https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya-napolnyh-unitazov/
Время от времени усталость побеждала его, но через несколько минут он просыпался в полной темноте от боли и дурноты. Диего чувствовал, что замерзает, и не раз попытался встряхнуться, но сонливость одолела мальчика, и он снова начал клевать носом, погружаясь в мягкое, пушистое облако сна. В этой летаргии протекла большая часть дня, пока Рехина наконец не испустила стон и не пошевелилась. Диего вздрогнул и проснулся. Удостоверившись, что мать жива, он в один миг вновь обрел мужество. Охваченный безумным, всеобъемлющим ликованием, мальчик покрыл родное лицо страстными поцелуями. С трудом приподняв налитое тяжестью тело матери, Диего постарался поудобнее устроить раненую на полу. Размяв затекшие мышцы, он пополз на четвереньках в поисках свечей, которые они с Бернардо хранили в пещере для своих ритуалов. Голос бабки спросил его на языке индейцев, каковы пять основных добродетелей, но мальчик не смог вспомнить ни одной, кроме мужества.
Рехина открыла глаза и поняла, что находится в пещере вместе с сыном. У женщины не было сил ни для расспросов, ни для лживых утешений. Она только сумела попросить Диего разорвать ее рубаху и перебинтовать рану у нее на груди. Мальчик сделал это, уняв дрожь, и увидел, что у его матери глубокая ножевая рана ниже плеча. Он не знал, что делать дальше, и продолжал ждать.
— Жизнь уходит из меня, Диего, ты должен пойти за помощью, — пробормотала Рехина спустя некоторое время.
Мальчик посчитал, что по пещерам может дойти до взморья, незаметно добраться до поселка и позвать на помощь, но на это ушло бы слишком много времени. Подумав, он решил рискнуть и выглянул через дверцу в камине, чтобы разведать, что происходит в доме. Маленькая дверца была надежно скрыта за штабелями дров, и оттуда можно было оглядеть всю комнату, оставаясь невидимым.
Высунувшись, Диего ощутил резкий запах паленого дерева, но рассудил, что за дымовой завесой будет легче спрятаться. Тихо, как кошка, он вышел через потайную дверь и притаился за штабелем дров. Стулья и ковер покрывала копоть, картина со святым Антонием полностью сгорела, стены и потолочные балки дымились, но пламя уже погасло. В доме царила мертвая тишина; . Диего решил, что все кончилось, и отважно двинулся вперед. Он осторожно скользил вдоль стен, плача и кашляя, и постепенно обошел весь первый этаж. Мальчик не мог даже вообразить себе, что здесь произошло. Возможно, все были убиты или сумели убежать. В передней царил хаос, как после землетрясения, повсюду были пятна крови, но трупы кто-то успел убрать. Диего показалось, что он видит кошмарный сон и его вот-вот разбудит ласковый голос Аны, зовущий к завтраку. Задыхаясь в сером дыму недавнего пожара, мальчик пробирался на половину слуг. Вспомнив об умирающей матери, Диего махнул рукой на осторожность и вслепую, напролом бросился по коридорам, пока его не подхватили чьи-то сильные руки. Мальчик закричал от испуга и от боли в сломанных ребрах, к горлу его вновь подступила тошнота, и он почти потерял сознание. «Диего! Слава богу!» — произнес голос падре Мендосы. Почувствовав знакомый запах старой сутаны и прижавшись к колкой небритой щеке, Диего окончательно потерял самообладание и разрыдался, как малое дитя. Потом его стошнило.
Падре Мендоса перевез оставшихся в живых в миссию Сан-Габриэль. Рехину и мальчика, скорее всего, забрали пираты, хотя ничего подобного в Калифорнии раньше не случалось. Все знали, что в других морях флибустьеры берут заложников, чтобы получить за них выкуп или продать в рабство, но на калифорнийском побережье о таких ужасах даже не слыхивали. Падре не знал, что скажет Алехандро де ла Веге. С помощью двух других францисканцев, живущих в миссии, он постарался облегчить участь раненых и утешить тех, кто пережил нападение. На следующий день ему предстояло отправиться в Лос-Анхелес, чтобы похоронить мертвых и составить представление о разрушениях. Однако предчувствие заставило измученного священника остаться, чтобы еще раз осмотреть дом. В сотый раз проходя по выгоревшим коридорам, он наткнулся на Диего.
