— Но почему?
— Потому что это бесполезно. Человек, которого я спрошу, может ответить неправильно, и мы заедем вообще неизвестно куда.
— Понятно, — сказала я абсолютно спокойно, поскольку уже не раз слышала этот аргумент.
— К тому же, будь у меня больше времени, я бы сам нашел эту чертову улицу.
— Но у вас мало времени, — напомнила я. — Так что советую вам спросить вон ту пожилую женщину, как добраться до Оак-стрит. Давайте!
— Готов поспорить, что она не знает, — проворчал он.
— Спросите ее, мистер Брок. Это очень важно для вашего дальнейшего обучения.
Тяжело вздохнув, он высунулся из окна.
— Мисс! — Женщина подошла к машине. — Вы не знаете, как добраться до Оак-стрит?
Она приложила руку к уху и попросила повторить вопрос.
— ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, КАК ДОБРАТЬСЯ ДО ОАК-СТРИТ? — рявкнул он.
— Нет, к сожалению, не знаю, — ответила женщина и удалилась.
Брок гневно сверкнул глазами.
— Спросите лучше вон ту девушку, — предложила я. — Только, когда будете спрашивать, постарайтесь не орать на нее. Иначе говоря, спросите ее так, чтобы ей захотелось ответить вам. Женщины отвечают более охотно, когда к ним проявляют интерес, чем когда им просто дают команды. Добавьте к своему высказыванию сведения о себе. Скажите что-нибудь вроде этого: «Сегодня такой приятный денек! Мы приехали из Нью-Йорка и хотим осмотреть ваш город. Не подскажете, как проехать к Оак-стрит?»
— Проявить к ней интерес? Это можно.
Он немного успокоился. Просто ему нужно было настроиться на выполнение упражнения. Все мои пациенты проходили через это.
— Мисс, можно вас на секундочку?
Хорошенькая рыжеволосая девушка в шортах и короткой майке без рукавов, подчеркивающей все ее прелести, подошла к машине.
— Да? — спросила она, жуя жвачку, и призывно взглянула на Брока, не обращая на меня никакого внимания. Надо признаться, я не испытывала к ней сестринских чувств.
— Мы приехали из Нью-Йорка, — светски начал Брок. — Сегодня прекрасный денек, и мы решили выехать за город, чтобы насладиться свежим воздухом, запахом цветов и другими летними ароматами.
Он явно перебарщивал.
— Кстати говоря, — продолжал он, — у вас прекрасные духи.
— Спасибо, — просияла девушка. — Их подарил мне мой молодой человек.
— Вот счастливчик!
Я кашлянула, намекая ему, чтобы он не отвлекался от темы.
— Видите ли, мы направляемся на Оак-стрит, но что-то заплутали тут.
— Вы заблудились? — удивилась рыжая.
Броку было нелегко признаться в этом, но он мрачно кивнул.
— Не могли бы вы помочь нам?
— Не могу. Я никогда не слышала о такой улице. Извините.
Она повернулась и пошла обратно.
— Вы несколько перестарались, — не выдержала я. — Говорить на Языке женщин — не значит пороть всякую чушь.
Брок усмехнулся:
— Это была не чушь. Я просто пытался вызвать ее… симпатию.
В этом я не сомневалась.
Третьим прохожим, к которому Брок обратился за помощью, оказался мужчина лет пятидесяти. Он очень бодро сообщил нам, как проехать.
— Сегодня вы молодец, — поощрила я своего пациента. — Задание было сложное, и вы хорошо с ним справились.
— Поехали на Оак-стрит! — Брок был явно доволен похвалой.
— Нет, мы возвращаемся в Нью-Йорк, — ответила я, заводя машину. — Уже поздно.
— А как же Оак-стрит?
— Нет никакой Оак-стрит. Поэтому вы и не смогли найти ее на карте.
— Но тот прохожий сказал нам, где она находится! Или я уже совсем выжил из ума?
Я улыбнулась:
— Мужчины скорее умрут, чем признаются, что они чего-то не знают. Он просто не хотел ударить лицом в грязь.
— Вы хотите сказать, что он выпендривался передо мной?
— Просто он говорил с вами на Языке мужчин.
От удивления Брок даже приподнялся и уставился на меня.
— Вы всегда такая с мужчинами или только со мной?
— Какая?
— Властная и уверенная в себе.
Мне стало смешно, потому что с тех пор, как Кип ушел от меня, я не чувствовала себя ни властной, ни уверенной в себе.
— Я вовсе не властная, — сказала я. — Просто я занимаюсь этой работой уже долгое время. Я знаю свое дело, только и всего.
— У меня нет никаких сомнений по этому поводу. Я бы с удовольствием послушал о том, как вы впервые пришли к заключению, что мужчины и женщины говорят на разных языках. Мне бы очень хотелось узнать, как возникла и пробила себе дорогу методика доктора Виман. Ведь это так важно — помочь мужчинам стать более внимательными и заботливыми по отношению к женщинам. Мне-то еще учиться и учиться этому.
