https://wodolei.ru/brands/Villeroy-Boch/subway-20/
В его представлении жизнь маленького городка, свежий воздух и мандат республиканца со стажем решали все проблемы. Мама всегда ненавидела старый дом, но с ее мнением никто не считался.
То, что мамин голос никогда ни на что не влиял, замечала, казалось, только я. Стоит ли говорить, что она никогда не роптала, во всяком случае, в моем присутствии. Впрочем, я думаю, и мать, и отца это устраивало, как бы дико ни казалось это мне самой. Может, мама была из той эпохи, когда женщины и не думали бороться за свои права. Однако растущий год от года расход хереса в доме говорил об обратном. Одним словом, мои родители являлись этаким плакатом о том, какой не должна быть супружеская жизнь.
В этот раз я не свернула к родительскому дому. Я, признаться, испытала чувство вины и потому решила вовсе не говорить им, что была в Розмаунте. «Грей Гейбл» стоит в старой части города, там, где каштаны в три обхвата, а у каждого дома припаркован новый спортивный автомобиль рядом с развалюхой похлеще моего Зверя, как напоминание о другой эпохе.
Вместо этого я поехала в другую часть города, которую называла не иначе как «неверной», где «новые деньги» воздвигли большие дома. Именно там инвесторы, вкладывающие деньги в китобойные суда, и купцы колониальной эпохи застроили побережье домами, которые занимали не один акр земли и окнами выходили всегда на море. Именно там люди, сделавшие состояние в двадцатых, построили свои особняки, которые вскоре с тем же успехом продавались с торгов. И именно здесь – хотя и ближе к магистрали – выросли пригороды, когда Розмаунт окончательно стал тем, чем он стал – бедным городком под боком у мегаполиса.
Именно там обосновались Салливаны. На самом деле они перебрались туда всего чуть-чуть позже моей семьи, но история скрывает, как они вживались в среду и где жили до этого.
Дом Салливанов казался пережитком, словно его перетащили из района старожилов. Все в городе знали, что дед Ника купил дом у мошенника с дурной репутацией, который умер, проматывая свое неизвестным путем нажитое состояние. Несмотря на скоропостижный конец мошенника, его супруге пришлось продавать дом, чтобы оплатить похороны. Имя его стерлось в истории, Салливаны затмили славой прежних владельцев.
В городе не было ни единой души, кто не высказался бы по поводу того, как предки Ника сколотили состояние. Во времена «сухого закона» они нелегально торговали алкоголем.
Дом располагался на самом видном месте самой большой улицы. Не заметить его было просто нельзя. Порой даже казалось, что вся улица – это лишь подъезд к дому Салливанов. Дом был из кирпича – еще один повод для недовольства местных, дома которых были сплошь из досок, – и башен у него было столько, что казалось, место ему по другую сторону Атлантики.
Я лично слышала, как один кровельщик назвал дом Салливанов «нечистых рук делом». Сам он, впрочем, неплохо поработал над их крышей и, я уверена, послал посмотреть на дело собственных рук не одного перспективного клиента.
Однако было в доме что-то заслуживающее уважения, несмотря на дурную славу его обитателей. Какая-то зловещая аура витала над ним. Ведь не зря же дети подзадоривали друг друга, боясь позвонить в дверь Люсии в ночь на Хэллоуин. И не зря они бежали со всех ног прочь, если она подходила к двери.
Я лично, даже повзрослев, не могла смотреть на дом без страха. Вот и сейчас я чувствовала его молчаливое неодобрение, когда подъехала к тротуару и выключила двигатель. Утро звенело в ушах тишиной. Я колебалась: на таком расстоянии смерть Люсии казалась вполне реальной.
С той же вероятностью я готова была увидеть, как открывается дверь, бабушка Ника выходит на крыльцо, пуская кольца дыма, и выговаривает мне за то, что припарковалась у ее дома.
Но она не вышла.
И никогда уже не выйдет. Мне вдруг стало жалко, что я не узнала ее поближе.
Ник потянулся к двери, и я поняла, что он задумал. Я нажала на кнопку блокировки дверных замков, и она сработала.
– Тебя же не должны видеть, забыл?
– Я передумал.
– Это женское дело, и тебя никто не приглашал. – Ник посмотрел на меня через зеркало заднего вида.
