— А зачем они приходят и куда уходят? — спросила я все так же тихо и переступила порог квартиры.
Она осторожно прикрыла за мной дверь.
— Они не любят быть на месте, — объяснила девушка.
Я раньше считала по-другому, но это новое знакомство (правда, мы еще не познакомились, но все равно) стало менять мое мнение в вопросе о мертвецах.
— Понятно, — почти согласилась я. — А где Мишель?
— Она ушла. Она полежала немного мертвая, а потом ушла.
И тут я подумала: неужели Мишель тоже наркоманка?
Не похоже. А вообще кто ее знает…
— Давно она ушла? — спросила я.
— Кажется, нет, не очень.
— А куда? — зачем-то спросила я, как будто это было мое дело.
— Я не знаю. Она ушла, и все.
— Понятно. Скажи мне, а кто такая Мишель? — задала я вопрос, который меня очень интересовал.
— Она моя мама. Только не настоящая.
— Как это?
Девушка помолчала, а потом ответила, но не совсем на мой вопрос:
— У меня еще есть мама, и она тоже не настоящая.
У нее вообще едва ли сейчас что-то настоящее, кроме ее больного воображения.
— Тебя как зовут? — спросила я.
— Оля, — ответила девушка.
— Ты давно знаешь Сергея? — задала я свой главный вопрос.
— Сергея? Сережу?
— Да, Сережу.
— А какого Сережу?
— Художника.
— А какого художника?
— Сегодня тебя привезли сюда из мастерской Сергея.
Она задумалась.
— Нет, — сказала она, помучившись со своей памятью, как с испорченным магнитофоном, — я не помню, откуда меня привезли.
Ну, об этом-то я знала лучше ее. Но не могла же она не помнить, как попала туда, не привезли же ее туда в таком виде, в каком я ее нашла! Я так подумала, но сразу передумала: потому тогда получалось, что она накачалась наркотиками там, при Сережке, а этого быть не могло.
Я так подумала, но Оля вдруг сказала:
— Я вспомнила. Я знаю Сережу, он художник.
Интересно, чем она слушала, когда я ей сказала то же самое:
— Он живет в каком-то подвале, — продолжила Оля, — мы туда приехали, а потом я не помню, что было дальше.
Так, значит, все мои рассуждения не дороже пустой банки от пепси-колы, в крайнем случае тянут на пустую бутылку, но я их все равно не сдаю, поэтому одно другого стоит.
— А с кем ты туда приехала? С Сережей?
— С Сережей? Нет.
— С мамой?
Она посмотрела на мена, пытаясь что-то сообразить, потом сказала:
— Не знаю.
— А Сережка был там, в мастерской?
— Сережа?
Как нежно она произносит его имя. Был бы он рядом, я бы его убила за это. Но его нет, и сначала мне нужно его найти. Найти и убедиться, что он простил меня. А потом я бы его убила, это точно.
— Да, Сережа. Он был там? — повторила я свой вопрос.
Она снова задумалась, пытаясь вспомнить.
— Я не знаю, — вспомнила она наконец.
— Оля, ты хоть что-нибудь знаешь? — поинтересовалась я.
Она опять задумалась.
— Знаю. Там лежала мертвая мама, — указала она на одну из дверей, — а потом она ушла.
— Значит, ты не знаешь, где можно найти Сережку?
— Сережа? Она его забрала с собой.
— Мама?
Она кивнула, но потом передумала:
— Нет, другая.
— Кто другая?
Оля неуверенно пожала плечами.
— А где твоя мама? — спросила я.
— Она была там, а потом ушла. Она очень любит его картины. Она вообще любит картины.
— То, что она любит картины, я знаю. Правда, что Сережкины особенно, об этом она мне почему-то не сказала.
— У нее их несколько. Она говорит, что в его картинах ее душа, что он ее в них переселяет.
— Кого и куда?! — очень удивилась я.
— Ее душу в свои картины.
