– прервала я его.
– Нет, музыкант, – ответил он.
– Да что вам, в конце концов, надо, господин музыкант?
– До завтра это секрет, – сказал он. – И спасибо…
– За что?
– За то, что не повесили трубку.
Странный это был разговор. Но после него не осталось неприятного осадка. Утром он позвонил снова:
– Вы можете выглянуть в окно?
Напротив в скверике, рядом с полицейским участком, стоял вчерашний незнакомец и играл на кларнете. Возле него, несмотря на сравнительно ранний час, уже собралась кучка зевак.
Мать всегда говорила, что любопытство сильнее любого другого чувства. Я спустилась вниз. Увидев меня, он оставил на месте футляр с деньгами и двинулся ко мне, держа в руках кларнет. Я не знала, как себя вести. Он ходил и играл для меня. И мелодия захватывала, как вихрь. Странно, но вместо того чтобы уйти, я вдруг спросила:
– Кто вы? И зачем я вам нужна?
Он внезапно прекратил играть.
– Я – Санта-Клаус.
На нас смотрели. Я чувствовала всю нелепость положения, но растерялась.
– Сейчас – не сезон, – сказала я. – Здесь, в южном полушарии, – лето.
– Дейна, – посмотрел он на меня виновато, – время мчится как безумное: мы не хотим этого замечать и пропускаем нечто очень важное.
– От прошлого все равно не убежать.
Он посмотрел на меня внимательно и доверчиво:
– Но есть будущее…
Он заиграл снова. Мелодия стала надрывной, звуки буквально плакали. Я решила уйти и, махнув ему на прощание рукой, направилась в отель, Он поспешил за мной:
– Не оставляйте меня одного, прошу вас… Мне одному скверно, хоть вешайся…
Я смутилась. Смесь горечи и доверия подействовала на меня как гипноз.
– Я – не психолог и все равно помочь вам не смогу, – попробовала я отвертеться.
– Пожалуйста… Иногда людям так нужно чье-то плечо… Спина… Рука… Даже взгляд…
– Но вы же – мужчина, – глупо сказала я.
Он доверчиво улыбнулся:
– Быть откровенным – не слабость. Вы что-нибудь слышали о дзен-буддизме? Слабость – когда вы боитесь признаться, что нуждаетесь в другом.
Он озадачивал меня все больше и больше. Голос у него был низкий, просительный и проникал во все поры тела. Я чувствовала этот голос на своей коже как легкое покалывание. Все, что он говорил, затягивало, как лассо.
– Во всем виноват страх Вы не решаетесь довериться. Боитесь измены и предательства. Опасаетесь равнодушия или насмешки, – я замерла: он попадал в цель.
Каждым своим словом.
– А если так – вы в рабстве у самой себя. А теперь представьте себе, что страх исчез. И вы – свободны!
– Уж не хотите ли вы сказать, что победили в себе страх? – спросила я и почувствовала горечь во рту.
– Сегодня в Опере – концерт, – улыбнулся он трогательно. – Играют Шопена. Я могу вас пригласить?
И я согласилась. Даже не смогу объяснить – почему. Возможно, это – инстинкт. Или предчувствие…
Он ждал меня неподалеку от входа в концертный зал.
– Спасибо! – протянул он мне маленький букет.
Я поднесла его к лицу. Аромат был нежный, но очень и очень робкий.
– Чувствуете? Я специально выбрал для вас эти цветы. У запахов тоже есть характер. Как у людей…
Я посмотрела в его глаза. Темные и влажные, как морская волна.
– Кстати, как вас зовут, романтический молодой человек? Запамятовала ваше имя…
– Руди. Я уже говорил вам: Руди Грин.
– И чем же я пахну, по-вашему, Руди Грин?
– Неразделенной любовью…
Я дернулась: мне стало не по себе, но уйти сейчас было бы просто невежливо.