Я быстро взглянула на него, чтобы убедиться, что мужчина, сидящий рядом со мной и обратившийся ко мне на безупречном Языке женщин, был тем самым человеком, который совсем недавно называл меня дорогушей.
— Вы правы, мистер Брок, — ответила я, и мой голос дрогнул. — Вам еще предстоит долгий путь, но не такой долгий, как вам кажется.
17
По дороге назад мы застряли в пробке, и Брок стал расспрашивать меня о моей жизни. Я рассказала ему о некоммуникабельности моего отца, о разводе родителей, о моей диссертации в области лингвистики, о книге, принесшей мне известность. Я поведала ему даже о Кипе и о том, как он предал меня, хотя об этом Брок не спрашивал. Просто он оказался на удивление внимательным слушателем.
Казалось бы, как Брэндон Брок мог быть внимательным слушателем?
Вы, наверное, подумали, что я необъективна, но в тот июльский день он и в самом деле очень внимательно слушал меня, чем я страшно гордилась, видя в этом свою заслугу. Вне всяких сомнений, моя методика помогла ему измениться. Он не перебивал меня, не пытался перевести разговор на другую тему. Он даже не заполнял паузы своими излюбленными шуточками! Правда, один раз он сделал исключение: спросил, была ли у нас с Кипом любимая песня. (Ха-ха, как смешно!) По его вопросам и комментариям чувствовалось, что он понимает меня.
— Я думаю, вам надо проводить больше времени со своим отцом, — отозвался он, когда я рассказала ему о конфликте моих родителей. — Быть может, сейчас, когда прошло столько лет, вы посмотрели бы на все другими глазами. Кто знает, быть может, ваш отец молчал за обеденным столом не потому, что он мужчина, а потому, что был несчастен в браке.
— Но моя теория не строится исключительно на ошибках моего отца, — возразила я. — Исследования показали, что очень большой процент мужчин не находит общего языка с женщинами.
— И все-таки я думаю, было бы полезно узнать его точку зрения. Почему бы вам не поговорить с ним обо всем этом?
Когда мы уже въезжали в Нью-Йорк, я попросила Брока хоть немного рассказать о себе. И он поведал мне о своей матери — красивой, но довольно холодной женщине, об отце, который занимал довольно заметный пост в руководстве «Дженерал моторе» и всегда хотел, чтобы сын превзошел его, и о сестре, которая все еще жила в Мичигане с мужем и тремя детьми. Она считала, что брату давно пора жениться и заводить собственных детей.
— Вы любите детей? — спросила я, представив себе Брока, меняющего подгузники.
— Да. Люблю.
— А Келси? — поинтересовалась я, представив себе ее меняющей подгузники.
— Что Келси?
Его интонация подтвердила слова, которые он произнес на прошлом занятии. Он не собирался жениться на Келси. Он ее не любил.
Надо сказать, что известие не расстроило меня.
Чем больше я говорила с Брэндоном Броком, тем больше понимала, что это было настоящее общение, а не тот обмен любезностями, пустая болтовня, в искусстве которой мы с Кипом превзошли всех.
А еще я начала понимать, что пора признать то, в чем меня заподозрили подруги и о чем уже, видимо, догадались все читатели этой книги. Да, я поняла: пора смириться с тем, что за несколько месяцев мои чувства к пациенту существенно изменились. Презрение переросло в интерес, интерес — в привязанность, а привязанность — в страсть, учащающую сердцебиение, лишающую сна, аппетита и способности не думать о нем. Иными словами, я влюблялась в него все больше и больше и не знала, что мне с этим делать.
И я ничего не предпринимала. Продолжала жить в своем обычном ритме. Раз в неделю видела Брока, давала ему новые сценарии, заставляла заучивать слова и выражения Языка женщин. Я не подавала виду, что считаю дни, оставшиеся до нашего последнего занятия, не позволяла ему заподозрить, что разлука с ним принесет мне страдания.
Как-то раз мне пришлось особенно тяжело. Мы только что закончили занятие, на котором я растолковала ему, что женщины ждут от мужчин понимания, а не советов, и он вдруг стал рассыпаться в благодарностях.
— За что вы меня благодарите? — спросила я, когда мы стояли в дверях кабинета. Он очень внимательно смотрел на меня своими голубыми глазами, а я изо всех сил старалась скрыть охватившую меня дрожь.
— За то, что вы требовательны ко мне и не позволяете мне сесть вам на шею, — сказал Брок. Он стоял на подобающем расстоянии от меня, но все же я ощущала запах его одеколона.
— Ну что вы, — отозвалась я с притворным равнодушием. — Я просто исполняю свой долг. Помните, вы мне сказали, что из меня бы получился неплохой руководитель? Я требовательна ко всем своим пациентам.
— Я понимаю, но для меня вы сделали нечто большее.
— Нечто большее? — насторожилась я.
— Да. Помните, перед нашим первым занятием я попросил вас ничего не говорить газетчикам?
— Я так и сделала. Я сдержала слово.