– Очень смешно. Выпусти меня.
– Нет.
– Перестань, Фил. Ты только впутаешься в проблемы, которые к тебе не имеют никакого отношения.
– Я уже впуталась.
– Вот я и хочу, чтобы это прекратилось.
– Но почему?
Ник нахмурился и отвернулся к затонированному стеклу, не отвечая на вопрос.
– Что случилось, Ник?
Он мрачно посмотрел на меня:
– Ты сама разблокируешь двери или мне к тебе перелезть?
Что это – последствия поцелуя? Придется разбираться с этим позже, когда дело будет сделано.
Меня не покидало ощущение удачи. Ведь недаром говорят, что третий раз счастливый.
– А кто тебе сказал, что передние двери разблокированы? – Я не стала обращать внимание на негодование Ника, а просто подобрала сумочку. Нужно было взять с собой дипломат или ноутбук – одним словом, что-нибудь, что выглядело бы более официально.
– Фил, не делай этого.
– Слишком поздно, уже делаю. – Ник пожал плечами.
– Где оранжерея? – спросила я. Николас долго смотрел мне в глаза.
– Ты ведь не передумаешь, верно?
– Я всегда довожу до конца то, что начинаю. – Похоже, он ругался про себя, хотя губы его были просто плотно сжаты.
– Я уже забыл, какая ты бываешь упрямая. – Я не успела обидеться, потому что он добавил: – Жаль, мне нечем крыть.
– Что ж, тебе действительно нечем крыть, и ты достаточно умен, чтобы понимать это.
– Все так, но не думай, что мне нравится происходящее. – Он провел пятерней по волосам и снова стал невообразимо хорош. – Оранжерея в задней части дома. Сразу за кухней. Не заблудишься.
– Ладно. – Я потянулась к дверце.
– Фил?
– Да?
– Будь осторожна.
Я постаралась не расплакаться от его заботы. Выбравшись из машины, я захлопнула дверцу и нажала на кнопку брелка на ключах, блокирующую все двери. Что ж, по крайней мере Ника действительно никто не увидит. Может, мне так небезразличен этот мужчина именно потому, что он меня слушается? Редкое явление в моей жизни. Я подошла к двери дома, надеясь, что выгляжу достаточно уверенно.
Мне ведь предстоит найти тело. Тело, которое уже достаточно пролежало. На солнцепеке.
Я решила не думать об этом. Нет, я буду вести себя так, как будто у меня есть свои причины находиться здесь. Меня ведь пригласили поработать над садом Люсии Салливан, вот этим мы и займемся.
Вас когда-нибудь посещало чувство, что за вами наблюдают? У меня оно появилось с самого утра, и от него по коже бежали мурашки. И взгляд этот был далеко не благожелательным.
Сила не хотела пребывать со мной. Ну и черт с ней. Я внимательно обследовала сад перед домом, создавая впечатление настоящего профессионала. В саду делать было нечего. Ник был прав, когда говорил, что бабушка не садовод.
Хотя я бы смогла исправить ситуацию, и даже без больших капиталовложений. Учитывая запущенность земли, здесь вполне приживутся луковичные, многолетние и те однолетки, что будут размножаться самосевом.
Большую клумбу перед домом украсило бы буйство красок. Скажем, желтый или кремовый, чтобы сочеталось с кирпичными стенами. Или и тот и другой.
Нет, слишком блекло. Ведь это дом Люсии. А она не боится ярких цветов. (Не боялась, поправила я себя.) Сад просил ярко-оранжевого и фиолетового, агрессивно-красного. Желтые крокусы, красные тюльпаны, розовые тюльпаны, может быть, несколько фритилларий. Они, конечно, немного вульгарны, но, возможно, это как раз подходящий случай.
Я медленно бродила по саду, тщательно прикидываясь, что делаю свою работу.
Да, пожалуй, тюльпаны будут в самый раз, ведь за ними почти не нужен уход, что так важно людям, которые не любят ковыряться в саду. Затем можно посадить азиатские лилии, и, если дом не будет бросать на них тень, они скоро зацветут. А еще неплохо будут смотреться темно-розовые космеи, ярко-желтые кореопсисы и много красных маков. Здесь разрастутся джунгли, и глазом моргнуть никто не успеет. На третье лето все будет расти само по себе и радовать безумством красок.