– Вы что, экстрасенс? Или у вас такой способ ухаживать за женщинами?
– Нет, я – просто человек, который готов отдать все на свете за настоящее чувство. Даже – за самое короткое и преходящее.
Что-то произошло с нами обоими: мы почти не говорили больше до конца концерта. Я все время пыталась понять, почему он мне не мешает, этот флирт? Неужели только потому, что он с самого начала безнадежен, и это придает ему такой горький, но острый привкус?
– Руди, – сказала я на выходе, – мне жаль вас разочаровывать, но завтра в два я вылетаю на Гамильтон-айленд. Это такой тропический остров на севере. Там – свадьба моей кузины.
Я не позволила ему провожать себя и села в такси. Он стоял растерянный и немножко неуклюжий: у меня даже защемило почему-то сердце.
Потом, не раз вспоминая эту странную встречу, я неизвестно чему улыбалась. В каждой женщине живет эта мучительно постыдная, изгоняемая, но неотступная надежда – мечта: встретить рыцаря на белом коне. Пусть он даже не рыцарь, и не на белом коне, но кто-то обязательно с сердцем благородного героя. Нас тянет к романтике: к чему-то красивому, нежному, покоряющему. Не пылкая страсть – взор, не блаженство любви – вздох, легкое прикосновение. И мы ждем этого, смеясь над самими собой, льем слезы над сентиментальной чепухой и прикрываемся цинизмом.
В самолете я с удивлением поймала себя на том, что думаю о своем новом знакомом. Темный, влажный блеск похожих на греческие маслины глаз мерцал передо мной с неосязаемой четкостью голограммы. Я не могла этого объяснить даже себе, но ощущение было такое, словно внутри меня задет и вибрирует настойчивый нерв. «Возьми себя в руки, – твердила я себе, но снова и снова возвращалась туда, откуда надо было бежать: – Ну почему, почему ты дала ему уйти?» Мне стало тоскливо…
Шалый каприз воображения в полусне-полусознании вдруг нарисовал картину: я выхожу из самолета и вижу возле трапа его…
– Идиотка! – вырвалось у меня…
Но когда я вошла в маленький и по-своему уютный терминал Гамильтон-айленда, то обомлела. Куда-то вниз, в пропасть, сорвалось сердце. Он стоял неподалеку с букетом тропических цветов в руках. Сон не может обернуться явью: так бывает только в больной психике!
Не поверила, встряхнула головой, повернулась из стороны в сторону: видение не исчезало. Он махал мне рукой, нерешительно улыбаясь.
Главное было не смотреть на него. Чтобы он не понял. Я нацепила на лицо маску холодного безразличия. Дала ему прикоснуться к себе. Изобразила улыбку. Голос его обволакивал, движения были мягки, произносимые слова – слегка старомодны. Но мне почему-то так хотелось их слышать.
– Как вы сюда попали? – произнесла я с неприкрытым удивлением.
– Прилетел на два часа раньше вас.
– Вы что, волшебник? Сначала узнали, кто я и где живу, а теперь вдруг очутились здесь?
– Все намного проще, – улыбнулся он, – за полсотни долларов официантка принесла мне копию вашей кредитной карточки. Там были ваша фамилия и имя. А на спичечном коробке в пепельнице нашел адрес вашего отеля.
– Ладно, – сказала я, – но как вы успели с билетом на самолет?
– Билеты для пассажиров первого класса – не проблема.
– Вы что, миллионер?
– Нет, просто трачу деньги. Вскоре они мне будут не нужны.
Я не стала задавать лишних вопросов и позволила взять свой чемодан.
– Мы с вами в одном отеле, – небрежно сказал он, садясь вместе со мной в такси.
– А это откуда вы знаете?
– В нашу эпоху деньги делают все, и еще кое-что. Попросил девицу в центре туристской информации, и она обзвонила отели. Остановились на пятом…
– Ничего себе, – покачала я головой.
