А потом все бросил и уехал оттуда. Оставил работу, ушел из родного дома, бросил все. Когда теряешь ребенка, то ничего не жалко. Поэтому, я снялся с насиженного места. Приехал в большой город, нанялся продавцом мужских галстуков в компании «Карсон, Пири, Скотт». Потом перешел в магазин дамской обуви, вот и вся история.
Он перевел взгляд с Джесс на дверь, потом на стол и опять на Джесс.
– Мне встречалось много женщин, но я ни с кем не связывал себя. Просто флиртовал, забавлялся. Продал массу обуви. Но меня нельзя было затянуть в новые серьезные отношения. Нет. Кому нужна такая головная боль?
И вот вы вошли в магазин и колотили каблуком туфли по своей ладони с таким остервенением, что были недалеки от того, чтобы сломать каблук или поранить себе руку. Я посмотрел на вас, заглянул вам в глаза и сказал себе: вот человек, который перенес такую же трагедию, как и ты сам.
Джесс почувствовала, как на ее глаза навертываются слезы, и тут же отвернулась.
– Я не собирался звонить вам, – продолжал он, и звук его голоса опять заставил ее посмотреть на него. – Я совершенно не хотел вникать в проблемы еще кого-то, хотя, кто знает, может быть, интуитивно я стремился как раз к этому. Отец мой, вероятно, выскажется именно в этом духе. Может быть, просто пришло время, не знаю. Но когда привезли эти дурацкие сапоги, я понял, что должен вновь повидать вас. Поэтому я позвонил и попросил вас выйти, хотя убеждал сам себя в том, что это будет одноразовое свидание. Конечно, у меня не было намерения звонить вам снова.
Но меня тянуло к дверям вашего дома.
Я думал о вас всю минувшую неделю, и, хотя вы мне запретили приходить к вам снова, я не смог не увидеть вас и не продал ни одной пары этой проклятой обуви...
Джесс почувствовала, что она смеется сквозь слезы.
– А ваши родители? – спросила она.
– Я их не видел с тех пор, как уехал из Спрингфилда.
– Вероятно, вы это глубоко переживаете.
Он удивленно взглянул на Джесс.
– Большинство других людей сказали бы, что это явилось тяжелым испытанием для родителей. Но вы правы, я тоже это глубоко переживаю, – признался он.
– Тогда почему вы так поступили?
– Думаю, я просто не знал, как держать себя с ними, – ответил он. – Они стараются отнестись ко мне с пониманием, дать мне нужные время и свободу действия. Но вы правы, думаю, что дальше так вести себя не стоит. Просто к чему-то привыкаешь. Иногда появляются опасные привычки.
– В Спрингфилде вы обувь не продавали, правда? – Она заранее знала ответ, но все равно спросила.
Он отрицательно покачал головой.
– А чем вы там занимались?
– Вы же не хотели знать об этом.
– У меня ужасное предчувствие, что я уже знаю о ваших прежних занятиях, – сказала она. – Вы адвокат, верно?
Он виновато кивнул.
– Собирался сказать вам, но думал, что поскольку не собираюсь вам больше звонить, то какой смысл говорить об этом?
– А я все время распространялась о законах, о праве, о том, как функционирует правовая система...
– Мне это нравилось. Как будто посещал курсы переподготовки. Это показало мне, насколько бедна моя правовая практика. Ваш энтузиазм заразителен. И вы прекрасный просветитель.
– Я чувствую себя круглой идиоткой.
– За этим столом идиот только один – это я, – поправил он ее.
– В какой области юриспруденции вы работали? – она засмеялась еще до того, как услышала от него ответ.
– Уголовной. – Его ответ ее не удивил.
– Понятно.
Джесс потерла лоб, думая о том, что ей надо было бы убежать от него, пока еще была такая возможность.
– Поверьте, я не собирался обманывать вас, – повторил он. – Просто я не думал, что дело зайдет так далеко.
– Насколько далеко оно зашло? – спросила Джесс.
– Для меня достаточно далеко, чтобы не желать потерять вас. Достаточно далеко, чтобы рассказать вам правду о себе. Достаточно далеко, чтобы понять, что я полюбил вас, – тихо ответил он.
– Расскажите мне о своей дочери, – попросила Джесс, беря его руки в свои.
– О чем я могу рассказать? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Расскажите мне что-нибудь приятное из того, что вы запомнили.
Наступила продолжительная пауза. Карла подошла к ним, но, взглянув в глаза Джесс, снова отошла.
– Я помню случай, когда ей было четыре года. Она была очень возбуждена, потому что назавтра у нее был день рождения, – начал вспоминать Адам. – Сьюзен купила ей новое нарядное платьице, и Бет горела желанием надеть его. Она пригласила целую ватагу ребятишек к себе на торжество, а мы договорились с фокусником и подготовили все заранее, как это делается в подобных случаях. Сплю я очень крепко, но вот я слышу мягкое постукивание по своей руке, – открываю глаза и вижу – у кровати стоит и смотрит на меня Бет. Я и говорю: «Что, моя любимая?» а она, очень волнуясь, отвечает мне: «Сегодня мой день рождения». Я ей говорю: «Да, конечно, но сейчас иди в кроватку, моя милая. Еще рано, всего три часа утра». А она говорит мне: «О, я думала, уже пора вставать. Я уже умылась и оделась». И действительно, она сама нарядилась в праздничное платьице, надела башмачки и носочки с кружевами, она полностью подготовилась к торжеству в три часа утра. А я подумал о том, как замечательно, когда что-то радостное тебя так сильно волнует. И я встал, проводил ее в ее комнату, она опять надела свою пижаму, я уложил ее в кровать, укрыл одеялом, и она тут же уснула.