— Знаю, доктор Виман. Это и есть «нечто большее». Представляю, какой заманчивой для вас была идея рассказать журналистам о таком пациенте. Ваша карьера рухнула, вам нужна была хорошая реклама, чтобы восстановить ее. Если бы мир узнал, что глава «Файнфудз» нанял вас, чтобы вы ему помогли (представьте себе заголовок: «Брэндон Брок, лицо с обложки, плохо себя вел!»), интерес к вам, безусловно, возрос бы.
Это звучало как слова прощания. Пускай добрые, но все же слова прощания. Я не хотела его отпускать, не хотела терять его из виду, узнавать о нем из газет! Но что я могла сделать?..
— Признайся ему, — сказала Пенни, когда я наконец капитулировала и подтвердила то, что она уже давно заподозрила.
— Не могу, — ответила я. — Он мой пациент. С моей стороны было бы вопиющим непрофессионализмом излить свои чувства посреди занятия.
Пенни пожала плечами:
— Он скоро перестанет быть твоим пациентом. Дождись последнего занятия — и тогда излей свои чувства.
— Признайся ему, — сказала Сара, когда я исповедалась ей.
— Не могу. У него есть другая женщина.
— Кто же это? Та дурочка, которую ты приводила ко мне? — засмеялась она. — Которая хотела выкрасить все стены в моем доме в красный цвет?
— Келси, да.
— Я думаю, он ее не любит. Таких, как она, мужчины не любят, а держат для того, чтобы козырнуть на встрече выпускников. Показать, что, дескать, есть у них еще порох в пороховницах.
— Признайся ему, — сказала Гейл, когда наступил ее черед услышать о моих сомнениях.
— Не могу. Брок — преуспевающий человек и очень богатый. Боюсь, он подумает, что меня привлекли его деньги.
— А что плохого в деньгах? Если бы Джим пошевелил мозгами и заработал бы хоть немного, я бы, возможно, не торопилась с ним разводиться.
«Не торопилась бы»?! Да они уже тыщу лет женаты!
— Признайся ему, — сказала Изабелла, когда я изложила ей суть дела.
— Не могу. А что, если он не ответит мне взаимностью?
— Тогда заведи себе кошку, — посоветовала она.
Каждое занятие с Броком стало для меня мучением. Я все время размышляла о том, стоит ли признаваться ему в любви, стоит ли даже намекать, что я испытываю к нему нечто большее, чем профессиональный интерес. В результате я не могла найти нужных слов, прекрасно понимая всю комичность ситуации: я, обучавшая других делиться своими чувствами, не могла выразить свои.
Как ни странно, решение мне подсказала Диана — моя ассистентка, которую я никогда не считала своей ученицей и продолжателем моего дела. На первый взгляд Диана была девушкой поверхностной и ограниченной, интересующейся только своей внешностью. Тем не менее именно она оказалась самой проницательной из всех моих знакомых.
Однажды, когда я уже собиралась домой, Диана постучала в дверь моего кабинета и появилась на пороге с последним номером «Уолл-стрит джорнэл» в руках. Его, должно быть, кто-то оставил в приемной.
— Взгляните сюда, доктор Виман! — взволнованно сказала она, показывая на фотографию на первой странице. — Это же ваш пациент, мистер Брок!
Судя по всему, в газете поместили статью о «Файнфудз» и снабдили ее фотографией Брока. На черно-белом снимке он получился не совсем удачно.
— Я хочу это прочитать, — сказала я, поблагодарив Диану за то, что она привлекла к статье мое внимание.
— Я и не знала, что он так знаменит! — воскликнула она. Ее губы были покрашены в темно-коричневый цвет, который нравился многим женщинам, но только не мне. — То есть я знала, что он большая шишка, но не подозревала, что он — знаменитость.
— Ты знала, что он возглавляет «Файнфудз», — напомнила я ей. — Это крупная компания, его имя часто мелькает в новостях.
— Все равно, это просто невероятно! Такой известный человек — и запросто приходит сюда, консультируется с вами…
Я никогда не думала о Броке в этом аспекте. Сильный? Да, пожалуй. Привлекательный? Да. Но…
— А знаете, он ведь стал гораздо более приятным в общении, когда прошел ваш курс, доктор Виман, — продолжала щебетать Диана. — Теперь он со мной здоровается. Он даже сделал мне на днях комплимент по поводу моей водолазки: сказал, что мне очень идет этот цвет.
— Правда? — насторожилась я.
— Да, и он сделал еще одну потрясающую штуку. Я ела шоколадную конфету, а он, проходя мимо меня, вдруг остановился и сказал: «Не волнуйтесь за цвет вашего лица, Диана. Все это сказки, что от шоколада кожа краснеет». Правда, удивительно слышать такое от мужчины?
Слезы навернулись мне на глаза. На прошлом занятии мы с Броком как раз говорили о значении суеверий и предрассудков для женщин.
— Что с вами, доктор Виман? — забеспокоилась Диана, заметив, что я вот-вот разрыдаюсь.
— Все в порядке, — ответила я.
И тут я не выдержала. По какой-то причине — возможно потому, что Диана была со мной с самого начала, была свидетельницей моего взлета и падения и всегда была предана мне, — я открылась именно ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35