д. Вскоре мы доложили руководству основные намётки нашего плана. Поскольку кубинцев в первую очередь интересовали биологические исследования, головной организацией определили Институт биологии южных морей АН УССР, находящийся в Севастополе. К берегам Кубы решено было послать судно «Академик Ковалевский». Тематический план экспедиции был обсуждён и одобрен на авторитетном научном совещании.
Научным руководителем этих работ ОМЭР рекомендовал назначить профессора В. А. Водяницкого, крупнейшего знатока планктона южных морей. Прежде чем отправлять судно в далёкое плавание, его предстояло отремонтировать. В этих заботах прошла зима 1963/64 года. В марте 1964 года на Кубу полетели Водяницкий и Сузюмов для согласования с кубинцами программы экспедиции. О результатах их поездки можно судить из заключительной части их отчёта. В нём, в частности, говорилось:
«…б) Академия наук Республики Куба придаёт очень большое значение организации морских исследований и надеется, что организуемая советско-кубинская океанографическая экспедиция положит начало систематическим морским исследованиям с применением современных методов.
…г) Академия наук Кубы желает создать Институт океанологии и считает, что этому должны помочь предпринимаемые совместные с советскими научными работниками морские исследования.
2. Выяснены и подготовлены все вопросы для базирования на о. Куба советско-кубинской океанографической экспедиции и обеспечения как береговой её группы, так и морской на научно-исследовательском судне «Академик Ковалевский».
3. Положено начало междуведомственной координации морских исследований, особенно между Академией наук и рыбной промышленностью. Эта координация приняла организационную форму в виде Океанографической комиссии…»
«Академик Ковалевский» — научный корабль среднего тоннажа — около 500 тонн — имел разрешение на неограниченный район плавания и мог совершить переход через Атлантический океан. Но когда специалисты подсчитали, то убедились, что за этот переход судно изрядно потратит ресурсы своего двигателя, а впереди у него год экспедиционного плавания. Тогда мы решили доставить судно через океан на буксире за попутным торговым кораблём. «Академик Ковалевский» дошёл своим ходом до Гибралтара, а там его взял на буксир большой корабль и благополучно привёл в Гавану.
ОМЭР выполнил задание — экспедиция приступила к работе с лета 1964 года и успешно завершила намеченные труды к концу 1965 года. Был собран обширный и ценный материал, характеризующий морские воды, омывающие остров Куба; подготовлены океанологи из кубинцев; заложен фундамент кубинской науки о море.
Уже в феврале 1965 года состоялось торжественное открытие Института океанологии Академии наук Республики Куба. Народное правительство Кубы передало институту большую усадьбу на западной окраине Гаваны, на берегу Мексиканского залива.
Многолетние узы дружбы связывают ОМЭР с организатором и первым директором Института океанологии Кубы профессором Дарио Гитартом Мандей. У него трудная судьба. После революции 1959 года учёный остался одиноким, так как его родные эмигрировали в США. Но Гитарт — истинный патриот своей страны, много лет работает для блага республики. Дарио Гитарт — крупный специалист и признанный авторитет в области морской биологии, успешно внедряющий в кубинскую морскую науку советские методы исследований. Нынешний директор Института океанологии Родольфо Кларо — воспитанник биологического факультета Московского государственного университета имени Ломоносова.
Тот кризис, что переживала наша морская наука в начале шестидесятых годов, был успешно преодолён благодаря выходу в Мировой океан серии научных судов, оснащённых современной техникой. Каких-нибудь десять лет назад наши учёные вели обработку материалов с помощью арифмометра, а сейчас без применения электронно-вычислительной машины не мыслится ни одно исследование.
Значительно расширилось международное сотрудничество в изучении Мирового океана. Наши экспедиции активно участвовали в целом ряде международных проектов.
В экспедициях росли и мужали кадры учёных. Каждая из экспедиций вносила весомый вклад в познание Мирового океана.
Но не только учёные способствовали развитию советской океанологии. Их активными помощниками были и есть члены экипажей экспедиционных судов, в совершенстве овладевшие спецификой работы на кораблях науки. Работать на экспедиционных судах куда сложнее, чем на транспортных. Ведь помимо судовождения и обеспечения безопасности мореплавания капитаны, штурманы, механики, матросы и многие другие участвуют в исследованиях.
Они обеспечивают надлежащие режимы работ судовых и исследовательских механизмов, помогают опускать и поднимать приборы, ставить и снимать буйковые станции, проводят траление и т. д.
