– Я не хочу, чтобы в меня воткнулись шипы.
– В моих розах нет шипов, – прошептал Филипп, опуская ее на кровать.
И Алекса забыла обо всем на свете. Губы Филиппа поглотили ее губы, его язык исследовал глубины ее рта, зубы нежно покусывали; настойчивые и нежные руки дарили чувственные ласки, искусные пальцы экспериментировали с каждой чувствительной точкой ее тела.
Язык Филиппа стал описывать концентрические окружности вокруг одного набухшего соска, затем вокруг другого, потом двинулся вниз и задержался у ее лона, лаская и дразня, заставляя Алексу метаться и извиваться под ним, сгорая от желания. Однако Филипп не торопился, сдерживая себя. В его глазах плясали насмешливые огоньки. Алекса протянула к нему руки, вцепилась в его плечи и взмолилась:
– Иди ко мне! Сейчас!
И она настойчиво потянула его на себя. Филипп попытался ее остановить, но Алекса не могла больше ждать.
– Сейчас, дорогой, прошу тебя, сейчас, сейчас…
Она инстинктивно подалась навстречу Филиппу, и его решимость рухнула. Он мощным толчком вошел в нее, и Алекса растворилась в ощущении полного слияния с любимым. Все ближе, ближе… пока на обоих не обрушился водопад разноцветных искр.
Умиротворенные, они остывали в объятиях друг друга.
Алекса дремала, лежа на животе, когда ее разбудило восхитительное ощущение: Филипп покрывал легкими, как перышко, поцелуями ее шею, талию, ягодицы. Постепенно его нежный ищущий язык и властные руки разожгли маленькие костры в каждой клеточке ее тела. Губы, шея, груди, живот, бедра, колени, икры, щиколотки, ступни, пальцы ног – ничто не осталось без его внимания, и вскоре Алекса уже металась, изнывая от изысканной пытки, и сдавленно стонала, умоляя его остановиться.
В конце концов Алекса вывернулась, изогнулась и ответила на любовную пытку мужа тем же. Она игриво прикусила зубами его шею, провела губами по груди, по животу и стала спускаться ниже. Ее язык ласкал Филиппа где угодно, только не там, где ему больше всего хотелось. Наконец, когда Алекса поняла, что любимый больше не выдержит, она сдалась и дала ему то, чего он жаждал…
Дыхание Филиппа стало прерывистым, он оторвал Алексу от себя и овладел ею, шепча страстные слова…
Алекса проснулась через несколько часов. Филипп смотрел на нее с улыбкой. Она медленно потянулась, как кошка.
– У нас тут такой плотный запах греха и секса, что я удивляюсь, как не сработала дымовая сигнализация и не подняла на ноги весь персонал, – пробормотала она.
– Для чего еще нужен Париж, если не для греха и секса?
Алекса с веселым кличем вскочила с постели и побежала в ванную.
– Ага, если мы в Париже, значит, это – биде.
Она открыла кран и стала наполнять теплой водой низкую раковину изогнутой формы, одновременно снимая шуршащую бумагу с куска душистого французского мыла, потом оседлала биде и опустилась в теплую воду.
– Эх, жаль, я не взял с собой фотоаппарат, – заметил Филипп, наблюдавший за ней. – Но раз уж нет фотоаппарата, может, стоит к тебе присоединиться?
Алекса рассмеялась.
– Не думаю. Ты не поместишься. Эй, стой, что ты делаешь, сумасшедший? Прекрати, я сейчас упаду…
– Не бойся, места хватит.
Филипп сел к ней лицом, привлекая к себе и целуя.
– Я потеряла мыло…
Филипп нащупал кусок мыла, забрызгав и себя, и Алексу, и сделал движение, от которого она чуть не подпрыгнула.
– Так нечестно! – закричала Алекса. – Ты дотрагиваешься до запрещенных мест!
– Что-то не припомню, чтобы ты раньше жаловалась.
– Тогда было другое дело… Ох, Филипп, ты неисправим!
– Надеюсь. Перестань дергаться. Если ты позволишь мне, я позволю тебе. Оп… прощай, мыло.
– Оно мне больше не понадобится, – заявила Алекса, потянувшись за полотенцем. – Я готова. Ой, дорогой, посмотри, что мы натворили. Кругом вода и…
– Ничего страшного, это дело поправимое. – Филипп вытерся, затем бросил полотенце на пол и отвесил галантный поклон.
– Apr?s vous, madame!
Алекса встала на полотенце, как на ковровую дорожку, и рассмеялась:
– Сударь, почему вы обращаетесь ко мне на вы после того, как мы были так близки?!
Филипп пожал плечами:
– Я знаю, что мы были близки, но не знаю, как сказать по-французски «ты». Tu?
– В данном случае toi. Apr?s toi.
* * *
Алекса сидела на кровати и расчесывала волосы, когда Филипп вышел из ванной, поигрывая мускулами, как культурист на конкурсе. Она не смогла сдержать улыбки.
– Красавец ты мой, – прошептала Алекса.
