Бадр кивнул.
— Это право будет только у нас?
Бадр снова кивнул.
— Какое количество нефти вы можете гарантировать? — спросил Хоккайдо.
— Это зависит только от того, какое решение по этому поводу примет мое правительство. Я думаю, что при нормальных обстоятельствах мы сможем заключить взаимоприемлемое соглашение.
— Сможете ли вы обеспечить для нас режим наибольшего благоприятствования?
— Смогу.
Хоккайдо помолчал. Когда он заговорил, его слова были точными и ясными:
— Резюмируем сказанное. Мистер Аль Фей, вы сказали, что если мы сейчас передадим вам пять танкеров за полцены и построим для вас еще пять танкеров за наш счет, в таком случае вы предоставите возможность доставлять в нашу страну нефть, которую мы закупим у вас.
Бадр не ответил. Его лицо было бесстрастным.
Японец внезапно улыбнулся.
— Теперь я понимаю, почему вас называют Пиратом. В сущности, вы настоящий самурай. Но я все же должен кое-что обсудить с моими коллегами в Японии.
— Конечно.
— Сможете ли вы прибыть в Токио, если мы, к нашему удовольствию, найдем возможность продвинуться вперед?
— Да.
Японцы встали. Бадр тоже поднялся. Мистер Хоккайдо поклонился и протянул руку:
— Благодарю вас за ленч, в ходе которого мы испытали много удовольствия и получили неоценимую информацию, мистер Аль Фей.
Бадр подал ему руку.
— Благодарю вас за время, которое вы уделили мне, и за ваше терпение.
Когда японцы удалились, Карьяж дал знак принести счет.
— Я не понимаю, чего им жаловаться, — со смехом сказал он. — Мы же заплатили за ленч. — Подписав чек, он добавил: — Майкл Винсент ждет нас в нашем бунгало.
— О'кей, — сказал Бадр. — Когда прибывает самолет Иорданы?
— В четыре, — ответил Дик. — Я интересовался как раз перед ленчем. Он опаздывает примерно на пятнадцать минут. Мы должны выехать из отеля не позже чем в три тридцать.
Пройдя через полутемный холл, они вышли на солнечный свет и по тропинке пошли к их бунгало. Эхо их шагов отдавалось от розового цемента дорожки.
— Вы занимались Ранчо дель Сол?
Карьяж кивнул.
— Все готово. Мы сняли частный дом для вас рядом с главным зданием, как раз над полем для гольфа. Служащие банка состоят в членах этого клуба. Обед будет в личном помещении как раз после коктейля. Таким образом, у нас будет возможность узнать друг друга.
— Отказы?
— Нет. Все будут на месте. Они заинтересованы в вас так же, как и вы в них.
Бадр засмеялся.
— Интересно, что бы они подумали, если бы я появился перед ними в традиционном костюме?
Карьяж тоже засмеялся.
— Скорее всего, рехнулись бы. Я уже слышал разговоры, что они считают вас обыкновенным дикарем. Сплошные снобы, что собираются здесь. Все WASP. Ни евреев, ни католиков, ни иностранцев.
— Тогда Иордана должна им понравиться, — сказал Бадр. Он был прав. И по рождению, и по воспитанию она была типичной калифорнийской девушкой, и они не могли желать ничего лучше.
— Она им понравится, — ответил Карьяж.
— И все же будет не так легко. Я заметил, что новое дело они восприняли без особого энтузиазма.
— По их объяснениям, дело в банках Лос-Анджелеса, которые контролируют евреи.
— Это слишком легкое объяснение, чтобы оно меня удовлетворило. Всегда, когда они говорят мне, что, по их мнению, я должен что-то подписать, я испытываю подозрение. Они напортачили с предложением относительно ранчо и дали возможность японцам поставить нас в трудное положение.
— Они говорили, что японцы действовали через банки Лос-Анджелеса.
— Этого мало. Они тут стоят на твердой земле. Прежде чем в Лос-Анджелесе услышали о нас, нам пришлось тут все проработать. А теперь настало время слетать в Токио и обратно.
Они были рядом с бунгало. Карьяж открыл двери, и они вошли в коттедж. В полутемной комнате с кондиционированным воздухом их охватило блаженство после белой жары дня.
Винсент встал. Рядом с ним на столике для коктейлей был неизменный стакан с виски.
— Бадр, как я рад снова видеть вас.
— Я всегда рад нашим встречам, друг мой. — Они пожали руки друг другу и, обогнув маленький столик, Бадр подошел к дивану и сел. — Как идет работа над рукописью?
— Именно поэтому я и хотел вас увидеть. Во-первых, я думал, что дело пойдет куда легче. Вы же знаете. Как в других моих фильмах о Моисее и Иисусе, где всегда есть место некоторым чудесам, которые дают визуальное наслаждение. Красное море раскрывается перед израильтянами, воскрешение из мертвых и тому подобное. Но тут все по-другому. У вашего Пророка совершенно не было чудес. Он был просто человеком.
Бадр засмеялся.
— Это верно. Просто человеком. Как и все мы. Не больше и не меньше. Разве это смущает вас?
