Тяга к приключениям, если хотите, непреодолимое желание повзрослеть.
Затем пришло второе.
Второе заключалось в выборе, в принятии решений, в развилках на дороге. Каким путем идти, легким или более трудным. С кем дружить, чем заниматься. На этой стадии частности были важнее целого.
Иногда волшебство стучится в двери, показывая то, что видеть тебе и не хочется. Иногда его шутки вовсе не смешны.
Тук-тук.
Кто там?
Твома.
Какая еще Твома?
Твоя мама – гулящая женщина.
Наша героиня, какой бы сильной девушкой она ни была, не могла уснуть той ночью. Дело свое она сделала, мать уложила в постель, а когда та уснула, вышла из дома. Тучи глухим одеялом затянули небо, нависнув над самыми крышами. Было тепло и влажно, непривычно тепло для ноября. Океан словно захватил город, наполнив воздух соленой водяной взвесью. Город притих, лишь одно окно светилось немым приглашением.
Девушка промокла и продрогла. А продрогла скорее из-за сердечных переживаний, нежели из-за погодных условий, Мойры усмехнулись ее выбору, когда она решила искать прибежища в том самом доме.
Сим-Салабим. Вот и второе испытание.
Он сидел за столом один и ужинал. Она увидела его, когда смахнула со лба мокрые волосы. И он заметил ее, поэтому убегать было поздно. Их пути не пересекались с тех пор, как он закончил школу и пропал где-то на несколько лет. Но он вернулся, он был здесь, и он пригласил ее за свой стол.
Как мило.
После естественной скованности они разговорились, словно в старое доброе время. Он говорил обо всем и ни о чем: кто чем занимается, что с кем произошло. Он не хотел говорить о туристическом справочнике, который держал в руках, и еще уклончивее отвечал на вопросы о том, где пропадать Она призналась, что терпеть не может школу, и впервые произнесла святотатство, сказав, что не хочет идти в юридический колледж.
И во второй раз он сделал ей подарок.
– Перестань жить мечтами других людей и живи своей мечтой.
Просто и верно. Прозрачно, как хрусталь.
Затем он рассказал ей о своих планах на будущее, о путешествиях. Глаза его горели энтузиазмом, он показывал ей какие-то карты и объяснял расписание поездов, а еще фотографии мест, которые собирался посетить. Весь мир был у его ног в тот момент, и она завидовала тому, что он сам себе хозяин.
Но потом она поняла, что все в ее руках. Только она вправе распоряжаться своей судьбой. Никто не станет чинить ей преграды, все барьеры лишь на словах. Она сама боялась перешагнуть через них, она сама боялась разочаровать ожидания родителей. И после той встречи она знала, что больше не пойдет у них на поводу.
Кафе закрывалось, и они вынуждены были уйти, променяв горячий кофе на сырость улиц. Держа под руку, он проводил ее домой. А потом ушел. Как ни хотелось ей пойти с ним, она знала, что еще не время.
Она чувствовала, что они стоят на развилке дорог. Все висело на грани, балансируя. Могло произойти все, что угодно, в зависимости от того, в какую сторону качнется маятник ее действий.
Так и произошло.
Из ниоткуда появилась машина его бабушки, за рулем сидел его брат, словно злой демон овладел им. Передний бампер был разбит, брат был в невменяемом состоянии. Он был пьян похлеще, чем ее мать.
Он резко затормозил перед домом и буквально вывалился из машины. И взмолился не выдавать его бабушке.
Она знала, что Ник не станет говорить ничего Люсии, хотя и не понимала тогда причины. Он поцеловал ей руку на прощание и залез в машину. На соседнем сиденье лежала початая бутылка рома. Ник выпил, сколько смог, пролив остатки на одежду.
Ник посмотрел на нее и прижал палец к губам в немой просьбе о молчании. Она пообещала со счастливой улыбкой на губах. А затем он умчался в ночь, навстречу полицейским сиренам. Шон исчез в ночи, а она ушла домой.
Она была уверена, что пошла правильной дорогой. Не сомневалась она в правильности выбора и потом, хотя и презирала Шона за трусость.
Но она дала слово и сдержала его, как и положено положительной героине. Она сделала выбор и не собиралась забывать о нем.
Глава 16
В реанимационном отделении царил хаос. Но наверное, так и должно быть в подобном месте. Люсию уже доставили, и она лежала, увешанная датчиками. Доктор сказал, что состояние стабилизировалось. Они зарегистрировали ее, сообщили Нику номер палаты и посоветовали не беспокоиться.
Какое там!
Я пыталась разговорить его, но толку было, что на ветру кричать. Ник сидел молча и смотрел на Люсию, раздражаясь все больше и больше. Он винил себя – я совершенно точно это знала, как знала и то, что ничего не могу с этим поделать.
– Нужно было ехать вчера вечером, – пробормотал он наконец.
– Куда?
– К Шону.
Я села рядом и взяла его за руку.
– Ты считаешь, он снова бил Джози? – Ник кивнул.
– Ты уже вызывал однажды полицейских…
– Дважды.
