Надо мне было там остаться, или надо было продумать, куда прятаться.
Рядом со мной стояла кровать, и ничего лучшего мне в голову не пришло.
Я подумала, что спрятаться надо под кроватью, но сама, не знаю почему, откинула покрывало вместе с одеялом и, быстро забравшись на кровать, замерла, как испуганная ящерица. Нет, не просто замерла, есть такие, которые зарываются в песок, вот я стала похожа на такую.
Кровать была мягкая, и я в ней словно утонула.
Но какая беззащитность чувствуется на этих мягких кроватях.., нет, понять это может только женщина, ну, может быть, еще Вадик. Только у меня сейчас была другая беззащитность, потому что я сейчас чувствовала еще и страх, а это уже совсем, совсем другое.
Я лежала и ничего не видела и ничего не слышала. Нет, кое-что я услышала. Чей-то голос как будто произнес:
— Ну что, на балконе никого нет? — кажется, это Вадик спрашивал.
А я подумала: правильно, что я не выбежала на балкон.
— А под кроватью? — задал второй вопрос тот же голос.
И правильно, что под кровать я не забралась. Но только все равно очередь дошла до кровати, значит, сейчас они найдут меня.
— Черт, — услышала я голос, — в зажигалке бензин кончается.
Но прошло минуты две, а может, десять, никто не сбрасывал с меня одеяла, не искал под ним.
Я осторожно убрала одеяло чуть в сторону и выглянула.
Голоса доносились уже из другой комнаты.
Я сбросила с себя одеяло полностью, опустила ноги на пол. Что-то слегка укололо меня, когда я села на край кровати; я невольно схватилась рукой за это место и наткнулась пальцами на какой-то маленький предмет, я сжала его в ладони, на ощупь он был похож на заколку для волос. Даже не задумавшись, я сунула ее в карман, соскочила с кровати, дернула за угол одеяло и покрывало, чтобы они легли, закрывая простынь, как было и до меня, и выскочила на балкон. В это же время я прислушивалась к голосам в смежной комнате.
— Я позвонил, — вернувшись откуда-то с зажигалкой в руке, сообщил Владислав, но тут же потушил зажигалку, он берег бензин. — Скоро нас освободят.
— Кто? — спросил Феликс.
— Не важно.
— А что важно?
— А то, что я посмотрел и увидел, что вывернуты пробки. Щиток со счетчиком прямо около двери. Кто-то вошел, выкрутил пробки тут же выбежал и закрыл дверь. Там даже табурет стоит, на который становились. Кто это мог быть, Феликс?
— Откуда мне это знать? — Феликс не сказал про меня, но наверняка был уверен, что это я, а мог и не быть уверен, потому что мало ли кто мог вывернуть пробки и убежать.
— Откуда знать? Вы что, не знаете с кем вы сюда пришли?
— Я знаю; с кем я пришел, но сделать это мог любой, потому что дверь, кажется, была открыта. А ключ от нижнего замка мог оставаться в двери.
Я не думаю, что Феликс считал именно так, ведь я ушла и не вернулась, но уверенным на сто процентов, что это сделала я, он тоже не мог быть, ведь он не видел, кто это сделал.
— А что это вы пьете? — спросил Феликс.
— Минеральную воду, она в холодильнике стояла.
— Я не понимаю, — говорил Феликс, — почему вы здесь хозяйничаете, как у себя дома?
— А вам и не нужно ничего понимать, — отозвался Владислав.
— Что значит, мне не нужно ничего понимать? Кто мне может запретить понимать мне что-то или не понимать?
— Ваши умственные возможности в данном случае.
— Владислав, не помню, как вас по отчеству, я очень не люблю, когда меня оскорбляют. Многие потом очень сожалели о подобных словах.
— Время разбрасывать камни и время собирать, когда придет время сожалеть, тогда и буду.
— Не оказалось бы слишком поздно.
— Перестаньте пугать меня, как малолетний хулиган.
Пока что у нас есть общий повод о сожалении, то, что мы оказались здесь.
— А чего вы, собственно, боитесь?
— Я не люблю, когда сами по себе включаются телевизоры, гаснет свет и закрываются двери.
— Не любите? Такое с вами часто случалось?
— Не надо умничать, Феликс.
— А как это могло получиться? — подал свой голос Владик и по дрожи в его голосе было понятно, спросил он это, потому что очень хотел, чтобы ему сейчас все объяснили и успокоили. А я пожалела, что не могу поучаствовать в их разговоре, я бы сейчас рассказала для Вадика какую-нибудь страшную историю про мертвецов и вампиров, и уверена, он вышел бы отсюда таким, будто его голову целый час держали в растворе гидропирита.
— Ты мне вот что скажи, что у тебя было с Марией? — спросил Феликс Вадика.
— С какой еще Марией? — — С Машей, с Климовой.
— Это с ней вы здесь были, и она нас закрыла? — спросил Владислав.
— Не важно, с кем я был, важно, что у тебя, Вадим, с ней было.
— Феликс, ну что вы о каких-то женщинах, кому они нужны, а тем более сейчас, — плаксиво возмутился Вадик.
