Привычная рутина, как известно, очень важна, поэтому выполнение домашнего задания началось по однажды заведенной схеме.
– Джонатан, пора делать уроки, отложи гейм-бой в сторону. Питер, слезь с моей головы, пожалуйста.
Джонатан издал вопль, выражавший жестокий эмоциональный облом. Питер, перегнувшись через мою голову, заглянул мне в глаза и робко, словно не веря своим ушам, переспросил:
– Джонатану пора делать уроки?
– Да.
Питер, как десантник, скатился по моей спине, приземлился на диван и наставил на брата палец-пистолет:
– Джонатан! Джонатан! Тебе пора делать уроки!
Мучительная судорога швырнула щуплое тельце Джонатана на пол.
– Не-е-е-е-е-е-е-т!
Питер сохранял невозмутимость:
– Нет, пора.
– Ну что ты, в самом деле, раньше сделаем – раньше освободишься.
– Но ведь сначала надо сде-е-елать, неужто ты не понимаешь? Это жестоко! Супержестоко!
– Уроки будем делать прямо сейчас, ясно? Компромиссы недопустимы.
– Что значит «компромиссы недопустимы»?
– Это значит, что я своего мнения не изменю, оно окончательно. Позволь тебе напомнить, что в нашей семье нет демократии. Здесь начальник – я. Как скажу, так и будет.
– Папа – начальник, – подтвердил Питер, показав на меня пальцем.
– Правильно. А теперь иди сюда и… Питер! Питер, вернись. Ты куда помчался? Матери ябедничать, что я назвал себя начальником? Обещай, что ты этого не сделаешь. Вот и славненько. Джонатан, пора начинать.
В школе выдали фотокопию стихотворения на тему «Бог – всему творец». Я заставил Джонатана прочитать его вслух, потом выучить строфу за строфой. Потом мы повторяли стишок хором.
Наконец Джонатан прочитал его несколько раз по памяти. Задание было не очень сложное: мальчишка, способный запомнить имена ста пятидесяти покемонов, без труда заучит наизусть шестнадцать рифмованных строчек. Усердствовал я по другой причине.
– Ты, конечно, знаешь, Джонатан, что Бог не создавал цветы, это всего лишь миф.
– Как мифы Древней Греции? Как в тех книжках, которые ты мне читал? Про ясеня и аргонавтов?
– Про Ясона. Да, похоже на то. Когда-то люди в них верили, но на самом деле это лишь сказки. Некоторые люди еще верят в небылицы про Бога. Мир – интересное, чудесное и удивительное место, но никакого волшебства в нем не существует, волшебство – для красивых легенд.
– Значит, волшебства совсем не бывает?
– Да. Будь осторожен с теми, кто пытается убедить тебя в обратном, они хотят навязать тебе ложные представления, а знать правду – совершенно необходимо.
– Ясно.
– Хорошо, очень хорошо.
– Значит, волшебства совсем-совсем не бывает?
– Совсем-совсем.
– А Санта-Клаус как же? Не волшебство?
Вот черт! Черт-черт-черт-черт!
– Э-э… Это не совсем одно и то же.
– Ну как же? Разве у него получится дарить подарки всем детям мира в одну и ту же ночь без волшебства?
– Это не волшебство. Ни в коем случае. Э-э… Как бы тебе объяснить… Просто Санта-Клаус пользуется очень продвинутой технологией.
– Какой еще технологией?
– Кажется, чай уже готов…
– Нет, мама все еще разговаривает с тарелками, я слышу. Какая у него технология?
– Ну, знаешь, сочетание высокооктанового горючего и сверхэффективного двигателя. На санях.
– А разве сани не олени тащат?
– Олени? Олени – всего лишь декорация, чтобы сани красиво смотрелись. На самом деле на них установлен двигатель, поэтому они могут передвигаться с необычайной скоростью.
– С какой скоростью?
– С необычайной.
– Но с какой именно?