Так, это что-то новенькое — Сережка в роли похитителя душ!
— Ты, значит, не знаешь, куда ушла твоя мама?
— Какая мама?
— Да, я забыла, у тебя Их две или три. Ну хоть одна из них, не знаешь где?
Оля задумалась. По ее лицу было видно, с каким трудом движутся ее мысли, словно стайка черепах по битым кирпичам. Наконец она что-то вспомнила:
— Я же говорила тебе, она была там. — И Оля снова указала на дверь, на которую уже показывала.
Не знаю, чтобы убедить меня или самой убедиться, Оля подошла к этой двери, приоткрыла ее и заглянула в комнату. Потом она посмотрела на меня, и лицо ее стало удивленным, как у мальчика, которому показали фокус (девочки фокусам не удивляются, они сразу понимают, что их просто обманывают — от рождения данная женщине интуиция, с которой мы потом всю жизнь боремся, чтобы позволить себя обмануть).
Но мне стало интересно, что такое Оля могла увидеть.
В этот момент я обратила внимание, что Сережкиной картины, которую я видела днем, сейчас нет на стене, остался только гвоздь, на котором она висела. Я хотела спросить об этом Олю, но сначала решила посмотреть, что такого удивительного она там нашла.
Я тоже подошла к двери и заглянула в комнату.
В комнате горел яркий свет. Там был огромный диван, а больше я ничего не успела рассмотреть, потому что сразу увидела, что на этом большом диване лежит женщина.
Это была Мишель.
Она лежала и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Но едва ли она видела даже этот потолок.
— А я думала, она ушла, — тихо проговорила Оля.
Я услышала Один голос и посмотрела на нее. А она смотрела на Мишель, и из глаз ее по щекам медленно ползли две слезинки.
Все платье Мишель было залито кровью. Но у меня уже был опыт, и я знала, что не каждый, кто кажется мертвым, действительно мертвый. Я осторожно подошла к Мишель.
Мне захотелось закричать оттого, что я увидела вблизи: все платье Мишель было в небольших узких порезах, их была не меньше десяти, и была понятно, что именно из этих порезов и вышла кровь.
Вдруг я почувствовала, что одной ногой я наступила на какой-то предмет. Я отошла назад и посмотрела, что это било. Оказалось, большой кухонный нож. Я едва удержала себя от желания развернуться и убежать отсюда, как там, в Сережкиной мастерской. Хотя отсюда-то" может, и стоило убежать, что меня здесь удерживало?
Я посмотрела на Олю.
— Это ты сделала? — спросила я, хотя мне это было неинтересно и ни о чем не хотелось спрашивать.
Оля сначала чуть заметно, с сомнением пожала плечами, а потом отрицательно покачала головой, но покачала тоже как-то неуверенно.
— Я устала, — сказала она. — Можно я лягу посплю? — спросила она у меня разрешения.
— Ложись, — разрешила я.
Она отошла от двери, прошла через холл и открыла другую дверь. Там, в той комнате, было темно, но в свете, попадавшем из холла, было видно, как Оля, уже едва передвигая ноги, добралась до кровати, села на нее, потом легла на бок, прижала ноги к груди и обхватила их руками.
Я снова посмотрела на Мишель. Потом я медленно снова подошла к ней. Кровь на платье только-только начала засыхать.
Рядом с Мишель, на диване, я увидела радиотелефон.
Нужно было позвонить и позвать кого-то, — не кого-то, а врачей, ведь может быть такое, что я, как и там, в мастерской, так и с Олей, ошибаюсь — откуда мне знать, я же не врач — и, может быть, Мишель еще жива. Несколько минут я не могла решиться на что-то, не знала, что мне делать. Но потом поняла, что сейчас тот случай, когда нет ничего глупее, чем думать.
Я взяла телефон и набрала «03».
Я сказала девушке, которая мне ответила, что здесь раненая женщина, и назвала адрес.
