приступов. Но постепенно они прошли. А некоторое время назад начались опять.
– Для этого есть какая-нибудь причина?
– Это может вызываться целым рядом вещей, – ответила Джесс, раздумывая, не отклонит ли эта полуправда в сторону стрелку воображаемого детектора, с орбитой действия которого она связана, – У меня начинается в этих случаях сильное сердцебиение, не хватает воздуха, я не могу пошевелиться. Начинает мутить в желудке. Я пытаюсь бороться с этим...
– Почему?
– Что почему? Что вы имеете в виду?
– Почему вы боретесь с этим? Что это вам дает?
Джесс должна была признаться, что не дает ничего.
– Что же я должна в таком случае делать?
– А почему просто не примириться с приступом?
– Примириться с приступом? Я не понимаю.
– Очень просто. Вместо того чтобы зря расходовать свою энергию на противодействие чувству беспокойства, почему просто не погрузиться в него? Как говорится, поплыть по течению. Представим, например, что вы находитесь в кинотеатре, – продолжал он, – и вы чувствуете, что приближается один из этих приступов. Вместо того чтобы сдерживать дыхание, считать до десяти или срываться со своего места, или бросать любое другое занятие, не противодействуйте чувству паники, пусть оно овладеет вами. Что наихудшего можно ждать в этом случае?
– Я заболею.
– Ну и что? Вы будете больны.
– Что?
– Вас, например, вытошнит. Ну и что?
– Я не терплю этого.
– Вы опасаетесь не этого.
– Вы так думаете?
– Да.
Джесс нетерпеливо посмотрела по сторонам.
– Вы правы. Я действительно опасаюсь не того, что не выполню работу соответствующего дня, если это со мной случится. Я боюсь, что как следует не высплюсь, что меня свалит простуда, которой я хочу избежать, и я провалюсь на следующий день в суде. Мне страшно, что я проиграю дело, и хладнокровный убийца отделается легким испугом, получив меньше пяти лет тюремного заключения. Пожалуй, мне действительно пора отправляться домой. – Чтобы подчеркнуть свои слова, она взглянула на часы и приподнялась. Ее салфетка опять полетела на пол.
– Думаю, что вы боитесь смерти, – сказал Адам.
Джесс остолбенела.
– Что?
– Думаю, что вы боитесь смерти, – повторил он, глядя, как она опять медленно опускается на свое место. – К этому в конечном итоге приводят все неврозы. К страху смерти. – Он помолчал. – А в вашем случае этот страх, возможно, оправдан.
– Что вы хотите этим сказать? – Сколько раз уже за этот вечер она задавала себе подобный вопрос?
– Ну, могу себе представить, что вы получаете обычную долю угроз со стороны людей, которых вы засадили. Возможно, вам присылают письма, исполненные ненависти, вам говорят похабные вещи по телефону, обычный набор хамства. Вы каждый день имеете дело со смертью. С жестокостью, убийствами и с бесчеловечным отношением к людям.
– Чаще с бесчеловечным отношением мужчин к женщинам, – уточнила Джесс, задавая себе вопрос о том, откуда ему известно обо всем этом «стандартном наборе хамства».
– Вполне естественно, что вас охватывает чувство страха.
Джесс нагнулась и подобрала салфетку, затем аккуратно набросила ее на тарелку, как будто накрыла простыней труп.
Она наблюдала, как коричневый сок просачивается через белый материал.
– Возможно, вы правы. Возможно, все сводится именно к этому.
– Значит, я действую вам на нервы, не так ли? – улыбнулся Адам.
– Немного, – не отрицала она. – А если честно, то здорово действуете.
– Почему?
– Потому что я не знаю, что вы думаете об этом, – призналась она откровенно.
Теперь он улыбался осторожно и осмотрительно.
– Разве так не интереснее?
На это Джесс не ответила.
– Мне, правда, пора домой, – опять повторила она. – Мне надо многое сделать, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Возможно, сегодня мне вообще не стоило выходить в город. – Зачем она затеяла это нытье?
– Я отвезу вас домой, – предложил он. Но Джесс не слышала ничего другого, кроме его предыдущих слов: «Думаю, что вы боитесь смерти».