– Ну а что еще ты можешь? – Он мрачно посмотрел на меня.
– Ответственность за него лежит на мне.
– Ничего подобного, он сам за себя отвечает. Ты не можешь спасти Шона от него самого и не можешь спасти Джози от неправильного выбора. Ты уже вмешался, ты показал ей, что может быть иначе. Все, дальше они сами должны решать, что им нужно.
– Но я мог спасти Люсию, если бы парни в униформе засадили Шона.
– Да, на один вечер. – Я сжала вялую руку Ника. – Ты снова возомнил себя Богом. Вы бы поладили с моим отцом.
Ник даже не улыбнулся, но наклонился и поцеловал меня в висок.
– Езжай домой, Фил.
– А ты?
– Я останусь.
– Как насчет завтра?
– Я приеду. – Он внимательно посмотрел на меня. – Это часть нашего уговора. Я позвоню тебе утром, чтобы обговорить детали.
– Сейчас, наверное, не лучшее время говорить, но хочу напомнить, что надо быть в костюме. День рождения отца – событие весьма официозное.
Ник улыбнулся:
– Я уже купил костюм. Он в ателье. Они подшивают мне брюки. Я заберу его завтра.
– Может…
Он положил палец на мои губы.
– Поезжай, Фил. О деталях поговорим утром.
Мы оба посмотрели на Люсию. Ее грудь вздымалась и опадала, лицо закрывала кислородная маска.
– Ты не виноват. – Ник сжал губы.
– Оставь, Фил.
Я взяла сумочку, пожелала Нику спокойной ночи и поехала домой. На сердце скребли кошки.
Для него немыслимо было оказаться гостем в доме Коксуэллов.
Сюрреализм последних дней нагнетался. Ночь Ник провел возле непривычно молчаливой и неподвижной Люсии, проваливаясь время от времени в сон. Утром он поговорил с шерифом, ответил на вопросы, рассказал, где он был в день нападения, стараясь, впрочем, не вдаваться в подробности относительно своего возвращения.
Теперь он сидел в своем новом костюме, самом дорогом из всех, что надевал когда-либо, и разглядывал ноги Фил, пока она переключала передачи. Ник с удивлением думал о предстоящем ужине в кругу Коксуэллов.
Их дом всегда был примером для подражания, показывая, как нужно жить гражданам Розмаунта. Коксуэллы задавали тон, а десятки горожан следовали их примеру Ника всегда забавляло, как хозяйки ждут, какие же цветы высадят Коксуэллы, чтобы посадить точно такие же.
Беверли Коксуэлл всегда считалась женщиной со вкусом, еще до того, как появились ток-шоу и модные журналы. Ник знал, что о ее гардеробе женщины Розмаунта судачат все лето. Обсуждалось все: от высоты каймы ее платьев до формы сумочек, и первое и второе тут же копировалось.
Коксуэллы ни с кем не общались. Они, без сомнения, были королевской семьей Розмаунта. Выражалось это в их состоянии, их социальном статусе и в отношении к ним окружающих. Они требовали почтения и получали его сполна. Избрание Роберта Коксуэлла главой адвокатской коллегии было не столько признанием его заслуг, сколько преклонением перед его положением. Судья рано или поздно становится политиком, это лишь дело времени.
Для мальчишки, который жил улицей, их семья была средоточием порядка. Они были вежливыми, они были внимательными, они часто спонсировали заметные события города. Их дети учились в Гарварде, а затем в школе адвокатов, словно выбора у них не было. Не мудрено, что Ник мечтал об этом и чурался одновременно.
Но если он нервничал, то Фил волновалась еще больше. Хотя Ник никак не мог взять в толк почему. У нее была семья, большая, авторитетная, процветающая. Семья, в которой любые события подчинялись математической точности.
Может быть, именно это было трещиной, отделившей Фил от семьи. Поэтому ей и было сейчас неуютно.
Сегодня она переключала скорости не так агрессивно, и пикап, словно чувствуя хозяйку, ехал нехотя.
– Что-то не так?
Фил бросила на него тревожный взгляд:
– Да нет, все в порядке. Я просто переживаю, понравятся ли ему запонки.
Так вот что было в том пакете, который она попросила его подержать.
– Мне кажется, ему должно понравиться. – Ник, конечно, понятия не имел о том, что могло понравиться судье, но запонки вполне подходящий вариант для публичного человека.
– У него много рубашек с манжетами под запонки. Когда покупала, они казались мне изящными.
– А теперь ты не уверена? – Фил усмехнулась:
– Когда речь заходит об отце, я ни в чем не уверена.
– По мне, так лучший подарок, когда все собираются вместе.
Фил рассмеялась. И смех этот отдавал горечью.
– Сразу видно, что ты совершенно не знаешь отца. – Она похлопала его по руке.
Отношение Фил раздражало Ника.
– Да ладно, брось, Фил, не так уж все плохо.
