Выше высокого.
На его суровом продолговатом бледном лице появилась застенчивая улыбка. И суровости как не бывало. Доброе, умное и по-мальчишески задорное и упрямое лицо. Но улыбка четко проявила и множество морщин, свидетельствующих о том, что человеку уже немало пришлось потрудиться и пережить.
— Хотел бы еще подрасти, да, к сожалению, выше себя не вырастешь, — отозвался он.
— В высоких сила. Они не любят сгибаться, — пошутил я.
— Высоким труднее жить: любая гроза в первую очередь бьет по высокому.
В это время подбежал Тимонов. Они с Кустовым оба из Брянска, учились в одной авиационной школе, потом вместе работали инструкторами и не виделись с сорок первого.
— Игорь!
— Тимоха!
Когда спал первый восторг встречи, мы поинтересовались:
— Как плечо, рука, легкие?
Игорь вместо ответа лихо бросил пилотку на землю, как заправский акробат, сделал сальто и точно вкопанный остановился на руках. Секунды две-три постоял в таком положении, потом рывком встал на ноги, поправил черный чуб и доложил:
— Полный порядок. Могу хоть сегодня воевать.
Игорь не принадлежал к той категории людей, которые любят рассказывать о своих физических муках. На наши вопросы о госпитале, какие ему делали операции, каким чудом у него восстановилась прежняя ловкость и сила, он отвечал только отдельными отрывистыми словами: «врачи», «операция», «гимнастика», «терпение»… И все же мы заставили его раздеться по пояс, чтобы своими глазами убедиться, как выглядит теперь у него плечо, разбитое полтора года назад вражеским снарядом.
Много есть великолепных скульптур, символизирующих красоту и физическую силу человека. Но, глядя на Кустова, я убедился, что сам человек бывает куда совершеннее самых удачных творений из мрамора. Я даже забыл, зачем Игорь снял гимнастерку: настолько поразила меня физическая гармония его фигуры.
На левом плече было много мелких шрамов. Ключицы нет. На ее месте мышца, и так она искусно расположена, словно всегда была здесь, а шрамы — это как бы лучистая тень от нее.
— Ну прямо Геркулес, — заключил Тимонов. — И со Звездой Героя. Сколько, наверно, невест вилось около тебя! Не выбрал?
— И не собираюсь, — отрезал Игорь. — Сначала надо фашистов уничтожить, а потом думать о невестах.
Через несколько минут после встречи Игоря мы уже сидели на траве и слушали его игру на губной гармошке, подаренной в госпитале. Он играл увлеченно. А когда полилась музыка авиамарша, все подхватили:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки — крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор…
Подошедшие техники и механики присоединились к нам, и уже громко, призывно неслась по аэродрому песня:
Наш острый взгляд пронзает каждый атом,
Наш каждый нерв решимостью одет…
Эта песня унесла меня в начало тридцатых годов. Я вспомнил, как мы, молодые коммунисты и комсомольцы из Горького, посланные по специальному партийному набору учиться на летчиков, задорно и увлеченно пели эту песню, подъезжая к Харькову. Не думаю, чтобы мы в то время представляли, что нам доведется испытать, но песня эта нас уже тогда связывала с будущим, и мы к нему готовились. И всюду эта песня звучала для нас как сама действительность.
Дожидаясь распоряжения на вылет, лежим на свежем сене и рассказываем разные веселые истории. Подошел к нам почтальон и вручил Кустову письмо. Оно было из Брянска. Мы знали, что у Игоря там остался отец и воевал в партизанском отряде, потому все смолкли, чтобы не мешать ему прочитать весточку из родных мест.
Кустов, прочтя письмо, с грустью убрал его в левый карман гимнастерки. У Тимонова в Брянске остались мать, двое младших братьев и сестра. От них пока никакой весточки. Поэтому он с нетерпением спросил:
— Что с отцом? С городом? И вообще, как там дела?
— Беда… — У Игоря дрогнул голос, и он замолчал.
Мы поняли, что внутреннее волнение мешает ему говорить. Но вот он улыбнулся. Как знакома эта улыбка! Она прогоняет спазму в горле.
— Отец партизанил… — Игорь достал из нагрудного кармана гимнастерки помятый лист бумаги.
Это было письмо из партизанского отряда, действовавшего под Брянском. Командир отряда Н. М. Сентюрин и комиссар С. С. Качалов сообщали, что третьего сентября сорок второго года на группу Ефрема Кустова напали немцы. В течение всего дня группа вела бой, а ночью отошла на базу, что находилась в пяти километрах от Олынанцы. Рано утром немцы напали снова. В этом бою и погиб Ефрем Арсеньевич и с ним еще трое партизан. Они были похоронены в лесу со всеми партизанскими почестями…
Воцарилось грустное молчание. Его нарушил Кустов:
— А теперь с кем в паре я буду летать?
— С Лазаревым, — посоветовал я. — Он только сегодня прибыл из госпиталя и отдыхает после дороги. Кстати, и тебе денек надо отдохнуть.