Отлично.
Я поморщилась при виде чахлых кедров у входной двери и решила, что их нужно спилить, хотя бы из милости. Аккуратные корабельные сосны, а еще лучше кривые корейские, и посадить их нужно перед дверью по сторонам дорожки, чтобы привнести немного порядка в хаос, который я уже нарисовала в голове.
Один взгляд на дверь, и я снова вернулась в реальность, Старое дерево, казалось, не желало видеть меня. Пожалуй, зря я так долго торчала на улице. Ощущение недоброго взгляда лишь усилилось.
Но это ведь только дом. И к тому же пустой. Я взошла на порог и попыталась успокоить биение сердца. Посмотрев на часы, я сделала вид, что проверяю, не опоздала ли, и с удивлением обнаружила, что еще нет и восьми.
Не рановато ли для деловых визитов? Но я здесь, так что ничего не поделаешь.
Я нажала на кнопку звонка.
По дому эхом прокатился звон. Точно в могиле. Как ни удивительно, никто не спешил открыть дверь. Я переминалась с ноги на ногу, пытаясь выглядеть естественно. Я еще раз посмотрела на часы, чтобы дать шанс тем, кто еще не видел меня на крыльце, разглядеть получше.
Наверное, я чувствовала взгляды соседей.
Зря мы приехали так рано. Никто не приглашает садовников в такую рань, особенно если учесть, что я местная и мое рабочее расписание легко проверить. Я посмотрела направо, там, на соседском крыльце, сидела сиамская кошка и подозрительно смотрела на меня. У меня волосы на голове зашевелились.
Я знала: Розмаунт наблюдает за мной.
Кошка сидела на крыльце дома Доннели, так что я нисколько не сомневалась, что нахожусь под прицелом пристального взгляда. Я подумала о записях, которые она ведет, и сглотнула, вымученно улыбаясь.
Я снова позвонила в дверь и попыталась сыграть легкое нетерпение. Возможно, любопытство. И уж точно удивление.
Это мое лучшее выступление.
Я посмотрела налево, пожала плечами и еще раз глянула на часы.
Тут я заметила бронзовую дверную ручку.
Это была старая, тяжелая ручка, вытертая пальцами до блеска. Я смотрела на нее и вспоминала детективные истории и криминальные ток-шоу. Если Ник был здесь последним, то отпечатки пальцев остались на ручке. Они выдадут его полиции, когда та приедет.
И вот тут все стало по-настоящему серьезно.
Люсию убили. Ника подставили. И его осудят за преступление, которого он не совершал.
Снова.
Только на этот раз его упекут, и надолго. И все из-за отпечатков пальцев.
Ведь в его деле непременно есть отпечатки пальцев.
Не долго думая я взялась за ручку и тщательно протерла ее ладонью. Если бы братья видели, как я обращаюсь с уликами, они бы сошли с ума. Но что сделано, то сделано.
Дверь неожиданно подалась и со скрипом открылась. Как будто кто-то распахнул ее изнутри. Я отпрыгнула, но за дверью никого не было. Хотя чувство чужого присутствия стало еще сильнее. И это присутствие не одобряло мое появление.
Я поежилась. Это место полностью соответствовало своей репутации. Ходили истории о людях, повесившихся в подвале, о женщинах, запертых на чердаке и умерших с голода, о призраках мести, обитающих в коридорах дома.
Я решила не оборачиваться и не смотреть на Ника, хотя чувствовала на себе его взгляд. Его ведь, если честно, вообще не должно здесь быть. Я перешагнула порог, стараясь не выглядеть напуганной, ведь я-то знала, что ждет меня впереди.
– Эй, есть кто-нибудь? – бодро крикнула я, играя все на тех же соседей. – Миссис Салливан? Это Филиппа Коксуэлл. Мы договаривались о встрече. Вы дома?
О, Люсия, без сомнения, дома. Я даже знала, где именно и в каком состоянии. Но дом не отвечал. Я замешкалась, как сделал бы любой человек в подобной ситуации.
– Миссис Салливан?
Что ж, дальше оттягивать неизбежное смысла не было Через кухню – в оранжерею, как и сказал Ник.
Солнце пробивалось на кухню из оранжереи, отражаясь от потертой дубовой мебели, создавая впечатление света в конце туннеля. Я нагнула голову и зашла в помещение.