Рехина выжила. Падре Мендоса завернул ее в одеяла, положил в свой разбитый фургон и отвез в миссию. Не было времени звать Белую Сову, потому что Рехина слабела на глазах, а из глубокой раны продолжала сочиться кровь. При свете нескольких свечей миссионеры залили рану ромом, затем промыли ее и щипцами, сделанными из согнутой проволоки, извлекли острие пиратского кинжала, застрявшее в кости ключицы.
Потом рану прижгли раскаленным железом. Рехина кусала кусок дерева, как во время родов. Диего затыкал уши, чтобы не слышать глухих стонов матери, придавленный стыдом и чувством вины за то, что так бездарно истратил сонный напиток, который мог бы избавить Рехину от страданий. Боль матери была для мальчика самым страшным наказанием за то, что он украл магическое снадобье.
Когда с Диего сняли рубашку, оказалось, что все его тело от шеи до паха превратилось в сплошной лиловый синяк. Убедившись, что у мальчика сломано несколько ребер, падре Мендоса изготовил ему корсет из бычьей кожи, и поврежденные кости вскоре срослись. Бернардо никак не мог исцелиться, он пострадал намного сильнее, чем Диего. Несколько дней мальчик был словно окаменевший, с остановившимся взглядом и насмерть сжатыми зубами, так что пришлось прибегнуть к помощи воронки, чтобы накормить его маисовой кашей. Бернардо помогал хоронить убитых пиратами людей и не пролил ни единой слезинки, когда опускали в могилу гроб с телом его матери. Он не говорил уже несколько недель, и Диего, ни на мгновение не оставлявший друга, не мог растормошить его, как ни пытался. Вскоре стало очевидно, что мальчик навсегда потерял голос. Индейцы сказали, что он проглотил язык. Падре Мендоса заставлял Бернардо полоскать горло причастным вином с пчелиным медом, мазал ему гортань борной кислотой, накладывал на шею согревающие пластыри, кормил больного молотыми жуками. Поскольку ни одно из подобных средств не дало результата, священник решил прибегнуть к экзорцизму. Раньше падре никогда не приходилось изгонять бесов, он не чувствовал в себе призвания к столь опасному делу, но ждать помощи было неоткуда. Чтобы найти экзорциста, уполномоченного инквизицией, надо было отправляться в Мехико, и миссионер решил, что это не стоит труда. Он внимательно изучил надлежащие тексты, попостился два дня и закрылся вместе с Бернардо в церкви, чтобы схватиться лицом к лицу с сатаной. Все было напрасно. Потерпев поражение, священник заключил, что от горя бедный малыш лишился рассудка, и вынужден был умыть руки. Препоручив Бернардо заботам одной неофитки, он вернулся к своим делам. Помимо управления миссией, падре Мендоса помогал жителям поселка оправиться от постигшего их несчастья и по требованию своего начальства в Мехико занимался неприятными бюрократическими процедурами, которые, несомненно, были самой тяжкой обязанностью его служения. На Бернардо махнули рукой, объявив его безнадежным идиотом, но тут в миссию вновь явилась Белая Сова и забрала мальчика к индейцам. Миссионер не возражал, потому что не знал, как помочь Бернардо, и втайне надеялся, что индейская магия окажется сильнее христианского экзорцизма. Диего страстно желал отправиться в индейскую деревню вместе с Бернардо, но не решился бросить мать; кроме того, он все еще носил корсет, и падре Мендоса не разрешал ему ездить верхом. Впервые со дня своего рождения братьям пришлось расстаться.
Убедившись, что язык Бернардо в целости и сохранности, Белая Сова объявила, что его немота не что иное, как проявление скорби. Мальчик не говорил, потому что не хотел. Знахарка понимала, что немая ярость, пожиравшая Бернардо, скрывает бездонный океан печали. Она не собиралась утешать его или лечить, потому что, по ее мнению, Бернардо имел полное право остаться немым, но научила его общаться с духом матери, различая ее голос в шуме ветра и пении птиц, и разговаривать с людьми при помощи знаков, которые индейцы использовали, когда вели торговлю. Кроме того, Бернардо освоил тростниковую флейту. Со временем он научился извлекать из этого простого инструмента звуки, удивительно похожие на человеческий голос. Едва Бернардо оставили в покое, он пробудился к жизни. Первым признаком выздоровления был неудержимый аппетит. Кормить ребенка насильно уже не было никакой нужды. Вторым признаком стала дружба с девочкой по имени Ночная Молния. Она была старше Бернардо на два года и носила такое имя, потому что появилась на свет во время ночной бури. Девочка была невысокой для своего возраста и необыкновенно подвижной. Она не придала немоте Бернардо никакого значения, превратилась в его верную спутницу и, сама того не желая, заменила ему Диего. Друзья расставались только на ночь, когда он отправлялся спать в хижину Белой Совы, а она возвращалась к своей семье. Придя на реку, Ночная Молния раздевалась донага и вниз головой бросалась в воду, а Бернардо старался отвернуться, чтобы не рассматривать голую подругу. Несмотря на юный возраст, он отлично помнил слова падре Мендосы о пагубных искушениях плоти. Бернардо прямо в одежде прыгал вслед за девочкой и удивлялся тому, что она плавает в холодной воде, как рыба, не уступая ему в выносливости.