— Ну а почему бы не поговорить о них, женщины — цветы нашей жизни.
— Вы не перепутали женщин с детьми? — спросил Владислав.
— Нет, дети — это не цветы, дети — это крапива.
— А женщины — цветы, только от репейника, — с неприязнью проговорил Вадик.
— Да, я и забыл, тебя же привлекает как раз обратный пол!
— Какое ваше дело? Вас никто не трогает, и не лезьте к Другим. — Теперь в голосе Вадика послышалась легкая истеричность.
— Между прочим, дельный совет, — с легкой угрозой проговорил Владислав. :
— Да, да. Прошу меня простить, это, конечно, не мое дело. Но все-таки мне интересно, за что тебе заплатили те деньги, которые я тебе передал?
— Когда вы мне что-то передавали?
— На премьере моего спектакля.
— Феликс, вы что, поставили спектакль? — спросил Владислав.
— Не важно, что я сделал, а важно, что без меня этого спектакля не было бы. Так за что я тебе передал те деньги?
— А вы спросите у того, кто их вам дал для меня.
— Я бы с удовольствием это сделал, только этого человека больше нет в живых.
— Вы имеете в виду Мишель? — спросил Владислав.
— Да, именно ее.
— А какая вам разница, за что она мне заплатила? А вообще мне скрывать нечего. Она мне позвонила и сказала, что передаст через вас деньги за то, чтобы я переспал с этой, Маша Климова которую зовут. Она сказала, что хочет ей сделать подарок на день рождения. А мне какое дело?
— Нечего было вмешивать меня и просить познакомить тебя с ней.
— А чего такого, попросил познакомить и все?
— А что она теперь обо мне думает?
— А что она может думать? Что вообще женщина может думать? Она может быть только благодарна за то, что получила, — это высказался Владислав.
У меня появилось сильное желание выйти и дать ему по голове еще пару раз, как я это сделала у него дома.
— А кстати, — продолжал Владислав, — вы уверены, что вам деньги для Вадика дала Мишель, а не сама эта Маша Климова?
— Как это я могу ошибиться в том, кто мне дал деньги?
Нет, деньги мне Мишель передала.
— Ну, значит, Мишель. Мне какая разница.
На минуту они замолчали.
— Вадик, ты не можешь оказать услугу? — спросил Феликс. — Не закроешь балкон, а то что-то сквозит?
— А вы что, сами не можете пойти и закрыть дверь? — недовольно проговорил Вадик.
— У Вадика только один вид услуг, — засмеялся, но без какой-либо издевки, а даже одобрительно, Владислав, — и никаких других он не только не признает, но даже не знает.
Я прав, Вадик?
— Конечно, — сразу согласился Вадик и тут же застенчиво сказал:
— Я в туалет схожу.
— Ну и иди. Или тебе посветить надо? — пошутил Владислав.
— От входной двери налево и, не доходя кухни, справа, — объяснил Феликс.
Я услышала, как что-то загремело, кажется, упал стул, надо полагать, это Вадик стал пробираться указанной ему дорогой по своим делам.
Феликсу мешала открытая дверь балкона, он сейчас тоже может подняться с насиженного места и приползти сюда, чтобы закрыть ее. А если он перед этим выйдет на балкон подышать свежим воздухом?
Я оглянулась. Только что толку оглядываться, когда ты сидишь на балконе восьмого этажа? Балкон был, правда, очень большой, своим основанием опирался на карниз, и с обеих сторон метрах в полутора спускались с крыши водосточные трубы. Не то что я, не каждый каскадер решится спуститься по этим трубам.
Значит, мне нужно снова пробраться в комнату, второй раз они едва ли станут заглядывать под кровать.
— Кому вы звонили? — спросил в это время Феликс Владислава.
— Я вам уже сказал, что это не имеет значения.
— Для меня это может иметь значение.
— Не вашей жене, — усмехнулся Владислав.
— При чем здесь моя жена? Ей можете хоть обзвониться, скажете, что меня закрыли на целый год, она будет только рада.
— Это я так, примите как шутку.
— А если без шуток? Кто нас должен выпустить отсюда?
— Я же сказал, что вас это не должно волновать.
— Я все равно ведь увижу.
— Может, и увидите. А вы пришли сюда все-таки с этой, с Машей?
— А это вас не касается.
— Касается. Мне очень бы хотелось снова с ней встретиться, — он сделал ударение на слове «очень».
— Красивые женщины разве вас волнуют?
— Вас не должно волновать, что меня волнует, — обозлился Владислав.
Я решила, что мне пора возвращаться в комнату. И только я переступила через порог балкона, как услышала стук в дверь.
Я, как испуганный мышонок в свою нору, прыгнула обратно на балкон.
— Кто там? — услышала я голос Феликса из передней, он спросил так, словно он был у себя дома и кто-то постучал в его дверь.
— Ну вот, сейчас нас выпустят, — проговорил Владислав.
Я осторожно заглянула в комнату. Нужно теперь забираться под кровать или нет? Но тут я увидела чей-то силуэт в темном проеме двери смежной комнаты и снова не решилась.