Потом я нажала на кнопку отбоя, положила телефон на диван и быстро пошла к выходу.
Дверь я только прикрыла, на замок закрывать не стала, да и при желании не смогла бы: его можно было закрыть только ключом.
Я вызвала лифт.
Как только у Оли в таком состоянии, в каком она находилась, могло хватить сил справиться с Мишель? Она такая худенькая, маленькая, слабенькая. А Мишель — женщина сорок шестого размера, ростом почти с меня. Но может быть, она еще жива, может быть, врачи смогут что-то сделать? Но от Оли неприятности в любом случае не уйдут. А если это не Оля? Да даже если это и она, то все равно не она, а это наркотики.
И странно, Оля мне была совсем не знакома, а мне было жалко ее, мне очень не хотелось, чтобы у нее были неприятности, которые ее наверняка теперь ожидают.
Лифт остановился. Я повернулась и быстро пошла обратно в квартиру.
Не знаю, сколько Оля весила, думаю, немного, но как Тяжело было ее тащить. Она только едва-едва упиралась ногами в пол, и единственное, на что она была способна, —'это слабым жалобным голосом просить, чтобы ее не трогали, чтобы дали ей поспать, потому что она очень устала. Я замучилась, пока заволокла ее в лифт.
Когда я вышла из подъезда вместе с ней, я поняла, что до машины я ее довести не смогу. Нет, смогу, может быть, но только лучше наоборот — пусть машина приедет к ней.
Я оставила Олю на лавочке у подъезда, тем более ее здесь никто не мог увидеть, потому что лампочка над дверью или перегорела, или ее разбили, а если вести Олю к машине, то любой, кто выглянет в окно, сразу увидит, что через двор тащатся две пьяные женщины, потому что я, когда вела Олю, шаталась из стороны в сторону вместе с ней, а двор был более-менее освещен.
Я усадила Олю и быстро пошла к машине. Подогнала ее к подъезду.
А когда я вышла из машины, никакой Оли на лавочке уже не было!
Я заскочила в подъезд. Лифт стоял на первом этаже, и даже дверь была не закрыта, я не захлопнула ее, когда выползла оттуда с Олей.
Пробежала до третьего этажа. Оли не было, бежать смотреть выше не имело смысла.
Я спустилась вниз, захлопнула дверь лифта и вышла на улицу, добежала до ближнего угла дома, там тоже никого не было. Тогда я вернулась к машине, отогнала ее немного от подъезда, заглушила двигатель и стала лазать по кустам. Минут десять я ползала по ним, пока не услышала вой сирены.
Я вылезла из кустов и села в машину.
Подъехала «скорая».
Я решила еще немного подождать и посмотреть, что будет дальше.
А еще минут через десять я снова услышала вой сирены.
На этот раз подъехала милицейская машина. Значит, зря я надеялась, что Мишель жива, что ее можно спасти.
Ждать еще чего-либо не было смысла, я и не стала, и так было все понятно.
* * *
Мишель умерла. Думаю, на этот раз я не ошиблась. А она мне хотела, во всяком случае обещала, все рассказать, все, что знает. А ее взяла и убила сумасшедшая наркоманка.
Но мне эту Олю почему-то жалко.
А почему я так уверена, что именно она убила Мишель?
Ведь днем к ней заходили еще двое, и одного из этих двоих я немного знаю.
Да плевать мне на них на всех! Мне нужно найти Сережку. Куда он мог пропасть?
Вадик может мне помочь найти его. Тот, кто ему заплатил, скажет, где Сережка, потому что он должен это знать — я чувствую, все это как-то связано…
Я уже вышла из лифта, подошла к дверям Вадиковой квартиры и нажала на кнопку звонка. Чуть подождала и снова нажала, уже несколько раз подряд.
Мне повезло. За дверью послышались быстрые шаги, кажется, босых ног, и нервный голос Вадика спросил из-за двери:
— Кто там?