Я не смотрела по сторонам, а сразу переступила порог. В ушах стучала кровь. Кухня была очень старой, только полка для бренди выделялась более светлым деревом. Я задержалась перед дверью оранжереи, не решаясь войти, но, сглотнув, открыла дверь и шагнула в залитую солнцем комнату.
И чуть не завизжала от восторга. Все здесь пестрело тропическими цветами, взращенными с любовью и умением.
Похоже, безразличие Люсии к садоводству распространялось только на палисадник перед домом и заброшенный огород за ним. Я лишь улыбнулась, понимая, насколько мало знала Люсию.
Она ведь когда-то пела в опере. А значит, стремилась к совершенству во всем.
И оранжерея содержалась в идеальном порядке. Прямо у дверей разметалась алламанда с тяжелыми соцветиями, а за ней антурии с красными бутонами нереального оттенка.
На минуту я забыла о цели визита и в восхищении разглядывала насаждения. Вся массивная стена дома со стороны оранжереи заросла плющом. Листья казались темно-зеленой водой, стекающей по кирпичам. А цветы ярко-оранжевого цвета выглядели словно золотые рыбки.
Смотрелось бесподобно. И совершенно театрально.
Бедная Люсия.
Лишь у одного цветка – я не смогла определить, что это за сорт, – цветы были нежно-белого оттенка. Видимо, Люсия вырастила его для контраста.
А из запахов все перебивала желтая плюмерия. Я разгадала замысел Люсии: она хотела воссоздать образ Гавайских островов.
Я прошла вперед по влажному гравию. Видимо, здесь стояла автоматическая система орошения, и включалась она по утрам. Растения уже высохли, да и гравий подсыхал под интенсивным солнцем.
Люсия тратила все свое время и деньги на цветы.
Как странно было обнаружить что-то общее с женщиной-драконом.
Я свернула по дорожке и увидела орхидеи, которые смотрели на меня, разинув кровожадные пасти. Конечно, они не были хищниками. А вот непентес, что рос прямо над орхидеями, определенно был. Неудивительно, что здесь не водились насекомые.
Это напомнило мне о том, зачем я пришла. Я огляделась и поняла, что в оранжерее, кроме меня, только прекрасные цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
То, что мамин голос никогда ни на что не влиял, замечала, казалось, только я. Стоит ли говорить, что она никогда не роптала, во всяком случае, в моем присутствии. Впрочем, я думаю, и мать, и отца это устраивало, как бы дико ни казалось это мне самой. Может, мама была из той эпохи, когда женщины и не думали бороться за свои права. Однако растущий год от года расход хереса в доме говорил об обратном. Одним словом, мои родители являлись этаким плакатом о том, какой не должна быть супружеская жизнь.
В этот раз я не свернула к родительскому дому. Я, признаться, испытала чувство вины и потому решила вовсе не говорить им, что была в Розмаунте. «Грей Гейбл» стоит в старой части города, там, где каштаны в три обхвата, а у каждого дома припаркован новый спортивный автомобиль рядом с развалюхой похлеще моего Зверя, как напоминание о другой эпохе.
Вместо этого я поехала в другую часть города, которую называла не иначе как «неверной», где «новые деньги» воздвигли большие дома. Именно там инвесторы, вкладывающие деньги в китобойные суда, и купцы колониальной эпохи застроили побережье домами, которые занимали не один акр земли и окнами выходили всегда на море. Именно там люди, сделавшие состояние в двадцатых, построили свои особняки, которые вскоре с тем же успехом продавались с торгов. И именно здесь – хотя и ближе к магистрали – выросли пригороды, когда Розмаунт окончательно стал тем, чем он стал – бедным городком под боком у мегаполиса.
Именно там обосновались Салливаны. На самом деле они перебрались туда всего чуть-чуть позже моей семьи, но история скрывает, как они вживались в среду и где жили до этого.
Дом Салливанов казался пережитком, словно его перетащили из района старожилов. Все в городе знали, что дед Ника купил дом у мошенника с дурной репутацией, который умер, проматывая свое неизвестным путем нажитое состояние. Несмотря на скоропостижный конец мошенника, его супруге пришлось продавать дом, чтобы оплатить похороны. Имя его стерлось в истории, Салливаны затмили славой прежних владельцев.