А потом открылась входная дверь, и свет с лестничной площадки проник в квартиру.
И вдруг там у них стало происходить что-то непонятное: сначала голоса — одни возмущенные, другие сосредоточенные и злые одновременно, потом возмущенные голоса стали испуганными, вскрикнул Вадик очень по-женски, и все это вместе с шумом падающих предметов.
А потом случилось такое, что я на время потеряла способность двигаться. Хорошо, что это было недолго и сразу вместо этого я стала способна на то, на что в нормальной обстановке никто бы ни за что меня не заставил сделать.
Из комнаты доносился приглушенный, но нехороший шум. То, что он нехороший, чувствовалось по испуганным и по злым вскрикам, по какой-то возне, по отдельным фразам, непонятным и бессмысленным, когда не видишь, что происходит: «Что вы делаете?! Молчи (и дальше нецензурный эпитет)… Прекратите!.. Заткни ему (снова такое выражение)… Сейчас же убери руки, ты не видишь, кого схватил?!» Удары, стоны. Снова появился свет — приоткрылась входная дверь, кто-то выскочил, и сразу захлопнулась.
Тут я увидела, как какая-то темная масса движется по комнате, приближается к балкону, ко мне. Я отскочила от его двери, села, сжавшись в комочек, прижалась к стене в углу балкона.
«Темной массой» оказались двое тяжело дышавших людей.
Они, прижимаясь друг к другу, вылезли на балкон, с трудом протиснувшись в дверь. Они вынесли какой-то мешок.
— Давай, — сказал один из них, и они положили мешок на перила и сразу столкнули его. Через несколько секунд я услышала, как внизу этот мешок глухо шлепнулся о землю. — Давай, следующего, — сказал тот же голос, и на балконе появились еще двое и тоже с мешком.
Первые отошли в сторону, хорошо, что не в мою. И эта вторая пара сделала тоже самое. И вот, когда второй мешок, мягко хлопнув, тоже упал, я вдруг поняла, что это были за мешки — это были люди!
— Все, уходим, — сказал один.
На балконе, кроме меня, было еще четыре человека. Они уже собрались выходить, один даже вышел, был в комнате, как вдруг кто-то из троих оставшихся спросил:
— А это что такое? — И он указал в мою сторону, на меня.
Я не «что-то такое», я — это я — одушевленный предмет, точнее, существо, еще точнее, человек, а правильнее всего — женщина. И мне не только как женщине, но и даже как человеку, да пусть бы и просто как существу, мне все равно хочется жить, а я представила, что сейчас будет, я поняла, что может случиться со свидетелем такой вот сцены.
Я не стала ждать, когда они догадаются, «что это такое» там в углу балкона. Точнее, не я, а кто-то другой, кто руководит мной в таких вот ситуациях, потому что сама бы я на такое никогда не решилась — я вскочила на ноги, схватившись руками за перила, перелезла, правильнее даже — перескочила через них, потому что это так быстро у меня получилось, что я сама не заметила, как оказалась на противоположной стороне балкона, на карнизе, и если принять во внимание, что каждый этаж в этом доме гораздо выше, чем в современных панельных домах, то по тем меркам это примерно этаж десятый, а то и двенадцатый. Хорошо, что внизу подо мной не светилось ни одного фонаря и земли не было видно, а была только черная густая пустота, как черный натянутый брезент, а то бы даже и от страха не решилась на такое.
— Жека, держи его, ты чего? — крикнул кто-то из них.
Кажется, они в темноте приняли меня за мужчину.
Я не стала ждать, чтобы меня держал какой-то Жека (знакомое имя), а прижимаясь всем телом к стене, осторожно пошла по карнизу, подальше от этих.
Первый раз в жизни я пожалела, что я женщина, потому что я шла лицом к стене и то, чего у мужчин нет, а есть только у женщин (у меня второй размер), сейчас мне очень мешало. И уверена, что, если бы мне нужны были лифчики хоть на один номер побольше, я бы на карнизе не удержалась.
— Ну ты чего стоишь? Догони этого козла! — с возмущением произнес тот, который посоветовал Жеке держать меня.
— Ага, я че тебе, альпинист?
Мне кажется я узнала этот голос, это тот самый Жека, с которым я встречалась уже два раза. Жалко, лица его не вижу, а то интересно, прошел у него синяк или нет. Хотя, если честно, мне это не было интересно, особенно в тот момент. Гораздо приятнее для меня было бы в жизни никогда его не видеть.
— Ну-ка, отвали-ка в сторону, — услышала я еще чей-то голос, и он мне тоже показался знакомым.
И я увидела, как кто-то, отстранив стоявшего ближе всех ко мне, начал вслед за мной перебираться через перила балкона. Я в это время была уже у водосточной трубы. Схватившись за нее руками, как за соломинку, тем более она и была ненамного лучше, чем соломинка для утопающего, потому что так шаталась, что, кажется, чувствовала себя на этой стене еще ненадежнее, чем я, я осторожно перебралась на другую ее сторону, заодно и развернулась спиной к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38