Сергея Илларионовича Ушакова, первого капитана «Витязя», можно назвать основоположником школы судоводителей академического флота. После него «Витязем» командовал десять лет капитан дальнего плавания Игорь Васильевич Сергеев, опытный и смелый моряк, образованнейший человек. Они твёрдо проводили линию: экипаж должен работать не сам по себе, а для науки. Правда, попадались иной раз капитаны, которые разделяли участников рейсов на «научников» и «извозчиков». Такого толка люди в нашем флоте подолгу не задерживались. Те капитаны, что понимали важность решаемых нашими экспедициями задач, придя на судно, оставались на нём десятилетиями. Так, нынешний капитан «Академика Курчатова» Эдуард Альфредович Ребайнс двадцать лет назад совсем молодым пришёл на «Витязь» четвёртым штурманом. А когда сошёл со стапелей «Академик Курчатов», мы перевели Ребайнса на этот корабль старшим помощником капитана. После двух рейсов Ребайнс стал капитаном. Так же сложилась судьба у капитана «Витязя» Анатолия Степановича Свитайло и капитана немагнитной шхуны «Заря» Владимира Ивановича Узолина. Они начали своё плавание на этих судах четвёртыми штурманами.
Многие члены экипажей наших судов так полюбили профессию моряка экспедиционного флота и свои корабли, что не переходили на другие суда, даже когда им обещали более выгодные материальные условия. Особенно много таких «долгожителей» было на «Витязе». Рекордсменом среди них является электронавигатор Антон Сергеевич Леонов: он работает на «Витязе» с 1949 года — с самого первого рейса. И, по-моему, весь экспедиционный флот академии знает боцмана «Витязя», а затем «Михаила Ломоносова» Федота Антоновича Никитюка, великого мастера палубных дел. Помню, как удивлял он своим мастерством немецких моряков во время постройки «Михаила Ломоносова» в Ростоке, как обучал их своему искусству сплетать тросы особым методом. Как не вспомнить с благодарностью механика по приборам Федора Ивановича Ганпанцерова, нашего «первопроходца»; после «Витязя» он плавал на новых кораблях: «Михаил Ломоносов», «Пётр Лебедев», «Академик Курчатов». Не перечесть, сколько раз, когда ломались приборы, Федор Иванович вытачивал для них новые детали. Ганпанцеров создавал на новых кораблях мастерские по ремонту приборов, налаживал работу этих мастерских, обучал молодых механиков и затем переходил на другое новое судно.
На наших судах царит атмосфера товарищества и взаимовыручки. Во многом это зависело и зависит от капитанов.
Из года в год ширится фронт исследовательских работ в океанах и: морях. Научно-исследовательские суда оборудованы теперь приборами и аппаратурой, которые позволяют фиксировать процессы, происходящие в твёрдой земной коре под океаном, в самом океане, в атмосфере над ним и в космическом пространстве над планетой.
В Мировом океане ходят теперь наши экспедиционные суда, на борту которых учёные проводят исследования космического пространства. В середине 1967 года научный флот Академии наук СССР пополнился новыми судами, и в диспетчерских сводках о движении экспедиционных кораблей появились названия: «Космонавт Владимир Комаров», «Бежица», «Кегостров», «Долинск», «Аксай», «Ристна», «Боровичи», «Невель», «Моржовец». Они участвуют в широкой программе научных исследований верхних слоёв атмосферы и космического пространства. Эти исследования проводятся с помощью искусственных спутников Земли и космических аппаратов. Регулярные наблюдения за искусственными спутниками и космическими станциями должны производиться из различных точек земного шара. Стационарные наблюдения организованы на суше (этим занимаются наши наземные станции), в океане такие работы проводятся на кораблях. Научные работники и моряки являются участниками большого международного предприятия — мирного освоения космического пространства.
В 1970—1971 годах Академия наук пополнила свой флот двумя самыми крупными кораблями космической службы — «Академик Сергей Королев» и «Юрий Гагарин». Их оснащение более совершенно и позволяет корректировать полёты автоматических станций, работающих в космосе.
В моём кабинете на большой карте мира морские инспектора передвигают крохотные кораблики. И когда я смотрю на эту карту, то думаю: далеко вперёд ушла, хорошими темпами развивается советская морская наука.
ЕСТЬ НА СВЕТЕ БОРОК…
Осенью 1951 года я вспомнил, что три года не был в отпуске. И решил отдохнуть.