В городе не было ни единой души, кто не высказался бы по поводу того, как предки Ника сколотили состояние. Во времена «сухого закона» они нелегально торговали алкоголем.
Дом располагался на самом видном месте самой большой улицы. Не заметить его было просто нельзя. Порой даже казалось, что вся улица – это лишь подъезд к дому Салливанов. Дом был из кирпича – еще один повод для недовольства местных, дома которых были сплошь из досок, – и башен у него было столько, что казалось, место ему по другую сторону Атлантики.
Я лично слышала, как один кровельщик назвал дом Салливанов «нечистых рук делом». Сам он, впрочем, неплохо поработал над их крышей и, я уверена, послал посмотреть на дело собственных рук не одного перспективного клиента.
Однако было в доме что-то заслуживающее уважения, несмотря на дурную славу его обитателей. Какая-то зловещая аура витала над ним. Ведь не зря же дети подзадоривали друг друга, боясь позвонить в дверь Люсии в ночь на Хэллоуин. И не зря они бежали со всех ног прочь, если она подходила к двери.
Я лично, даже повзрослев, не могла смотреть на дом без страха. Вот и сейчас я чувствовала его молчаливое неодобрение, когда подъехала к тротуару и выключила двигатель. Утро звенело в ушах тишиной. Я колебалась: на таком расстоянии смерть Люсии казалась вполне реальной.
С той же вероятностью я готова была увидеть, как открывается дверь, бабушка Ника выходит на крыльцо, пуская кольца дыма, и выговаривает мне за то, что припарковалась у ее дома.
Но она не вышла.
И никогда уже не выйдет. Мне вдруг стало жалко, что я не узнала ее поближе.
Ник потянулся к двери, и я поняла, что он задумал. Я нажала на кнопку блокировки дверных замков, и она сработала.
– Тебя же не должны видеть, забыл?
– Я передумал.
– Это женское дело, и тебя никто не приглашал. – Ник посмотрел на меня через зеркало заднего вида.
– Очень смешно. Выпусти меня.
– Нет.
– Перестань, Фил. Ты только впутаешься в проблемы, которые к тебе не имеют никакого отношения.
– Я уже впуталась.
– Вот я и хочу, чтобы это прекратилось.
– Но почему?
Ник нахмурился и отвернулся к затонированному стеклу, не отвечая на вопрос.
– Что случилось, Ник?
Он мрачно посмотрел на меня:
– Ты сама разблокируешь двери или мне к тебе перелезть?
Что это – последствия поцелуя? Придется разбираться с этим позже, когда дело будет сделано.
Меня не покидало ощущение удачи. Ведь недаром говорят, что третий раз счастливый.
– А кто тебе сказал, что передние двери разблокированы? – Я не стала обращать внимание на негодование Ника, а просто подобрала сумочку. Нужно было взять с собой дипломат или ноутбук – одним словом, что-нибудь, что выглядело бы более официально.
– Фил, не делай этого.
– Слишком поздно, уже делаю. – Ник пожал плечами.
– Где оранжерея? – спросила я. Николас долго смотрел мне в глаза.
– Ты ведь не передумаешь, верно?
– Я всегда довожу до конца то, что начинаю. – Похоже, он ругался про себя, хотя губы его были просто плотно сжаты.
– Я уже забыл, какая ты бываешь упрямая. – Я не успела обидеться, потому что он добавил: – Жаль, мне нечем крыть.
– Что ж, тебе действительно нечем крыть, и ты достаточно умен, чтобы понимать это.
– Все так, но не думай, что мне нравится происходящее. – Он провел пятерней по волосам и снова стал невообразимо хорош. – Оранжерея в задней части дома. Сразу за кухней. Не заблудишься.
– Ладно. – Я потянулась к дверце.
– Фил?
– Да?
– Будь осторожна.
Я постаралась не расплакаться от его заботы. Выбравшись из машины, я захлопнула дверцу и нажала на кнопку брелка на ключах, блокирующую все двери. Что ж, по крайней мере Ника действительно никто не увидит. Может, мне так небезразличен этот мужчина именно потому, что он меня слушается? Редкое явление в моей жизни. Я подошла к двери дома, надеясь, что выгляжу достаточно уверенно.