– Почти со скоростью света. Вот-вот. Сани движутся почти со скоростью света, а когда объекты приближаются к скорости света, время по отношению к другим объектам замедляется. Нам кажется, что Санта-Клаус наносит все визиты за одну ночь, но у него на самом деле есть для этого целый год.
Я готов был поставить себе пятерку за то, как ловко вывернулся.
– И это – не волшебство?
– Нет, это – теория вероятностей.
– А как же он перевозит все подарки?
– Чай, кажется, точно готов…
– Не готов.
– Ладно. Ты слышал о принципе неопределенности Гейзенберга?
– Нет.
– В нем все дело.
– Почему?
– Все зависит от наблюдателя… Никаких подарков нет, пока мы их не увидим.
– Как это?
– Как я сказал.
– Но как?
– Давай устроим бой подушками?
– Давай.
– И-эх!
– Ух!
– Ой-ой! Питер, поставь стул на место и возьми подушку!
Иногда мне кажется, что во мне пропадает учитель.
– На необитаемый остров вам разрешено взять с собой всего один компакт-диск, что вы возьмете?
– «Тин мэшин» Дэвида Боуи, – немедленно ответил Ру.
– Правда? Ты готов слушать его с утра до ночи?
– Слушать? Я думал взять его на необитаемый остров и там закопать.
– Мне нравится ход твоих мыслей – давай дружить.
Трейси фыркнула в чашку с кофе:
– Знаете, что меня неизменно удивляет?
– Универсальный клей?
– Говорящие часы?
– Нет…
– Растворимый чай?
– Зубная паста с полосками?
– Да нет же. Меня постоянно удивляет, что два очевидных ничтожества изо дня в день сидят и поливают дерьмом талантливых знаменитостей.
– «Талантливый» в данном случае определение спорное, – перебил Ру. – Мы ведь говорили о Дэвиде Боуи.
– Какая разница, о ком шла речь. У вас ни для кого доброго слова не найдется.
– У меня… – Ру не дали договорить.
– Я не имела в виду порноактрис. Думаю, все согласятся, что они проходят по отдельной категории. Но если кто-либо достиг популярности и успеха, вы как пить дать возненавидите этого человека.
– Так уж у англичан заведено.
– Точно, – поддакнул я. – Более того, это наш долг. От каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Одним – богатство, слава и право называть Энтони Хопкинса Тони, другим – прозябание и право судить о первых.
– Судить и вскрывать их ущербность, – дополнил Ру.
– Именно. Нам навсегда закрыт вход в их мир, вдобавок у нас абсолютно нет никакого авторитета, то есть на нашей стороне уникальная непредвзятость, с которой мы объявляем этих людей фальшивками, эгоистами, выскочками или просто дебилами.
– Взять хотя бы ту актрису в «Плохих девчонках»… Ох, забыл, как ее зовут. – Ру прикрыл глаза и забарабанил пальцами по голове, напрягая память.
– Да там какую ни возьми, – подхватил я, – все одинаковые.
– Цыц. Тебя только что сделали менеджером, Пэл. Это все равно как если бы актера, снимавшегося в рекламе супа, пригласили на роль в фильме Спилберга.
– Трейси, разницу между мукзэпоем в Университете Северо-Восточной Англии и Николасом Кейджем трудно сразу заметить, но все же она существует. Могу поспорить, что у Кейджа есть специальный человек, который отвечает вместо него по телефону всяким психам.
В то утро мне позвонили. Я сидел в офисе и составлял какую-то цифирь о пользовании компьютерами в студенческом контингенте, что являлось частью процесса мониторинга (мне сказали, что цифирь важна для планирования, поэтому я старался выдумать данные поубедительнее), как вдруг раздалась тройная трель внешнего вызова.
– Здравствуйте, Университет Северо-Восточной Англии, Пэл Далтон у телефона.