— А я пойду к Василяке, — заявил Тимонов, — и попрошу, чтобы меня перевели к вам в эскадрилью.
— Если хочешь, давай со мной в паре? — спросил я.
— Это мы могём, — согласился Тимонов.
Враг так быстро отступал по всей Украине, что инженерные части нам, авиаторам, не успевали восстанавливать аэродромы. Наш полк за это время сменил несколько мест базирования. И наконец летное поле у Прилук. Отсюда до букринского плацдарма, куда мы летали, далековато (больше ста километров). Фашисты яростно хотели сбросить наши войска с правого берега Днепра.
Мы вшестером сопровождали десятку «илов», которой приказано было нанести удар по скоплению танков и пехоты врага. Километров за пятьдесят до Днепра видимость ухудшилась. Почувствовалось пороховое дыхание фронта, и над нами появились кучевые облака. Все внимание небу. Сколько в нем таится неожиданностей! Вверху как будто спокойно. Но нет: там появилась четверка «мессеров».
Немецкие истребители в густой синеве еле виднеются тонкими штрихами. Они для нас пока недосягаемы. Мы летим на высоте две-три тысячи метров. Фашисты же намного выше. Враг идет с нами одним курсом. Значит, он уже обнаружил нас и вот-вот бросится в атаку. Но нападения нет. Странно. И летят немцы почему-то тихо и мирно.
«Мирный» полет «мессершмиттов» раздражает. Ритм дыхания нарушается, точно в воздухе стало меньше кислорода. В груди чувствуется теснота. Как бы снимая напряжение, спрашиваю:
— Видите ли «худых»?
— Видим! — раздается в наушниках бодрый разнобой голосов.
— Мерзавцы, что-то затевают, — слышу тенорок Кустова.
— Поживем — увидим, — подхватывает Тимонов. — Только бы не прозевать!
От дружеской переклички предбоевое волнение смягчилось. Стало как-то спокойнее.
Впереди в дыму и огне пестрой лентой вьется крутой правый берег Днепра. А фашисты летят все так же «мирно». Впрочем, сейчас для нас опасность не в них, они на учете. Страшит невидимое. И вот оно! Ниже нас навстречу мчится шестерка вражеских истребителей. Проскочив, она круто разворачивается, целясь зайти к нам сзади снизу. «Мирная» четверка тоже стремительно несется сверху. Фашисты хотят одновременным ударом с двух направлений отсечь нас, истребителей, от штурмовиков, разбить, а затем расправиться с «илами». Их десять, а нас шестеро.
Замысел врага ясен — расчет на силу. Нам нужно только обороняться и ни при каких обстоятельствах далеко не отходить от штурмовиков. Главная опасность кроется в нижней группе «мессершмиттов»: она целится ударить штурмовиков снизу, где у них нет защитных пулеметов.
Тут же родился план боя: одна пара нашей группы отбивает атаку верхних «мессершмиттов», наше звено — нижних.
— Понятно! — отрывисто уведомляет командир высотной пары, загораживая к нам путь верхним «мессерам».
Шестерка «худых» догоняет нас сзади. Они хотят подавить нас своей численностью. Ну что ж, посмотрим. Попробуем взять их хитростью.
— Игорь, за мной! — передаю Кустову и резко ухожу от «илов» со снижением в сторону, набирая скорость для быстрого маневра.
«Мессершмитты» устремляются к штурмовикам. Ведь те оказались без прикрытия. Легкая добыча. С земли беспокоятся:
— «Маленькие», почему бросили «горбатых»? Как некстати вопрос! Но отвечать на КП надо: это запрашивает старший начальник.
— Сейчас возвратимся, не волнуйтесь! — И снова все внимание вражеской шестерке, сближавшейся с «илами».
А если сейчас на нас нападет какая-нибудь случайная пара? Тогда наши дела будут плохи. Маневр не удастся.
Внимательно просматриваю небо. Пока новой помощи противнику вроде нет. Однако над громоздкими глыбами облаков всегда могут притаиться вражеские истребители. Хочется скорее развернуться обратно и атаковать шестерку! Но еще рано: можно только спугнуть ее, но не разбить. А нужно обязательно хоть одного фашиста да уничтожить. Они тогда на некоторое время оставят нас в покое. Две-три секунды медлю. Но медлить тоже опасно: опоздаем с атакой — гитлеровцы откроют огонь по «илам». Нетерпение растет.
— Истребители! — кричит кто-то со штурмовиков. — Куда отскочили? Нас атакуют!
Наступил момент вступить в бой.
Однако, прежде чем повернуть на противника, замечаю, как на нас сверху, из-за облаков, высыпались еще три пары «мессершмиттов». Новая опасность подстегнула меня. Скорее на «мессов»! Мы должны успеть защитить штурмовиков раньше, чем будем сами атакованы верхней шестеркой «мессершмиттов».