Ночная Молния знала наизусть все легенды своего племени и не уставала рассказывать их, а Бернардо не уставал слушать. Голос девочки лился на душу Бернардо, как целебный бальзам, он внимал ей, очарованный, не давая себе отчета в том, что любовь начинает растапливать ледник его сердца. Он снова начал вести себя, как все мальчишки его возраста, хотя не говорил и не плакал. Вместе они сопровождали Белую Сову, помогали ей собирать лечебные травы и готовить снадобья. Когда Бернардо вновь начал смеяться, бабушка рассудила, что мальчик почти совсем исцелился и пришло время отослать его обратно на гасиенду де ла Веги. Наступило время священных ритуалов в честь вступления Ночной Молнии, у которой внезапно начались месячные, в пору отрочества. Это обстоятельство не отдалило девочку от Бернардо, наоборот, они сблизились еще больше. Перед расставанием она еще раз привела своего друга на реку и менструальной кровью нарисовала на скале двух летящих птиц. «Это мы, всегда летаем вместе», — сказала она. Подчинясь мгновенному порыву, Бернардо поцеловал ее в щеку и бросился бежать. Он весь горел.
Диего, тосковавший по Бернардо, точно пес, потерявший хозяина, бросился ему навстречу с радостным криком, но, увидев молочного брата лицом к лицу, понял, что тот стал другим человеком. Бернардо приехал верхом. У него были длинные волосы, лицо подростка и отблеск тайного чувства в глазах. Диего остановился в замешательстве, но Бернардо спешился и обнял его, без видимого усилия подняв в воздух, и вновь они стали неразлучными, как близнецы. Диего почувствовал, что к нему вернулась половина души. Ему было не важно, что Бернардо не говорит: они никогда не нуждались в словах, чтобы понять друг друга.
Бернардо удивился, что за эти месяцы дом, сожженный пожаром, совершенно изменился. Алехандро де ла Вега собирался стереть саму память о происшествии с пиратами и использовал это несчастье, чтобы перестроить свою резиденцию. Когда Алехандро спустя полтора месяца после нападения вернулся домой с горой подарков для жены, ни одна собака не кинулась с лаем навстречу хозяину. Дом опустел, вся обстановка сгорела, а семья исчезла. Де ла Вегу встретил только падре Мендоса, который рассказал ему, что случилось, и отвез в миссию, где Рехина начинала делать первые шаги, все еще в бинтах и с рукой на перевязи. Долгое и трудное возвращение в мир живых состарило Рехину. Алехандро оставил жену совсем молодой, а теперь перед ним была зрелая тридцатипятилетняя женщина с седыми прядями в волосах, которая не проявила ни малейшего интереса к привезенным им турецким коврам и вышитым серебром покрывалам.
Веселого было мало, но, как сказал падре Мендоса, все могло обернуться куда хуже. Де ла Вега решил отказаться от мести, полагая, что негодяи, напавшие на гасиенду, наверняка уже на полпути в Китай, и занялся восстановлением своего дома. В Мехико он видел, как живут люди благородного происхождения, и решил подражать им, не из бахвальства, а лишь ради того, чтобы оставить Диего и будущим внукам достойное наследство. Де ла Вега заказал строительные материалы и начал искать по всей Верхней Калифорнии лучших мастеров: кузнецов, керамистов, резчиков по дереву, художников, которые в короткие сроки надстроили один этаж, сделали длинные коридоры с арками, выложили изразцами полы, пристроили к столовой балкон, соорудили в патио ротонду для музыкантов и маленькие фонтаны в мавританском стиле, установили решетки из кованого железа, заменили двери на новые, из резного дерева, и вставили в окна витражи. В саду поставили статуи, каменные скамейки, клетки с птицами, вазы с цветами и фонтан из мрамора, увенчанный Нептуном с тремя сиренами, которых индейские мастера в точности скопировали с одной итальянской картины. Когда приехал Бернардо, крыша была уже покрыта красной черепицей, стены покрашены вторым слоем краски персикового цвета и слуги уже распаковывали привезенные из Мехико тюки, чтобы меблировать дом. «Как только Рехина поправится, устроим грандиозное празднество, чтобы поселок вспоминал его следующие десять лет», — объявил Алехандро де ла Вега; но его жена находила все новые предлоги, чтобы отложить торжество.