Глава 15
На очередную субботу Джесс записалась на курсы самообороны.
Истекшая неделя оказалась странной. Во вторник суд завершил расследование по делу Терри Вейлса. Целая вереница свидетелей – полицейских, медицинских работников, психологов, очевидцев, друзей и родных погибшей – выступила с показаниями. Они доказали, не оставив ни малейших сомнений, что Терри Вейлс убил свою жену. Оставался лишь один вопрос – главный вопрос, стоявший с самого начала процесса, – убийство какой степени? Удастся ли Терри Вейлсу убедить присяжных заседателей в том; что произошла трагическая ошибка?
Несомненно, вначале ситуация складывалась в его пользу. Он повел себя довольно успешно. Терри Вейлс начал давать показания в среду утром в порядке самозащиты. На точные вопросы адвокатов он отвечал медленно и обдуманно. Да, у него вспыльчивый характер. Да, у него с женой подчас дело доходило до драк. Да, однажды он сломал ей нос и подбил глаз. Да, он грозился убить ее, если она посмеет от него уйти.
Но нет, этого он не планировал. Нет, он не собирался убивать ее. Нет, он не бесчувственный, хладнокровный убийца.
Свою жену он любил, уверял он, не сводя своих тускло-голубых глаз с присяжных. Даже когда она поносила его перед друзьями. Даже когда она бросилась на него через всю комнату, стремясь выцарапать ему глаза, вынудив его защищаться. Даже когда она грозила лишить его всего имущества. Даже когда пугала тем, что настроит против него детей.
Он хотел только попугать ее, когда выстрелил в нее из лука на многолюдном перекрестке. Он и не помышлял, что его выстрел окажется смертельным. Если бы он действительно собирался убить ее, он бы воспользовался пистолетом. У него их несколько, он отличный стрелок, а стрелу он не пускал из лука с детских лет, когда был в лагере.
Терри Вейлс закончил свои показания в слезах, хриплым голосом, лицо его побледнело и покрылось пятнами. Его адвокат был вынужден помочь ему сесть на свое место.
Джесс и ее двоим сотрудникам пришлось просидеть до полуночи, просматривая показания каждого свидетеля, до тонкостей вникая в суть сообщений полиции, искать все, что они могли упустить, все, что могло бы помочь Джесс на следующее утро в ее перекрестном допросе Терри Вейлса. После того как Нейл и Барбара ушли домой, чихая и сопя от простуды, Джесс осталась в кабинете одна. Она возвратилась в свою квартиру лишь в шесть утра следующего дня, только для того, чтобы принять душ и переодеться, и тут же опять отправилась на работу.
Придя в четверг в зал суда, она узнала, что судья Харрис перенес слушание дела до следующего понедельника. Похоже, что обвиняемый почувствовал себя плохо, и защита попросила отложить рассмотрение дела на несколько дней. Судья Харрис кашлянул в знак согласия, и был объявлен перерыв в заседаниях суда. Джесс большую часть этого дня провела в разговорах с полицейскими сыщиками, побуждая их использовать эту задержку, чтобы попытаться отыскать дополнительные улики, которые пригодились бы обвинению.
В пятницу она получила свою традиционную рождественскую открытку из федеральной тюрьмы. «НАИЛУЧШИХ ПОЖЕЛАНИЙ К ПРАЗДНИКУ», – гласила надпись яркими позолоченными буквами, украшенными изображениями праздничных веточек. «Думая о вас» – было приписано внизу открытки, как от близкого друга, и простая, подпись – Джек.
Джек убил свою любовницу в пьяной ссоре из-за ключей от своей машины. Джесс засадила его за решетку на двенадцать лет.
Джек поклялся, что он навестит ее, когда выйдет на свободу, лично отблагодарит за ее щедрость.
Думая о вас. Думая о вас.
Остальную часть дня в пятницу Джесс потратила на поиски курсов по самообороне. Они находились на проспекте Клибурн, недалеко от того места, где она жила, рядом со станцией метро. Занятия по два часа в субботу после обеда в течение трех недель, объяснил по телефону вежливый азиатский голос. Сто восемьдесят долларов за весь курс. Называется это что-то вроде Вен-ду. Она приедет, сказала Джесс женщине, вспоминая слова Адама. Неужели она боялась именно смерти, спрашивала себя Джесс, невольно вызывая в памяти образ матери, которая успокаивала ее, говорила, что все будет в порядке.