Резкий поворот. У нас большая скорость, и мы вчетвером быстро настигли вражеских истребителей. Кустов ловко присосался к одному «мессершмитту» и вот-вот срежет его. Противник, увлекшись атакой, летит в прежнем порядке. Хорошо! Но нам надо спешить. Торопливо ловлю в прицел змеевидное тело врага. Вот оно! Но для точного поражения нужно попасть в голову этой гадины. Прицелившись, нажимаю на кнопки пушки и пулеметов и тут же отскакиваю.
В воздушном бою часто секунда, нет, даже мгновение решает успех атаки, жизни и смерти. Этот момент миновал. Достигли ли мы своей цели?
Штурмовики в прежнем строю уже пересекли Днепр и начали снижаться для удара. Сейчас они перестроятся в боевой порядок «круг» и получат лучшую возможность обороняться. Из атакованной нами шестерки «мессершмиттов» один вспыхнул и закувыркался вниз, второй врезался в крутой правый берег реки и взорвался, подняв столб земли и дыма; остальные четверо разметались в небе. Шестерка, которая вывалилась из-за облаков, угрожающе повисла над нами, ожидая удобного момента для нападения. Четверка гитлеровцев продолжает клевать нашу верхнюю пару. Тимонов со мной рядом, пятый «як» подальше. А где же шестой? Не он ли врезался в землю? Нет! Я хорошо видел, что это «мессершмитт». Вон он! Оказывается, он оторвался от нас и погнался за вражеским истребителем. Этого еще не хватало! Удачное наше начало может испортить. Воздушный бой бывает как цепь: порвалось в одном месте — и все рассыплется.
Слышу по радио требовательный голос Кустова:
— Сергей! Немедленно вернись!
Но тот продолжает погоню. Следует новое предупреждение с крепкими словечками. Безрезультатно. Очевидно, не слышит. Момент опасный. Летчик увлекся погоней. Нужно помочь. И только Кустов успел метнуться на защиту своего ведомого, как из верхней шестерки истребителей, висевших над нами, пара бросилась на нарушителя, а четверка на меня и Тимонова.
В этот же момент замечаю, как вдали, со стороны вражеской территории, от только что появившихся самолетов почернела вся половина неба. Летели несколько косяков фашистских бомбардировщиков и с ними, широко расплывшись, стайки истребителей. Один косяк Ю-87 совсем уже близко и разворачивается на бомбометание с пикирования. Гитлеровцы решили массированным бомбардировочным ударом поддержать свою атаку на земле. Их танки и пехота уже на исходных позициях. По ним наши штурмовики должны нанести удар. Сумеем ли мы обеспечить выполнение этой задачи? Эх, зря послал Кустова на выручку Лазарева, который своим самовольством разорвал нашу оборону!
Вдвоем с Тимоновым защищаем штурмовиков. Трудно нам, ох и трудно! Но положение еще более ухудшилось. От пришедшей армады на нас ринулось несколько пар вражеских истребителей — «фоккеров». Хорошо хоть, «илы», с ходу накрыв скопище фашистских танков бомбами и реактивными снарядами, теперь, поливая свою цель пушечно-пулеметным огнем, встали в боевой порядок «круг» и тем самым облегчили наши действия. Мы получили возможность вести бой на виражах, так сейчас выгодных для нас. Наша верхняя пара этим воспользовалась и опустилась к нам, попутно сбив «мессершмитт». Немецкие истребители все отпрянули вверх, образовав тоже «круг», и оттуда остервенело начали терзать нас. Мы, находясь над штурмовиками, только отбиваемся, внимательно следя, чтобы вражеские истребители не прорвались к «илам».
Первая группа «юнкерсов», пройдя высоко над нами, начала уже бомбить с пикирования. На подходе еще несколько таких групп. Кто им преградит путь? Где наш патруль? Исчезли и Кустов с Лазаревым. Куда они могли деваться? Как быть с вражескими бомбардировщиками? Они теперь могут беспрепятственно выбросить весь свой груз на небольшой кусочек правого берега Днепра, с таким трудом отвоеванного у фашистов. Взгляд скользнул вниз. Берег словно раскололся, и из глубинных недр хлещет огонь. По черным ворохам гари то и дело прыгают разрывы, будоража землю и засоряя воздух. Там пекло, и кажется, что все должно быть уничтожено.
Вражеские истребители, очевидно опасаясь, что мы помешаем их бомбардировщикам, настойчиво стараются расправиться с нами и прорваться к штурмовикам. Сколько еще мы можем продержаться? А впереди предстоит самый ответственный этап прикрытия «илов»: они выполнят свою задачу, разорвут «круг» и пойдут домой, вытягиваясь в колонну. В этот момент они наиболее уязвимы. И гитлеровцы только этого и ждут.
Наконец «илы» разорвали свой «круг» и вытягиваются в колонну. Я жду, что немецкие истребители с неистовой напористостью бросятся на штурмовиков, и предупреждаю летчиков об этом критическом моменте. Но фашистов точно ураганом подбросило вверх, и они в беспорядке разметались по небу. Что такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50