– Нет? Ну подожди, сам все увидишь. Это ежегодное шоу. Он не скажет ни слова, пока не распакует все подарки, затем разложит их в столовой по мере предпочтения. Его благосклонность распределяется на следующий год в соответствии с тем, насколько ему понравился подарок.
Ник с ужасом посмотрел на Фил:
– Ты шутишь?
– Если бы! Какие уж тут шутки? – Она припарковала пикап у дома Коксуэллов за огромным внедорожником, рядом с роскошными сверкающими автомобилями. – Сказать по правде, его благосклонность никогда не снисходила на меня.
Фил не шутила. Она даже улыбнулась, но Ник знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что у нее сейчас на душе.
Она боялась старика. Да и неудивительно, если ее отец гак обращался с ней. Желание оберегать, которое он впервые испытал к Фил давным-давно в доме бабушки, не шло ни в какое сравнение с тем, что Ник чувствовал сейчас. Он в клочья готов был разорвать любого, кто обидит Фил в его присутствии.
Она так быстро выскочила из машины, что Ник при всем желании не смог бы открыть ей дверцу. Она стояла на дорожке, ведущей к дому, и переступала с ноги на ногу, бросая беспокойные взгляды на дверь.
Ник передал ей пакет и поцеловал в щеку.
– Ты чудесно выглядишь. – Он не лукавил. На ней был нарядный костюм темно-синего цвета и белая, расшитая бисером блузка, туфли на каблуках и темные чулки. Мягкий макияж и блестящие волосы довершали картину.
Фил выглядела на миллион долларов.
Она на короткий миг прижалась к Нику.
– Ты тоже. – Она вдохнула полной грудью и поправила узел его галстука. Ник заметил, как дрожат ее пальцы. – Теперь мне кажется, что это бредовая затея, Ник. – Она бросила на него беспокойный взгляд. – Может, сбежишь, пока не поздно?
– Трусиха. – Он посмотрел на Фил в упор, но она и не подумала улыбнуться.
– Я серьезно.
Он не собирался бросать ее в такой ответственный момент.
– Ну уж нет, Фил. Тебе от меня не отделаться. – Она нервно вздохнула:
– Учти, едва ли он будет вести себя прилично.
– Учту.
На самом деле Ник не думал, что все так уж плохо. Где-то в глубине души он наивно верил, что это будет чудесный ужин образцово-показательной семьи, из тех, что он видел по телевизору, однако так и не встретил в реальной жизни. Ладно, они, конечно, не будут испытывать трепет по поводу его присутствия, но это он как-нибудь переживет. Да и им нечего будет возразить.
Тем-то они и отличались от Люсии. Впрочем, на Люсию они совсем не походили. Правда, Ник и не предполагал, как сильно.
Беверли Коксуэлл все еще была красавицей. Она открыла дверь сразу после того, как Фил позвонила. Ник как раз договаривал фразу, что нельзя, мол, бояться дома, в котором ты вырос. Беверли прохладно поприветствовала их, мельком глянув на Ника.
Она задержала взгляд на его костюме, и Ник сразу понял, что она оценила его стоимость с расхождением максимум долларов в двадцать. Ее бровь слегка приподнялась, но она ничего не сказала.
На Беверли было длинное облегающее платье цвета золота и, судя по всему, такое же дорогое. Бриллианты сверкали на ее пальцах и в мочках ушей. Каштановые волосы были забраны в шиньон и украшены драгоценностями. Беверли выглядела элегантно, держала спину, вела себя сдержанно, и совершенно невозможно было прочитать, что у нее на уме.
Поверить в то, что эта женщина родила четверых детей, было просто невозможно. Ник вообще не мог представить ее беременной. Ему было непонятно, как она решилась на детей. Видимо, Беверли терпела это как неизбежное зло. Тем удивительнее было осознавать ее прямое родство с Фил, самым страстным, открытым и щедрым человеком из всех, с кем Ник когда-либо был знаком.
Он пригляделся повнимательнее и все же разглядел в Фил черты матери.
Но лишь смутно.
Там, где черты Фил приобретали подвижность, в ее матери они были словно высечены из камня. Ник привык к бурным встречам, объятиям и поцелуям. Но Фил лишь поцеловала воздух в сантиметре от щеки матери, и та улыбнулась, словно ничего другого и не ожидала.
Беверли подала Нику руку, и рука эта оказалась холодной.
– Так это и есть друг Филиппы, о котором столько говорят?
Непривычно было слушать обращение к себе в третьем лице, особенно учитывая ее оценивающий взгляд. Фил, похоже, язык проглотила, поэтому Нику ничего не оставалось кроме как ответить прохладной улыбкой.
– Рад встрече, миссис Коксуэлл.
– Неужели? – Накрашенные губы Беверли изобразили улыбку, а в глазах на мгновение вспыхнул огонек. Позади нее раздались шаги, и огонек погас. Беверли кивнула и отошла в сторону, чтобы уступить место супругу.
Роберт Коксуэлл был таким же импозантным, каким Ник его помнил. А вблизи это было еще заметнее. Он был высок, седовлас и роскошно одет. Костюм сидел безупречно, а рубашка была нереально белой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38