Думая о вас. Думая о вас.
И вот наступила суббота, ясный, солнечный, холодный день.
Занятия проводились в старом двухэтажном здании, на котором висел щит с надписью «ВЕН-ДУ», написанной огромными буквами величиной чуть ли не с сам дом.
– Пазалста, отдавать мне васа пальто, пазалста, надевать эта и ходить зал, – проинструктировала Джесс молодая, азиатского типа женщина в приемной. Джесс сдала пальто, надела поверх своей одежды короткую темно-синюю хлопчатобумажную робу с поясом. Джесс была в свободном сером свитере и брюках, ей посоветовали так одеться по телефону. Надо же, серого цвета, подумала она, подавляя улыбку, ее любимый цвет.
– Вы рано, – улыбнулась молодая женщина, ее высоко собранные черные волосы – конский хвост покачивались в такт движениям ее плеч. – Здесь пока никого.
Джесс улыбнулась и сделала полупоклон, толком не зная существующих здесь порядков. Молодая женщина показала ей жестом на занавес с правой стороны, и Джесс, опять поклонившись, вошла внутрь другого помещения.
Она оказалась в продолговатой комнате, длина которой была в два раза больше ширины, совершенно пустой, если не считать груды подстилочных матов темно-зеленого цвета, сложенных в углу комнаты на хорошо отскобленном деревянном полу. Она увидела свое отражение в зеркалах, висевших на левой стороне комнаты, что создавало впечатление простора, на самом деле не существовавшего. Как смешно она выглядит, подумала Джесс, гибридная смесь американской спортивной одежды и восточной робы. Она пожала плечами, отбросила назад волосы и закрепила их широким эластичным колечком.
Что она тут делает? Чему, собственно, она собралась тут выучиться? Неужели она действительно думает, что сможет защитить себя от... От чего? От стихии? От неизбежного?
Она услышала шарканье ног за своей спиной, увидела, как из-за пестрых зеленых занавесок вышла заметно прихрамывающая женщина.
– Хай, – приветливо произнесла женщина, которая, возможно, была такого же возраста, что и Джесс. – Я – Василики. Называйте меня Вас, так проще.
– Джесс Костэр, – отрекомендовалась Джесс, подходя к женщине, чтобы пожать ей руку. – Василики – очень любопытное имя.
– Греческое, – пояснила женщина, осмотрев себя в зеркале, висевшем на стене. Она была высокая, ширококостная. Черные волосы обрамляли лицо оливкового цвета и были подрезаны на уровне квадратной челюсти. Несмотря на свою хромоту, она выглядела очень привлекательно. – Год назад на меня напала шайка тринадцатилетних подростков. Представьте только – тринадцатилетних! – По ее тону можно было заключить, что она просто не верит этому. – Они хотели отнять у меня кошелек. Я сказала им, что в нем ничего нет. И вот, они взяли кошелек, увидели, что там лежит всего десять долларов, потому что я никогда не ношу с собой много наличных денег, и начали избивать меня. Свалили на землю и так били пинками и колотили, что разбили мне коленную чашечку. Мне повезло, что я вообще могу ходить. Я решила, что как только закончу лечение, поступлю на курсы самообороны. И если что-то подобное повторится, то я дам достойный отпор. – Она горько засмеялась. – Конечно, это чем-то похоже на закрытие двери конюшни, когда лошадь уже убежала. – Она завязала еще один узел на своем поясе.
Джесс покачала головой. Детская преступность в Чикаго достигла масштабов эпидемии. Строилось целое новое здание, чтобы содержать этих разнузданных молодых преступников. Если такое здание вообще может помочь делу.
– А что вы можете сказать о себе? Что вас привело сюда? – спросила Вас.
«Страх неведомого, страх неизвестного», – мысленно ответила себе Джесс.
– Сама не знаю, – произнесла она вслух. – Я подумала, что, может быть, стоит поучиться тому, как можно защитить себя.
– Что же, вы молодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51