— С кинематографической точки зрения, да, — ответил Винсент.
— Мне же кажется, что это как раз должно сделать слова Пророка куда более убедительными и драматическими. Этот человек, такой же, как мы, смог донести откровения аллаха до своих соплеменников. А как относительно преследований со стороны язычников-арабов, насмешек, которым его подвергали евреи и христиане, его изгнания и бегства в Медину? А его битва за возвращение в Мекку? Честное слово, тут хватит драматических событий на несколько фильмов.
— Возможно, для мусульманского мира это так и есть, но я очень сомневаюсь, что западный мир воспримет все точно так же. А вы говорили, что хотите, чтобы этот фильм увидели во всем мире, не так ли?
— Да.
— В этом-то и есть наша проблема, — ответил Винсент. Взяв стакан с виски, он опустошил его. — И мы должны были решить ее еще до того, как приниматься за сценарий.
Бадр молчал. Истины, заключенные в Коране, были так очевидны для всех — тогда почему же вечно возникают эти проблемы? Неверующие не хотят даже прислушиваться к откровениям. И если только они распахнут свои сердца и свой разум словам Пророка, на них снизойдет озарение. Он задумчиво посмотрел на режиссера.
— Если я помню вашу версию о Христе, его распяли римляне, а не евреи, не так ли?
Винсент кивнул.
— Разве это не противоречит фактам? — спросил Бадр. — Разве в действительности не евреи распяли Христа на кресте?
— Есть разные мнения, — сказал Винсент. — Поскольку Христос сам был евреем и был предан одним из своих апостолов, Иудой, который также был евреем, и потому что его ненавидели раввины ортодоксального храма, чьей власти и могуществу он угрожал, многие верят, что евреи передали его римлянам, чтобы те распяли его.
— Но язычники-римляне и создали образ главного злодея фильма, не так ли?
— Да.
— Вот у нас и есть ответ, — сказал Бадр. — Мы построим наш фильм вокруг конфликта Пророка с курашитами, которые и заставили его бежать в Медину. В действительности Пророк воевал не с евреями, которые уже приняли принцип единого бога, но с тремя большими арабскими племенами, которые поклонялись множеству богов. Именно они прогнали его из Мекки, а не евреи.
Винсент смотрел на него, не отрывая взгляда.
— Я припоминаю, что читал об этом, но никогда не рассматривал ситуацию под таким углом. Мне как-то казалось, что арабы всегда были с ним.
— Только не с самого начала, — сказал Бадр. — Племя курашитов состояло из язычников, поклонявшихся многим богам, и именно им, а не евреям или христианам. Пророк впервые принес свое учение. И именно они первые получили от него титул «неверующих».
— Я попробую этот подход, — сказал Винсент. Наполнив снова свой стакан, он в упор посмотрел на Бадра через стол. — Вы уверены, что не заинтересованы в работе над сценарием вместе со мной?
Бадр рассмеялся.
— Я бизнесмен, а не писатель. Предоставляю это вам.
— Но вы знаете историю лучше, чем кто-либо из тех, кого я встречал.
— Перечитайте Коран. Может быть, тогда вы увидите-то, что вижу я. — Он поднялся. — Юсеф явится сегодня после полудня, и мы все вместе соберемся в начале будущей недели. Теперь, если позволите, я должен отправляться в аэропорт встречать мою жену.
Винсент тоже поднялся.
— Я чувствую, что вы направили меня на правильный путь. Я примусь за работу, исходя из нового подхода.
Они пожали руки друг другу, и Винсент покинул бунгало. Бадр повернулся к Карьяжу.
— Что вы думаете? — спросил он.
— С вашего разрешения, шеф, я бы сказал, что вы должны рассчитаться с ним и забыть всю эту историю. Единственное, что вам обеспечит этот фильм, — потери.
— Коран учит, что действия человека могут принести ему доход самым разнообразным образом — даже тогда, когда он ищет не столько выгоды, сколько творит добро.
— Надеюсь, что вы правы, но я был бы очень осторожен, прежде чем запускать этот фильм.
— Вы странный молодой человек. Думаете ли вы о чем-нибудь еще, кроме долларов и центов?
Карьяж встретил его взгляд.
— Когда я на работе — нет. Я не думаю, что вы наняли меня из-за моих социальных добродетелей.
— Скорее всего, нет, — сказал он. — Но есть кое-что более важное, нежели деньги.
— Тут я не решаю, — сказал Дик. — В том, что не касается ваших денег. — Он начал собирать бумаги в свой дипломат. — Моя работа заключается в том, что я должен обезопасить вас от любого риска. Остальное решать вам.
— И вы считаете, что фильм связан с риском?
— И большим.
Бадр задумался.
— Я учту это перед тем, как мы двинемся дальше. Мы снова вернемся к этому разговору, когда сценарий будет закончен и составлена смета.
Бадр подошел к дверям спальни.
— Спасибо, Дик, — тихо сказал он. — Я бы не хотел, чтобы вы думали, будто я не ценю того, что вы стараетесь делать для меня.