Филипп двинулся к ней и, порочно улыбаясь, сделал несколько особенно сексуальных движений. Алекса рассмеялась, откинулась назад, опираясь на руки, и раздвинула ноги, с вызовом улыбаясь Филиппу. Он опустился на колени возле кровати и начал медленно поглаживать ее ноги, двигаясь снизу вверх. Алекса наклонилась и поцеловала его в макушку, при этом волосы Филиппа щекотали ей грудь. В следующее мгновение она почувствовала, как его влажный теплый язык касается самой чувствительной точки ее тела, и затрепетала. Ноги ее раздвинулись еще шире, и она выгнула спину.
Их руки и ноги переплелись, они перекатывались по кровати – сверху находился то Филипп, то Алекса, потом снова Филипп. Наконец они легли на бок лицом к лицу, целуя и покусывая друг друга, раскачиваясь в едином ритме. Наступившая разрядка была не такой бурной, как прежние, но не менее сладостной.
Через несколько минут Филипп растянулся на спине, беспомощно раскинув руки и ноги.
– Что, совсем обессилел?
– Нет, – пробормотал он с закрытыми глазами. – Просто жду, когда откроется второе дыхание. Как-никак сейчас пять утра.
Алекса положила голову на плечо Филиппа и взяла его за руку.
– Интересно, это правда, что двадцать минут секса освежают так же, как четыре часа сна?
– Кто сказал?
– Никто. Я только что сама это придумала.
Филипп усмехнулся:
– Ну, что до меня, то сон нужен не затем, чтобы освежиться, а затем, чтобы восстановиться. Я только что исчерпал ноябрьскую квоту, а если так пойдет и дальше, то еще до конца уик-энда я потрачу изрядную долю декабрьской…
Алекса легонько ткнула его в бок.
– Эй, кажется, меня обвиняют? Разве не ты был таким ненасытным? Такое впечатление, будто ты вознамерился наесться досыта и даже про запас.
– О-о-ох, – простонал Филипп. – По-моему, каламбуры – моя специализация, твое дело – кирпичи и бетон. Черт, как я устал! Спроектируй мне комнату отдыха с холодильником, битком набитым сырыми яйцами и устрицами. Одна хорошая девочка… – Он не договорил. Заглянув ему в лицо, Алекса увидела, что муж спит.
Она пристроилась рядом, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.
Филипп сладко потянулся и посмотрел на спящую рядом Алексу. Она лежала на спине, повернув к нему голову, волосы разметались по постели. Жена спала безмятежно, как ребенок. И во всем ее облике было что-то детское, даже безупречной формы грудь казалась маленькой и юной.
Филипп поцеловал жену в щеку, встал и раздвинул шторы. Из окна открывался прекрасный вид на площадь Согласия. Сейчас было трудно поверить, что именно на этой, такой мирной на вид площади были обезглавлены Людовик XVI и Мария Антуанетта.
Иногда Филиппу искренне хотелось верить в переселение душ: все-таки немного грустно сознавать, что тебе дается одна-единственная жизнь. Может, поэтому его всегда так интересовали судьбы других людей, нравилось брать у них интервью, пытаясь разобраться, что ими движет. Отчасти по той же причине Филиппу хотелось иметь детей: дети в некотором роде обеспечили бы ему бессмертие.
Филипп вздохнул. Когда Алекса впервые упомянула про хорошую новость, он решил, что жена скажет о своей беременности. Филипп почти убедил себя, будто это и есть сюрприз, который приготовила ему Алекса. О чем еще нельзя рассказать по телефону? Как выяснилось, он принял желаемое за действительное.
Конечно, Филипп постарался не выдать своего разочарования, не желая портить ей праздник. К тому же он действительно был рад за жену и искренне поддерживал ее стремление сделать карьеру. То, что Алекса была не домохозяйкой, а независимой работающей женщиной, превращало ее в еще более интересную личность, не говоря уже о том, что снимало с него самого часть нагрузки по содержанию семьи.
И все же Филиппа очень волновало, как честолюбивые замыслы Алексы скажутся на их планах иметь детей. Ей недавно исполнилось тридцать шесть лет, дальше откладывать некуда. Если не сейчас, то когда же?
– Доброе утро, – услышал Филипп за спиной; нежные руки обняли его за талию, губы прижались к его плечу. – Дорогой, я чувствую себя просто восхитительно. Правду говорят, что секс прекрасно заменяет сон, к тому же он гораздо интереснее.
Филипп повернулся, поцеловал жену и прижал к себе. Ему всегда нравилось обнимать ее гибкую, узкую фигурку, а запах Алексы он всякий раз открывал для себя как бы заново – запах свежести, исходящий от волос, смешанный со слабым ароматом духов и едва ощутимым запахом секса, пьянил, как в первый раз.
Алекса с неохотой отстранилась.
– Мне нужно принять душ, да и тебе тоже.
Но Филипп не отпускал ее руку.
– Жаль смывать запах нашей любви. Знаешь, некоторые «ночные бабочки», чтобы привлечь клиентов, нарочно наносят на мочки ушей свою природную эссенцию.
– Клиентов они, может, и привлекут, но заодно сбегутся все окрестные коты и псы. Нет, правда, перед тем как идти на завтрак, мне нужно принять душ.