Наступила пауза. Даже не пауза – скорее лишняя секунда перед ответом, но она сбила обычный ритм скороговорки, которой сыплют люди, знающие, ради чего звонят.
– Где TCP?
– Прошу прощения, но он ушел из университета.
– Когда он возвращаться обратно? Какой время?
– Нет, я имею в виду, что он здесь больше не работает. Я – новый мукзэпой. Может быть, я чем-то могу помочь?
– Ты вместо TCP?
– Совершенно верно.
– Понятно. Меня зовут Чанг Хо Ям.
– Здравствуйте, мистер Чанг, чем могу помочь?
– Чанг Хо Ям, член до пола.
– Э-э… очень хорошо. Что тут скажешь… Хорошо… Очень рад за вас. Мое достоинство скорее средних размеров. Но я все еще не понимаю, чем могу быть вам полезен.
– Ты позиция знай?
– Если постараться, то могу себе представить. Однако у меня нет соответствующих наклонностей. Кстати, я не ожидал, что они есть у TCP.
– Натурал?
– Да уж, извините.
Возникла пауза, на этот раз настоящая, после чего собеседник положил трубку. Я немного подумал и позвонил на коммутатор:
– Мне только что звонили по внешней линии, вы не могли бы сообщить номер звонящего?
– Минутку… Нет, не получится. Звонок был из-за границы.
– Ясно. И на том спасибо.
Я обвел взглядом Ру и Трейси и подул на чай.
– Вы когда-нибудь слышали, что TCP – гей?
– Гей? – переспросил Ру. – Вряд ли. Если только за большие бабки.
Трейси решительно покачала головой:
– Нет, он явный натурал. Помнишь, Ру, как мы недавно наткнулись на него в клубе? В «Груви Эл»?
– Ой, точно, – поддержал ее Ру. – Только непонятно, как из этого следует, что он – не гей.
Трейси присвистнула.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы геи так плохо танцевали? А чего тебе вдруг такое в голову взбрело, Пэл?
– Да так, без конкретной причины.
– Ха! Врешь. – Трейси рассмеялась, закинув голову. – Думаешь, ляпнул, а мы тебя отпустим за здорово живешь? Колись!
– Не знаю. Может, кто-то просто дурачился. Мне сегодня утром позвонил какой-то тип, похоже, хотел, чтобы я поддержал сальный разговорчик по телефону.
– Поддержал?
– Нет. Представь себе, нет. На такие курсы меня еще не посылали. Помимо прочего, я, кажется, совсем забыл, как вести сальные разговоры.
– С Урсулой так не поговоришь, а? Какая жалость!
– Господи упаси. Мы прожили вместе слишком долго. Да, Урсула болтает во время секса, но только о том, в какой цвет покрасить кухню.
– Опять слезу из нас выжимает, – заметил Ру, обращаясь к Трейси.
– Ага. Наверное, пытается найти оправдание тому, что занялся сексом по телефону с геями.
– Вы оба – невероятно остроумные люди, и в будущем, когда вас давным-давно не будет в живых, вас обязательно оценят по заслугам.
Трейси погладила меня по руке:
– Так что тебе сказал этот тип?
– Вообще-то он спрашивал TCP, я сказал, что вместо него теперь я, потом он сообщил, что у него огромный штырь, я сказал; «А у меня – нет», и он повесил трубку.
– Да, – протянула Трейси с видом знатока, – мне кажется, я понимаю, почему у вас не получился разговор.
– Угу, – поддержал Ру, – надо было наврать ему про размер, по телефону все равно не видно.
– Размер – адекватный, меня устраивает, благодарю за заботу.
– Тебя устраивает? – переспросил Ру.
– Оставь беднягу в покое, Ру, – заговорила Трейси с сильным немецким акцентом, помешивая кофе. – Ох, Пэл! Ты такой… адекватный.
– Короче, подведем итог. Вы считаете, что TCP – не гей?
– Не-а, хулиган какой-нибудь звонил.