Мне ведь предстоит найти тело. Тело, которое уже достаточно пролежало. На солнцепеке.
Я решила не думать об этом. Нет, я буду вести себя так, как будто у меня есть свои причины находиться здесь. Меня ведь пригласили поработать над садом Люсии Салливан, вот этим мы и займемся.
Вас когда-нибудь посещало чувство, что за вами наблюдают? У меня оно появилось с самого утра, и от него по коже бежали мурашки. И взгляд этот был далеко не благожелательным.
Сила не хотела пребывать со мной. Ну и черт с ней. Я внимательно обследовала сад перед домом, создавая впечатление настоящего профессионала. В саду делать было нечего. Ник был прав, когда говорил, что бабушка не садовод.
Хотя я бы смогла исправить ситуацию, и даже без больших капиталовложений. Учитывая запущенность земли, здесь вполне приживутся луковичные, многолетние и те однолетки, что будут размножаться самосевом.
Большую клумбу перед домом украсило бы буйство красок. Скажем, желтый или кремовый, чтобы сочеталось с кирпичными стенами. Или и тот и другой.
Нет, слишком блекло. Ведь это дом Люсии. А она не боится ярких цветов. (Не боялась, поправила я себя.) Сад просил ярко-оранжевого и фиолетового, агрессивно-красного. Желтые крокусы, красные тюльпаны, розовые тюльпаны, может быть, несколько фритилларий. Они, конечно, немного вульгарны, но, возможно, это как раз подходящий случай.
Я медленно бродила по саду, тщательно прикидываясь, что делаю свою работу.
Да, пожалуй, тюльпаны будут в самый раз, ведь за ними почти не нужен уход, что так важно людям, которые не любят ковыряться в саду. Затем можно посадить азиатские лилии, и, если дом не будет бросать на них тень, они скоро зацветут. А еще неплохо будут смотреться темно-розовые космеи, ярко-желтые кореопсисы и много красных маков. Здесь разрастутся джунгли, и глазом моргнуть никто не успеет. На третье лето все будет расти само по себе и радовать безумством красок.
Отлично.
Я поморщилась при виде чахлых кедров у входной двери и решила, что их нужно спилить, хотя бы из милости. Аккуратные корабельные сосны, а еще лучше кривые корейские, и посадить их нужно перед дверью по сторонам дорожки, чтобы привнести немного порядка в хаос, который я уже нарисовала в голове.
Один взгляд на дверь, и я снова вернулась в реальность, Старое дерево, казалось, не желало видеть меня. Пожалуй, зря я так долго торчала на улице. Ощущение недоброго взгляда лишь усилилось.
Но это ведь только дом. И к тому же пустой. Я взошла на порог и попыталась успокоить биение сердца. Посмотрев на часы, я сделала вид, что проверяю, не опоздала ли, и с удивлением обнаружила, что еще нет и восьми.
Не рановато ли для деловых визитов? Но я здесь, так что ничего не поделаешь.
Я нажала на кнопку звонка.
По дому эхом прокатился звон. Точно в могиле. Как ни удивительно, никто не спешил открыть дверь. Я переминалась с ноги на ногу, пытаясь выглядеть естественно. Я еще раз посмотрела на часы, чтобы дать шанс тем, кто еще не видел меня на крыльце, разглядеть получше.
Наверное, я чувствовала взгляды соседей.
Зря мы приехали так рано. Никто не приглашает садовников в такую рань, особенно если учесть, что я местная и мое рабочее расписание легко проверить. Я посмотрела направо, там, на соседском крыльце, сидела сиамская кошка и подозрительно смотрела на меня. У меня волосы на голове зашевелились.
Я знала: Розмаунт наблюдает за мной.
Кошка сидела на крыльце дома Доннели, так что я нисколько не сомневалась, что нахожусь под прицелом пристального взгляда. Я подумала о записях, которые она ведет, и сглотнула, вымученно улыбаясь.
Я снова позвонила в дверь и попыталась сыграть легкое нетерпение. Возможно, любопытство. И уж точно удивление.
Это мое лучшее выступление.
Я посмотрела налево, пожала плечами и еще раз глянула на часы.
Тут я заметила бронзовую дверную ручку.