– Мы остаемся, завтрак сам к нам придет. Вчера я заказал завтрак в номер.
– Ты прелесть, но мне все равно нужно в душ.
– Не понимаю почему. – Филипп прошел за ней в отделанную мрамором ванную. – Разве ты не вымылась на этой штуке? – Он указал на биде.
– Только частично.
Алекса включила воду.
– Можно к тебе присоединиться?
– Только если будешь вести себя прилично.
– Можешь не сомневаться, не буру.
Он встал под теплые струи и поцеловал ее мокрое лицо. Филипп очень любил Алексу, но мысль о детях, которых у них пока не было, вызывала неприятное ощущение, и сколько он ни вздыхал, легче не становилось.
Алекса откусила свежий круассан, намазанный маслом, запила его кофе с молоком и замурлыкала от удовольствия.
– Все великолепно, если не считать дождя.
Филипп намазал свой круассан джемом.
– Что нам дождь? Может, к тому времени когда мы выйдем из номера, на небе уже будет полно звезд.
Алекса усмехнулась:
– Ты, конечно, ешь медленно, но не настолько же.
– Зато я медленно занимаюсь любовью.
– Да, в этом я убедилась.
Алекса вдруг вспомнила о красивой режиссерше, и в ее душу закралось сомнение, нет ли за мужем грешков, которые он теперь пытается искупить.
Глупо, конечно. Подавив вздох, Алекса попыталась напомнить себе, что она никогда не отличалась ревностью, а главное, Филипп никогда не давал ей повода ревновать. Муж ее любит, и она чувствует себя любимой. Разве не нелепо беспокоиться из-за того, что он хочет ее слишком часто? Конечно, нелепо.
Ее размышления были прерваны словами Филиппа:
– Так, посмотрим, дорогая Джером – это у нас уже есть, это ты. А как тебе Дэвид Джером? Даниель Джером? Дениза Джером? Дитци…
Алекса уже знала, что так Филипп всегда начинает разговор о детях, и, как всегда, у нее возникло чувство, будто в животе запорхали бабочки.
– Думаю, Дитци придется немного подождать. В следующие три месяца у меня будет страшно много работы, и…
– Знаю, любовь моя, – мягко перебил ее Филипп, – я говорю только о том, чтобы начать заниматься этой проблемой. Совсем не обязательно, что ты забеременеешь с первого же раза, на это могут уйти месяцы, даже годы, но у нас в запасе не так уж много времени, правда?
Алекса сделала глоток кофе и поставила чашку на стол.
– Да, не много, но именно сейчас, когда мои мысли должны быть заняты новым проектом…
– Я не против, пусть мысли будут заняты. Мне нужно только твое тело.
Алекса почувствовала себя слишком неуютно, чтобы оценить шутку.
– Серьезно, Филипп, если пытаться… стараться… Это же все меняет, может пострадать моя работа. Я даже уверена, что пострадает, особенно на ранней стадии. Мне нужно полностью сосредоточиться, ты же знаешь, как бывает, когда я начинаю новый проект…
– Дорогая, я ничего особенного не прошу тебя делать, просто перестань пользоваться диафрагмой. Только и всего, больше ничего не изменится. Мы не можем вечно дожидаться идеального момента. Сколько я помню, у тебя всегда происходит что-то важное.
– Это потому, что я хочу достичь определенного уровня в карьере прежде, чем я… то есть мы…
Она вдруг поняла, что ей трудно вслух назвать вещи своими именами. Алекса заняла оборонительную позицию, но сама толком не понимала, от чего обороняется. Она же любила детей, даже очень, и с самого начала хотела их иметь, но только не сейчас.
– Я хочу дождаться, когда меня сделают компаньоном в фирме.
– Послушай, Алекса, сначала мы ждали, пока тебя переведут из младших архитекторов в старшие, потом – пока ты выполнишь первый самостоятельный крупный проект… А сколько было проектов, которые так и остались на бумаге! Когда тебя сделали ассоциированным компаньоном, ты обещала подумать о ребенке.
– Да, я знаю, – тихо согласилась Алекса. – Что же делать, если в архитектуре все происходит так медленно. Архитектор – не дантист, которому достаточно получить лицензию и открыть свой кабинет, архитектору приходится долго карабкаться к вершине, а сколько его ждет разочарований…
– Дорогая! – Филипп погладил ее по голове. – Я тебе верю, но, по-моему, я и так уже слишком долго проявлял образцовое терпение, а годы уходят. Ты хочешь стать компаньоном? Не сомневаюсь, ты этого добьешься. Но где сказано, что это нужно сделать непременно до того, как завести ребенка?
– Но это так! – с жаром воскликнула Алекса. – Женщине-архитектору почти невозможно стать полноправным компаньоном, если только она не выйдет замуж за архитектора и не образует фирму с ним. Я этого не сделала и пошла самым трудным путем. Если хочешь знать, дети – как раз главный аргумент против того, чтобы назначать женщин на высшие должности. У меня очень выгодное положение, потому что пока мне удавалось…
Филипп вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45