Решено — сделано, и в один прозрачный и прохладный день очутился я в Ярославской области. Деревенек там много, рассыпались одна неподалёку от другой. Километрах в полутора от одной мы и «застряли» — поставили у края болота палатку и прожили несколько дней. Красота вокруг несказанная. И тишина вековая. Нарушали её только наши выстрелы: мы били уток. Это теперь у меня не поднимется рука подстрелить птицу — возраст берет своё, да и мир воспринимается по-другому, понимаешь неповторимую красоту всего сущего. А в те годы охота была для меня лучшим и желанным отдыхом. Я словно сбрасывал с плеч десятилетия и был опять весёлым и сильным, уходили куда-то заботы, тревоги и огорчения.
В один из дней мы с напарником напрасно пробродили все утро. Погода испортилась, и золотые, просвеченные солнцем берёзы стали вдруг серыми и скучными.
— Иван Дмитриевич, собирайся домой, — крикнул шофёр Ваня Вельский. — Все равно день пропащий. Ни одной утки.
Мы ещё не дошли до палатки, как стал накрапывать дождь.
Добравшись до своего жилья, мы быстренько сварганили обед. И тут услышали: кто-то идёт к нашей палатке. Я выглянул, подошедший — он оказался сельским почтальоном — поздоровался, а потом протянул мне телеграмму.
— Как ты нашёл нас?
— В деревне сказали, где вы тут…
Я, уезжая из Москвы, оставил в ОМЭРе адрес ближайшего почтового отделения — мало ли что может случиться. И теперь на секунду пожалел об этом, но, прочитав телеграмму, забыл и о своём мимолётном огорчении, и об отпуске тоже.
Президент Академии наук А. Н. Несмеянов и главный учёный секретарь академик А. В. Топчиев предлагали мне выехать в соседний район Ярославской области для обследования биологической станции «Борок». Для этой цели Президиум Академии создал комиссию, а я был назначен её председателем.
С членами комиссии я встретился через три дня, когда они приехали в Борок. Знаком я был только с одним из них — профессором Георгием Васильевичем Никольским, известным ихтиологом. Был он очень высок и худ, рядом с ним я казался Паташоном. Никольский пожал мне руку и протянул бумагу:
— Вот, Иван Дмитриевич, здесь изложены наши задачи… Я прочёл:
«Распоряжение № 1900
г. Москва 1 ноября 1951 г.
Для ознакомления с деятельностью биологической станции «Борок» АН СССР создать комиссию в составе:
1. Доктор геогр. наук И. Д. Папанин (председатель).
2. Проф. Г. В. Никольский (зам. председателя Ихтиологической комиссии АН СССР).
3. Кандидат биологических наук Л. А. Незговоров (Институт физиологии растений им. К. А. Тимирязева АН СССР).
4. Канд. биол. наук А. П. Щербаков (Институт морфологии животных им. А. Н. Северцова).
Обязать комиссию представить в Президиум АН СССР к 12 ноября 1951 г. заключение о работе биологической станции «Борок» и предложения по улучшению деятельности станции, особенно в области изучения искусственных водоёмов на примере Рыбинского водохранилища.
Президент Академии наук СССР академик А. Н. Несмеянов Главный учёный секретарь Президиума Академии наук СССР академик А. В. Топчиев».
— Почему вдруг возник этот вопрос? — спросил я Георгия Васильевича.
— Сейчас объясню, — ответил Никольский.
И рассказал, что в Президиум Академии наук СССР поступили материалы проверки биологической станции «Борок», проведённой Министерством Госконтроля СССР.
Обнаружилось много недостатков в её научной и хозяйственной деятельности, и перед Президиумом Академии наук возникла альтернатива: либо передать станцию областным организациям и превратить её в сельскохозяйственную станцию для обслуживания местных нужд, либо кардинально перестроить её работу, исходя из задач Академии наук СССР.
— Биостанция существует несколько лет, — продолжал Георгий Васильевич, — академия тратит на неё много денег, а научной отдачи никакой. Президиум академии решил послать сюда комиссию, чтобы мы разобрались на месте в положении дел и высказали свои предложения…
Борок находится в 16 километрах — по прямой — от маленькой железнодорожной станции Шестихино на линии Москва — Рыбинск.
Всем, кто хотел попасть на биостанцию, надо было около четырех часов ехать на лошадях по просёлочной дороге. Осенью и весной грязища была непролазная.
Биостанция помещалась в бывшем помещичьем имении. Здесь, пожалуй, не было ни одного добротного дома, все строения пришли в ветхость. Но окрестности пленили нас удивительной красотой. Усадьба стояла на холме, окружённом лесом. Лишь с одной стороны к ней примыкал большой парк, в котором светились золотом высоченные старые берёзы. Парк был запущен и на редкость красив. С северо-восточной стороны холм постепенно переходил в широкий луг, который простирался до самой Волги, блестевшей в двух километрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71