Это была старая, тяжелая ручка, вытертая пальцами до блеска. Я смотрела на нее и вспоминала детективные истории и криминальные ток-шоу. Если Ник был здесь последним, то отпечатки пальцев остались на ручке. Они выдадут его полиции, когда та приедет.
И вот тут все стало по-настоящему серьезно.
Люсию убили. Ника подставили. И его осудят за преступление, которого он не совершал.
Снова.
Только на этот раз его упекут, и надолго. И все из-за отпечатков пальцев.
Ведь в его деле непременно есть отпечатки пальцев.
Не долго думая я взялась за ручку и тщательно протерла ее ладонью. Если бы братья видели, как я обращаюсь с уликами, они бы сошли с ума. Но что сделано, то сделано.
Дверь неожиданно подалась и со скрипом открылась. Как будто кто-то распахнул ее изнутри. Я отпрыгнула, но за дверью никого не было. Хотя чувство чужого присутствия стало еще сильнее. И это присутствие не одобряло мое появление.
Я поежилась. Это место полностью соответствовало своей репутации. Ходили истории о людях, повесившихся в подвале, о женщинах, запертых на чердаке и умерших с голода, о призраках мести, обитающих в коридорах дома.
Я решила не оборачиваться и не смотреть на Ника, хотя чувствовала на себе его взгляд. Его ведь, если честно, вообще не должно здесь быть. Я перешагнула порог, стараясь не выглядеть напуганной, ведь я-то знала, что ждет меня впереди.
– Эй, есть кто-нибудь? – бодро крикнула я, играя все на тех же соседей. – Миссис Салливан? Это Филиппа Коксуэлл. Мы договаривались о встрече. Вы дома?
О, Люсия, без сомнения, дома. Я даже знала, где именно и в каком состоянии. Но дом не отвечал. Я замешкалась, как сделал бы любой человек в подобной ситуации.
– Миссис Салливан?
Что ж, дальше оттягивать неизбежное смысла не было Через кухню – в оранжерею, как и сказал Ник.
Солнце пробивалось на кухню из оранжереи, отражаясь от потертой дубовой мебели, создавая впечатление света в конце туннеля. Я нагнула голову и зашла в помещение.
Я не смотрела по сторонам, а сразу переступила порог. В ушах стучала кровь. Кухня была очень старой, только полка для бренди выделялась более светлым деревом. Я задержалась перед дверью оранжереи, не решаясь войти, но, сглотнув, открыла дверь и шагнула в залитую солнцем комнату.
И чуть не завизжала от восторга. Все здесь пестрело тропическими цветами, взращенными с любовью и умением.
Похоже, безразличие Люсии к садоводству распространялось только на палисадник перед домом и заброшенный огород за ним. Я лишь улыбнулась, понимая, насколько мало знала Люсию.
Она ведь когда-то пела в опере. А значит, стремилась к совершенству во всем.
И оранжерея содержалась в идеальном порядке. Прямо у дверей разметалась алламанда с тяжелыми соцветиями, а за ней антурии с красными бутонами нереального оттенка.
На минуту я забыла о цели визита и в восхищении разглядывала насаждения. Вся массивная стена дома со стороны оранжереи заросла плющом. Листья казались темно-зеленой водой, стекающей по кирпичам. А цветы ярко-оранжевого цвета выглядели словно золотые рыбки.
Смотрелось бесподобно. И совершенно театрально.
Бедная Люсия.
Лишь у одного цветка – я не смогла определить, что это за сорт, – цветы были нежно-белого оттенка. Видимо, Люсия вырастила его для контраста.
А из запахов все перебивала желтая плюмерия. Я разгадала замысел Люсии: она хотела воссоздать образ Гавайских островов.
Я прошла вперед по влажному гравию. Видимо, здесь стояла автоматическая система орошения, и включалась она по утрам. Растения уже высохли, да и гравий подсыхал под интенсивным солнцем.
Люсия тратила все свое время и деньги на цветы.
Как странно было обнаружить что-то общее с женщиной-драконом.
Я свернула по дорожке и увидела орхидеи, которые смотрели на меня, разинув кровожадные пасти. Конечно, они не были хищниками. А вот непентес, что рос прямо над орхидеями, определенно был. Неудивительно, что здесь не водились насекомые.
Это напомнило мне о том, зачем я пришла. Я огляделась и поняла, что в оранжерее, кроме меня, только прекрасные цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38