– Мне понравился этот рассказ, – сказала ему Джесс.
Адам улыбнулся, в уголках глаз блеснула слеза.
– Однажды в детском саду, ей было тогда не больше трех лет, она передала мне, что такой же, как она, малыш в группе обижал ее, и это ей не нравилось. Тогда я спросил ее, какими же словами он обзывал ее, а она ответила своим мелодичным невинным голоском: «Пиписька и какашка».
Джесс от души расхохоталась.
– Кажется, и я так же отреагировал на ее слова, – заметил Адам, тоже рассмеявшись. – Понятно, что мое поведение несколько подбодрило ее. Она посмотрела на меня своими огромными карими глазами и попросила: «Папа, пойдем со мной сегодня в детский сад. Прикажи ему так больше не называть меня».
– И вы это сделали?
– Я сказал ей, что уверен, что она сама сумеет справиться с этим маленьким нахалом. И похоже, ей это удалось, потому что мы от нее больше не слышали об этом.
– По рассказам вы похожи на хорошего отца.
– Мне бы хотелось так думать.
– Удачно ли складывалась ваша адвокатская работа? – спросила Джесс после небольшой паузы.
– Считался лучшим адвокатом Спрингфилда.
– Думали вы когда-нибудь вернуться к прежним делам?
– В Спрингфилд я не вернусь никогда.
– А к юридической деятельности?
Он помолчал, дал знак Карле, которая, поколебавшись, осторожно подошла к ним.
– Принесите нам, пожалуйста, фирменную пиццу и два бокала кьянти.
Карла кивнула в знак согласия и, не проронив ни слова, ушла выполнять заказ.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнила ему Джесс.
– Собираюсь ли я возвращаться к деятельности в области юриспруденции? – повторил он вопрос, тщательно взвешивая его смысл. – Да, я об этом подумываю.
– Решитесь ли вы на это?
– Не знаю. Возможно. Мои колени начинают уставать от продажи обуви. Возможно, если появится подходящее предложение, я пойду на это. Кто знает?
Карла принесла им вино. Джесс тут же подняла свой бокал, чокнулась с Адамом.
– За сладостные воспоминания, – предложила она.
– За сладостные воспоминания, – повторил он.
* * *
Как только они вошли в ее квартиру, она почувствовала, что что-то не так.
Джесс остановилась, как вкопанная, возле двери, ожидая, прислушиваясь.
– В чем дело? – спросил Адам.
– Вы что-нибудь слышите? – спросила она.
– Слышу, что работает ваш радиоприемник, если вы имеете в виду это. Вы никогда не выключаете его из-за птички?
– Но не так громко.
Адам ничего не сказал. Джесс повернула ключ в замке, потихоньку открыла дверь.
– Господи, здесь адский холод! – воскликнула Джесс, увидев, как ее старинные цветные занавески полощутся на ветру.
– Вы оставили окна открытыми?
– Нет, – ответила Джесс, подходя торопливо к окну и закрывая его. Занавески оборвались и упали, накрыв ее словно плащом. Звуки музыки, несшиеся из радиоприемника, нарастали. Опера, подумала она, сбрасывая с себя занавески, похожие на гигантскую паутину, торопясь к стереоприемнику, чтобы сделать звук потише. «Кармен». Ария тореадора.
– Может быть, следует вызвать полицию, – предложил Адам.
Она повернулась к нему на каблуках. Если не считать открытого окна и громкости стереоприемника, то в комнате все оставалось без изменений.
– Похоже, что ничего не пропало, – она направилась в спальню.
– Не ходите туда, Джесс, – предупредил ее Адам.
Джесс остановилась, обернулась к нему.
– Почему это?
– Потому что вы не знаете, что или кто может поджидать вас, – напомнил он ей. – Господи Иисусе, Джесс, уж кто-кто, а вы-то должны хорошо знать это. Что надо делать, как учит полиция, если в вашей квартире совершено ограбление со взломом? Они советуют не входить в нее, – продолжал он, не дожидаясь от нее ответа. – Почему они вам это советуют?
– Потому что взломщик может все еще находиться в квартире, – спокойно ответила Джесс.
– Давайте уйдем отсюда и вызовем полицию, – опять предложил он.
Джесс сделала к нему два шага, потом замерла на месте.
– Бог мой!
Адам посмотрел по сторонам, потом опять на нее.
– Что такое? В чем дело?
– Фред! – воскликнула она дрожащим голосом, показывая на клетку.
На какое-то время Адам растерялся, толком не соображая, в чем дело.