– Или подстроено. – Трейси взглянула на Ру: – Помнишь звонок, на который я ответила у тебя на квартире в ту ночь?
– Ну да. Кто-то спрашивал Билла, у которого, наверное, номер схож с моим. Мне часто звонят в три утра, чтобы сказать: «Ты козел, Билл». Похоже, Билл крепко кому-то насолил.
– TCP многим насолил, это уж точно, – согласилась Трейси. – Вот кто-то и подстроил хулиганский звонок, не зная, что TCP уже уволился.
– Этот тип действительно не знал, что TCP уволился, – что правда, то правда. Да уж, видимо, так оно и есть.
Когда я вернулся с обеденного перерыва, Дэвид Вульф и Полин Додд сидели на своих местах. Дэвид читал протокол какого-то собрания. Каждые несколько секунд он издавал тяжкий вздох, что-то сердито зачеркивал красной ручкой, оставляя на полях пространные комментарии. Полин расчесывала волосы. Я снова принялся ворошить кипу документов TCP. Их хаотическое состояние само по себе требовало разбора, но я надеялся найти какие-нибудь записи, объясняющие утренний инцидент, свидетельство, послужившее поводом для мести или намекающее на латентный гомосексуализм TCP. Меня постигла полная неудача на обоих фронтах.
Минут через пятнадцать Полин вдруг вспомнила:
– Ой, Пэл, милый, совсем забыла. Бернард просил передать, что он разговаривал с проректором по хозчасти. Позвони ему, пожалуйста.
– Позвонить Бернарду?
– Нет, проректору.
– С какой такой радости мне ему звонить?
– Бернард не сказал.
Дэвид оторвался от записей:
– То, что проректор по хозчасти постоянно общается с мукзэпоем напрямую, ни в какие ворота не лезет. Верно, они с TCP много общались и помимо работы, но если так будет продолжаться в отношении любого свежеиспеченного мукзэпоя – не обижайся, Пэл, – любого, кто окажется на должности мукзэдоя, то это просто скандал. Интеллектуалы должны знать свое место – между высшим руководством и техническим персоналом, иначе вся оргструктура превращается в посмешище.
Полин улыбнулась:
– Старый ворчун. Возможно, проректор всего лишь хочет поздравить Пэла с назначением.
– Проректор? Поздравить Пэла? С назначением мукзэпоем? У тебя очень важная работа – нет, я искренне так считаю, – но это все равно как если бы премьер-министр захотел поздравить и пожать руку новой уборщице туалетов. Пэл, тебе хоть раз доводилось беседовать с нашим главным хозяйственником?
– В прошлом году на консультативном заседани по изменению оргструктуры университета я задал вопрос. Так что формально мы один раз общались.
– А что, если твой вопрос ему запомнился, милый? Застрял у него в мозгах как колючка.
– Сомневаюсь. Я спрашивал, не осталось ли еще печенья.
– Дело не в личных качествах, Полин, вот в чем проблема. – Дэвид раскипятился не на шутку. Произнося речь, он часто-часто протыкал указательным пальцем воздух, словно изображая дятла в театре теней. – Невозможно успешно руководить организацией, нарушая стройность структуры.
У Дэвида было на что обижаться. Много лет назад он подал заявку на должность менеджера учебного центра, когда прежний менеджер Дженис Флауэрс ушла по собственному желанию из-за собственного дурного характера. Должность Дэвиду не досталась, ее отдали Бернарду. Бернард был пришлым, но имел опыт работы в отрасли – заведовал библиотекой крупной компании, выпускающей удобрения. С тех пор Дэвид нередко называл его за глаза «навозным библиотекарем». Дэвид, несомненно, справился бы с работой менеджера учебного центра, поэтому, когда ему предпочли другого, его чуть не хватил удар. Что еще хуже – Дэвид подавал заявку на должность менеджера шесть раз. Одного из прежних менеджеров, как шутили другие библиотекари, он убил, чтобы освободить вакансию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39