– Дейна, – попросил он вдруг, – возьмите меня на свадьбу. Будет не так скучно. Мы сделаем вид, что молоденькая красавица пленила старого джентльмена.
Я отмахнулась:
– Ну и намного ли вы старше?
Он улыбнулся:
– Не знаю. А как по-вашему?
– Ну вам, скажем… тридцать – тридцать два. А мне уже двадцать шесть. Разница не очень большая.
Он опять улыбнулся.
– Скажите, что вы ищете? – вдруг спросила я, пытаясь прочесть в его глазах, не игра ли все это.
– А вас не смутит моя откровенность?
Я покачала головой. Он посмотрел на меня внимательно и, не отводя взгляда, сказал:
– Тогда – любви…
– Нашли тему для шуток…
Он посмотрел на меня так доверчиво, что я вздрогнула:
– Я не шучу, Дейна. Это правда. Всем остальным я могу пожертвовать.
– Вы меня пугаете…
– Когда человек молод, он всегда торопится. Любить по-настоящему у него нет времени. Всегда что-то мешает…
Я не могла больше сдерживаться:
– Мне очень хочется вам верить. Но я… я слишком сильно обожглась…
Напрасно я это сказала, идиотка! Но он посмотрел на меня из странной глубины своих глаз и тихо произнес:
– В вашем возрасте кожа еще не задубела, и боль чувствуется сильней.
– Вы говорите так, словно у вас за плечами – прожитая жизнь…
– А может, так оно и есть?
Он сказал это так, что я поежилась.
– У каждого – свои тайны, – отреагировала я. – В основном, к сожалению, – скверные…
Мы подъехали к отелю. Было уже поздно. Он подошел вместе со мной к портье и подождал, пока я заполню вопросник. Потом, сунув швейцару чаевые, взял мой чемодан, и мы поднялись на пятнадцатый этаж. Я понимала, что это последняя наша встреча, и слегка замешкалась, открывая дверь. Мне было невыносимо тяжело. Как ему об этом сказать?
Пластиковая карточка, которой я пыталась открыть дверь, почему-то не срабатывала. Наконец, дверь все же открылась. Вобрав в себя побольше воздуха и, слегка задержав его в гортани, я сказала тихо, но отчетливо:
– Руди, мне хорошо с вами, но у нас ничего не выйдет. У меня – спид. Спокойной ночи…
И закрыла за собой дверь.
Минут пять я стояла, опершись на нее спиной, и чувствовала, как по лицу, как тараканы, ползут слезы, которые я так презирала с детства…
На ночь я приняла снотворное и проснулась поздно. Одно меня успокаивало: теперь он либо сменит отель, либо будет держаться в стороне. Даже если встретит, сделает вид, что не замечает.
Я спустилась в ресторан, стараясь не глядеть по сторонам. Взяла тарелку и стала тупо двигаться вдоль гор салатов, колбас и сыров. И вдруг – столкнулась с ним. У меня защемило сердце.
– Можно вас поцеловать, Дейна? – спросил он и взял у меня из рук тарелку с салатом.
Хорошо, что он это сделал, иначе я бы ее уронила. Все напряжение, которое копилось во мне последние дни, ушло в судорогу в горле и проклятые слезы.
– Что вы от меня хотите? – всхлипнула я.
– Вы – смелая и необычная девушка. Спасибо вам за это…
– Я в этом не уверена, – смахнула я слезы.
Он положил мою тарелку на стол и присел рядом:
– Так мы идем с вами на свадьбу?
– Хорошо, – ответила я, слова мне удавались плохо, – только сейчас уходите…
Он понимающе кивнул головой, коснулся своими горячими губами моих холодных и ушел.
Я вернулась в номер и шлепнулась на кровать. Все мои мысли были о нем и вокруг него.