– Его нет, – закричала Джесс, подбегая к клетке, заглядывая через сетку, проверила, нет ли птички внутри клетки под подстилкой из бумаги. Но она убедилась, что птичка исчезла.
– Кто-то открыл клетку и выпустил ее, – заплакала она. – Она, наверное, вылетела в окно.
Даже когда она произносила эти слова, Джесс понимала невозможность того, что канарейка могла беспрепятственно пролететь через колышущиеся занавески, если бы чья-то твердая рука не раздвинула их, чтобы открыть проход, тем самым наверняка обрекая птичку на смерть в морозном ночном воздухе. По щекам Джесс потекли слезы.
– Неужели кто-то мог это сделать? Неужели кто-то может обидеть бедную маленькую птичку? – Со стоном Джесс упала в объятия Адама. Перед ее глазами всплыла неприятная картина обезображенной домашней черепашки, принадлежавшей ребенку.
Они позвонили в полицию из квартиры Уолтера Фрейзера, подождали там, пока двое полицейских осматривали ее квартиру.
– Они никого не найдут, – уверенно произнесла Джесс, в то время как Уолтер наливал ей стакан чая и просил выпить его. – Он давно удрал.
– Вы говорите так, как будто знаете взломщика, – прокомментировал ее слова Адам.
– Знаю, – кивнула она и кратенько рассказала о Рике Фергюсоне. – Уолтер, вы не слышали, поднимался ли кто-нибудь по лестнице? – спросила Джесс. – Не видели ли кого-нибудь подозрительного?
– Видел только вашего приятеля, – ответил Уолтер, мигнув в сторону Адама, опуская свое полное туловище в глубокое кресло, обтянутое зеленым бархатом.
Джесс взглянула на Адама.
– Он толкался тут на улице, – продолжал Уолтер. – Думаю, что дожидался вас.
– А что вы можете сказать о музыке? – быстро спросил Адам. – Вы не заметили, когда увеличили громкость?
– Ну, большую часть дня меня дома не было, – сказал им Уолтер, его взгляд перебегал с предмета на предмет, как бы отслеживая события этого дня. – А когда я вернулся домой, то музыка уже грохотала во всю. Мне это показалось странным, но я подумал, что мне не пристало жаловаться. К тому же передавали воскресную мелодичную музыку, которую было довольно приятно слушать.
– Вы не слышали, чтобы кто-нибудь ходил у вас над головой? – спросила Джесс.
– Даже если я и слышал, то принимал это за ваши шаги. – Он дружески потрепал ее по руке. – Пейте свой чай.
Полицейские задали такие же вопросы, получили такие же ответы. В квартире Джесс они никого не обнаружили. В других комнатах вроде бы тоже ничего не тронули.
– Вы уверены, что сами не оставили окно открытым? – спросила одна из полицейских, молодая женщина с короткими рыжими волосами и прыщеватым лицом. Она держала наготове ручку и блокнот, готовая тут же записать ответ Джесс.
– Абсолютно уверена.
– А относительно приемника и клетки с птицей, не могло ли случиться?..
– Исключается! – раздраженно бросила Джесс.
– Мы можем кого-либо послать, чтобы поискать отпечатки пальцев, – предложил более старый полицейский по имени Фрэнк Метула.
– Не беспокойтесь, Фрэнк, – сказала ему Джесс, думая, что он здорово поседел с тех пор, как она видела его в последний раз. – Он не оставил никаких отпечатков пальцев. – Джесс рассказала им о своих подозрениях и о том, что выдан ордер на арест Рика Фергюсона.
– Не хотите ли вы установить полицейское наблюдение этой ночью за вашим домом? – спросил Фрэнк.
– Я уже и так нахожусь под наблюдением, – пояснила им Джесс. – Мой бывший муж нанял сыщика для этой цели.
– Он ведет наблюдение за домом? – спросил Адам.
– К сожалению, нет. Он ведет наблюдение за мной, ходит за мной. Поэтому он ничего не видел, что здесь происходило.
– Примерно через каждые полчаса мы будем здесь проезжать, – сказал Фрэнк Метула.
– Он сюда больше не заявится, – высказала предположение Джесс. – Во всяком случае сегодня.
– Я останусь с ней, – произнес Адам голосом, не допускавшим возражений.
– Относительно этого пистолета, что лежит в ночном столике возле вашей кровати, – заметила женщина-полицейский. – Полагаю, что у вас имеется на него разрешение?
Джесс ничего не ответила. Молодая женщина-полицейский последовала за своим старшим партнером к входной двери.
* * *
Она лежала на своей кровати в объятиях Адама.
Несколько раз она засыпала, погружаясь и снова выходя из странных, беспокойных сновидений, где все было больших размеров, чем в реальной жизни, и все было не тем, чем казалось. Сновидения исчезали сразу же, как только она раскрывала глаза. Всякий раз, когда она шевелилась, она чувствовала, как ее еще плотнее сжимают руки Адама.
После отъезда полиции она вместе с Адамом вернулась в свою квартиру, спотыкаясь, прошла в спальню и повалилась, не раздеваясь на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51