Дик покраснел. Бадр не часто хвалил его.
— Вы не должны благодарить меня, шеф.
Бадр улыбнулся.
— Я быстренько ополоснусь под душем и через пару минут буду готов. Подгоните машину к входу в бунгало.
— Будет сделано, шеф.
Карьяж снял телефонную трубку еще до того, как Бадр закрыл за собой дверь спальни.
Глава 5
Самолет из Парижа, как обычно, опаздывал на час. Бадр про себя проклинал все воздушные линии. Все они одинаковы. Никогда не могут предоставить точную информацию до той минуты, когда тебе не остается ничего иного, как сидеть в аэропорту и ждать приземления самолета.
В маленьком помещении для «очень важных лиц» звякнул телефон, и стюардесса сняла трубку. Послушав, она повернулась к ним.
— Самолет только что совершил посадку. Он через несколько минут будет подан к аэровокзалу.
Бадр встал. Говорившая тоже поднялась из-за своей конторки.
— Мистер Хансен встретит вас у выхода и проведет миссис Аль Фей через все формальности.
— Благодарю вас, — сказал Бадр.
В помещении для встречающих стояла толпа народа. Мистер Хансен, грузный мужчина в униформе Эр Франс, подошел к ним и сразу же повел их вниз, мимо зоны таможенного контроля. Офицер службы иммиграции в форме присоединился к ним, и они очутились у входа, встречая Иордану, сошедшую с трапа.
Про себя Бадр одобрил ее внешний вид. Иордана обладала превосходным инстинктом. Не было и следа туго обтягивающих джинсов и просвечивающей блузки, которые она предпочитала носить на юге Франции. Теперь она предстала элегантной молодой женой из Калифорнии. Пиджачок от Диора, юбка, укороченная по последней моде, шляпка с опущенными полями и легкий грим как нельзя лучше соответствовали тому обществу, в которое им предстояло войти. Он пошел ей навстречу.
Она подставила ему щеку для поцелуя.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.
— Спасибо. — Она улыбнулась.
— Как прошел полет?
— Я спала всю дорогу. Они зарезервировали для меня специальное отделение.
— Отлично. Нам предстоит непростой день.
Вместе с секретаршей появился Юсеф в слегка измятом темном пиджаке. Бадр поздоровался с ними, пока представитель Эр Франс собирал их паспорта. Он отвел Иордану от толпы, чтобы поговорить с глазу на глаз.
— Я сожалею, что не смог вернуться этим летом, — сказал он.
— Мы тоже. Особенно мальчики. Они передали мне послание для тебя.
— Да?
— Они хотели бы сообщить тебе, что делают большие успехи в арабском. Так что тебе не придется краснеть за них.
— В самом деле? — спросил он.
— Думаю, что да. Они настаивают, что будут говорить только по-арабски, не считаясь с тем, понимают их или нет.
Он улыбнулся, довольный.
— Я рад. — Их глаза встретились. — А ты? Чем ты занималась?
— Ничем особенным, все как обычно.
— Выглядишь ты прекрасно.
Она не ответила.
— В этом году было много приемов?
— Приемов всегда много.
— Что-то запомнилось?
— Не особенно. — Она посмотрела на него. — Ты похудел. И стал стройным.
— Я буду есть больше, — сказал он. — Я не могу позволить себе вернуться на Ближний Восток в таком виде. Они могут подумать, что для меня настали тяжелые времена.
Иордана улыбнулась. Она понимала, о чем он говорит. Арабы по-прежнему оценивали успехи человека в зависимости от его жировых отложений. Толстяка всегда ценили больше, чем худого.
— Ешь хлеб и картошку, — сказала она. — И побольше баранины.
Он расхохотался. Она-то знала, насколько его вкусы соответствуют западным стандартам. Он не любил жирную и переперченную пищу, предпочитая бифштексы.
— Я это запомню.
К ним подошел Хансен.
— Все в порядке, — сказал он. — Машина, которая ждет на поле, сразу же доставит вас на вертолетную площадку.
— Тогда мы можем идти, — сказал Бадр. Он сделал знак Юсефу, который подошел к ним.
— Винсент живет в отеле «Беверли-Хиллз», — сказал ему Бадр. — Проведите с ним уик-энд и точно выясните состояние наших дел. Я свяжусь с вами в понедельник.
Юсеф попытался подавить свое разочарование. Он терпеть не мог, если его оставляли в стороне от чего-то, что он считал заслуживающим внимания.
— Вы считаете, у нас будут проблемы с Винсентом?
— Я не знаю. Но мне кажется, что за три месяца он мог хотя бы начать.
— Предоставьте это мне, шеф, — доверительно сказал Юсеф. — Он будет у меня крутиться как на вертеле.
* * *
— Нам потребуется около получаса, — сказал пилот вертолета, когда они поднялись в воздух, — и мы будем на месте.
— Как надо одеваться к вечеру? — спросила Иордана. — Сколько времени мы здесь пробудем?
Бадр посмотрел на часы.
— Коктейль в восемь, обед в девять. Черный галстук.
Иордана посмотрела на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43