Почему он не оставил меня? Чем объяснить, что не испугался? Неужели и он – такая же, как и я, – жертва изощренного проклятия нашей эпохи? А если да, – то почему бы не забыть на время о неизбежном конце, о предстоящих мучениях, об одиночестве? Разве нельзя хоть раз в жизни отдаться вдруг охватившей тебя волне чувства?
Вечером он зашел за мной, и мы отправились гулять по острову. Шли, взявшись за руки, без слов. Они не нужны были нам. Мне казалось, я слышу его, хотя не знала, что он рассказывает. Крохотный – всего в пять квадратных километров – рифовый лоскуток земли в океане, остров Гамильтона стал модным экзотическим курортом. Мы брели пешком, уступая дорогу открытым со всех сторон электрокарам для гольфа, в которых разъезжали беззаботные туристы. Смотрели на высокие верхушки пальм, где нагло гоготали белые попугаи. Спускающиеся гроздья кокосовых орехов напоминали большие рыночные корзины. Все было так непохоже на привычный канадский пейзаж.
Я почти забыла о свадьбе, и мы немножко опоздали. Элизабет, моя уехавшая вслед за женихом кузина, помахала мне рукой. Она была здесь единственной, кто знал меня: отца у нее не было, а тетка, ее мать, умерла два года назад. Мы расцеловались. Она посмотрела на Руди, и мне показалось, он ей понравился.
Оркестр играл томное аргентинское танго. Руди танцевал так, как, наверное, это делали во времена молодости моей мамы, а может, и раньше. На нас стали обращать внимание. Мне захотелось уйти отсюда.
– Иногда делаешь глупости, хотя знаешь, что за них потом придется платить, – у самого моего уха раздался его голос.
– Вы это про себя или про меня?
– Про нас обоих…
Я вдруг поймала себя на мысли, что у него очень привлекательная внешность. Тонкие черты лица, влажновато-карие, ласкающие глаза, темный, с поблескивающим синеватым отливом цвет волос.
– Давайте смоемся, – вдруг предложил он. – К океану…
Я кивнула, и мы тихонько ушли. В темноте, в прищуре далеких огней, пальмы напоминали соборные колонны в опустевшем храме. Глуше кричали белые попугаи, а от воды поднималось свечение. Казалось, это серебрятся миллионы плавников.
– Почему вы не бежите, как все? Я ведь заминирована: дотронься – не соберешь костей…
– Устал бояться. Слишком мало осталось времени.
Не поднимая глаз, я спросила:
– У вас тоже – спид?
Он покачал головой:
– Нет, но моя виза в этот мир может кончиться еще скорее, чем ваша.
Что может быть хуже спида? На неизлечимого больного он не похож. Но Руди не стал объяснять. В конце концов, это его личное дело. Рискую не я – он. «Свинья, – поставила я себя на место, – как же тебе не стыдно?»
Я чувствовала жар его рук на своих плечах.
– Я столько ждал тебя… Боялся – не встречу вовсе… Но теперь, когда нашел, должен торопиться… Господи, дай мне почувствовать!
Он облизал губы и погладил меня по щеке. Меня это взволновало больше, чем если бы мы лежали в постели.
– Тогда мы должны что-нибудь выпить. Это просто необходимо.
Мы забежали в ближайший отель, спустились в бар и купили бутылку виски.
– Сколько мне осталось точно, никто не знает, – грустно улыбнулся он, – может – два года, а может – год…
Я не хотела задавать ему никаких вопросов: он должен рассказать все сам, И он это еще сделает. Обязательно… Руди оглянулся на поздних посетителей и неуверенно спросил:
– Может, смоемся и отсюда тоже? А что, если выпить в моем номере?
Я кивнула в знак согласия…
Он раздвинул в окне занавески. В лунном просвете тускло отсвечивал телевизор и кружились пылинки. На полу, как льдины, плавали тени. Руди остановился у стены и посмотрел на меня:
– Ты вся светишься. Как будто там, внутри у тебя, – маленькая луна.
Голос его я едва слышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37