Зачем он спрашивал, я не понимаю, ведь в двери был глазок, а лестничная площадка хорошо освещена.
— Если у тебя один глаз стеклянный, то приложи к дверному глазку другой, тогда увидишь, — кто здесь, — посоветовала я Вадику.
— Тебе чего? Я занят.
Я не стала объяснять, что мне нужно, а снова позвонила.
Звонок у него был довольно громкий, во всяком случае, сейчас ночью, его наверняка было слышно в квартирах несколькими этажами и выше и ниже.
Нервы Вадика не выдержали. Замок щелкнул, и дверь открылась. Он стоял с обмотанным вокруг бедер полотенцем, придерживая его одной рукой.
— Ну чего тебе? — спросил он так невежливо, как будто я его сосед, который ходит к нему через день занимать деньги.
— Какой глупый вопрос, Вадик. Разве не понятно, что пришла я к тебе, чтобы увидеть тебя?
— Я занят сейчас. Ко мне нельзя.
— Вадик, как ты можешь, — решила я возмутиться, — еще и трех дней не прошло после.., ну, в общем, после всего, а ты мне уже изменяешь!
— Да ты чего?.. У нас чего?.. О чем ты говоришь-то? — Он не знал, что мне ответить, и, по-моему, немного растерялся. Я в это время проскользнула мимо него в квартиру.
— Я права, у тебя женщина! — Голос у меня стал таким возмущенным, что Вадик только открыл рот и захлопал глазами, но не издал ни звука.
Но его наглость быстро вернулась к нему.
— Слушай, чего тебе здесь надо? Да, у меня женщина, ну и что? Какое твое дело?
— Хорошо, Вадик. Пусть так. Я тебе прощу твою измену.
Ответь мне только на один вопрос.
— Какой еще вопрос?
— Кто тебе заплатил за меня? Нет, вместо меня. Я не могу так, ты понимаешь? Я не могу, чтобы кто-то, какой-то посторонний человек… Чтобы чьи-то чужие деньги стояли между нами или даже лежали в твоем кармане.
— Хватит придуриваться, ты что, ненормальная?
— Вадик, если ты не скажешь, я убью себя. А потом убью тебя и ее, — я показала в глубь небольшого коридора, — она тоже стоит между нами, нет, она тоже лежит между нами.
— Слушай, ты чего сюда пришла? — Он шагнул ко мне и даже протянул свою свободную руку. Я быстро отступила на шаг.
Кажется, он решил применить ко мне простые примитивные меры, проще говоря, силой выставить меня из квартиры. Я не могла на это согласиться.
Я быстро открыла свою сумочку… Совсем забыла сказать.
Леночка подарила мне пистолет — не настоящий, газовый.
Так вот, я открыла свою сумочку и быстро вынула из нее этот пистолет.
Вадик, я была уверена, не отличался особой смелостью.
Я оказалась права.
Он так испугался, что забыл даже про полотенце, которое придерживал рукой, оно соскользнуло с него и упало к его босым ногам (не знаю, почему он не надел тапочки, может, не нашел их в суете и в темноте).
Я решила, что слишком сильно пугать его не нужно, потому что неизвестно, вдруг у него какой-нибудь скрытый порок сердца или что другое, поэтому я попыталась быстро, но толково объяснить ему его положение.
— Из этого пистолета убить нельзя, Вадик, но если я из него выстрелю тебе в одно место, то твое финансовое положение сразу резко ухудшится и деньги тебе придется зарабатывать руками, потому что я знаю, голова у тебя к этому совсем не приспособлена. Ты меня понял? — спросила я и направила пистолет в то место, о котором говорила.
— Ты чего, дура? Ты чего, ненормальная? — запричитал он, прикрываясь руками, как будто ему стало стыдно.
— Я не дура, Вадик, и я нормальная, поэтому я и хочу знать, кто тебе заплатил, чтобы ты переспал со мной.
— Да никто мне не платил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38