Бернардо научил Диего индейскому языку знаков, который они обогатили символами собственного изобретения и использовали, когда им не хватало телепатии или музыки флейты. Иногда, когда речь шла о совсем серьезных и сложных вещах, они прибегали к помощи доски и мела, тайком, чтобы товарищи не обвинили их в хвастовстве. Учителю удалось с помощью розог вбить в головы мальчишек из поселка начатки грамоты, но до беглого чтения большинству из них было далеко. Кроме того, принято было считать, что наука не для индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Рехина открыла глаза и поняла, что находится в пещере вместе с сыном. У женщины не было сил ни для расспросов, ни для лживых утешений. Она только сумела попросить Диего разорвать ее рубаху и перебинтовать рану у нее на груди. Мальчик сделал это, уняв дрожь, и увидел, что у его матери глубокая ножевая рана ниже плеча. Он не знал, что делать дальше, и продолжал ждать.
— Жизнь уходит из меня, Диего, ты должен пойти за помощью, — пробормотала Рехина спустя некоторое время.
Мальчик посчитал, что по пещерам может дойти до взморья, незаметно добраться до поселка и позвать на помощь, но на это ушло бы слишком много времени. Подумав, он решил рискнуть и выглянул через дверцу в камине, чтобы разведать, что происходит в доме. Маленькая дверца была надежно скрыта за штабелями дров, и оттуда можно было оглядеть всю комнату, оставаясь невидимым.
Высунувшись, Диего ощутил резкий запах паленого дерева, но рассудил, что за дымовой завесой будет легче спрятаться. Тихо, как кошка, он вышел через потайную дверь и притаился за штабелем дров. Стулья и ковер покрывала копоть, картина со святым Антонием полностью сгорела, стены и потолочные балки дымились, но пламя уже погасло. В доме царила мертвая тишина; . Диего решил, что все кончилось, и отважно двинулся вперед. Он осторожно скользил вдоль стен, плача и кашляя, и постепенно обошел весь первый этаж. Мальчик не мог даже вообразить себе, что здесь произошло. Возможно, все были убиты или сумели убежать. В передней царил хаос, как после землетрясения, повсюду были пятна крови, но трупы кто-то успел убрать. Диего показалось, что он видит кошмарный сон и его вот-вот разбудит ласковый голос Аны, зовущий к завтраку. Задыхаясь в сером дыму недавнего пожара, мальчик пробирался на половину слуг. Вспомнив об умирающей матери, Диего махнул рукой на осторожность и вслепую, напролом бросился по коридорам, пока его не подхватили чьи-то сильные руки. Мальчик закричал от испуга и от боли в сломанных ребрах, к горлу его вновь подступила тошнота, и он почти потерял сознание. «Диего! Слава богу!» — произнес голос падре Мендосы. Почувствовав знакомый запах старой сутаны и прижавшись к колкой небритой щеке, Диего окончательно потерял самообладание и разрыдался, как малое дитя. Потом его стошнило.
Падре Мендоса перевез оставшихся в живых в миссию Сан-Габриэль. Рехину и мальчика, скорее всего, забрали пираты, хотя ничего подобного в Калифорнии раньше не случалось. Все знали, что в других морях флибустьеры берут заложников, чтобы получить за них выкуп или продать в рабство, но на калифорнийском побережье о таких ужасах даже не слыхивали. Падре не знал, что скажет Алехандро де ла Веге. С помощью двух других францисканцев, живущих в миссии, он постарался облегчить участь раненых и утешить тех, кто пережил нападение. На следующий день ему предстояло отправиться в Лос-Анхелес, чтобы похоронить мертвых и составить представление о разрушениях. Однако предчувствие заставило измученного священника остаться, чтобы еще раз осмотреть дом. В сотый раз проходя по выгоревшим коридорам, он наткнулся на Диего.
Рехина выжила. Падре Мендоса завернул ее в одеяла, положил в свой разбитый фургон и отвез в миссию. Не было времени звать Белую Сову, потому что Рехина слабела на глазах, а из глубокой раны продолжала сочиться кровь. При свете нескольких свечей миссионеры залили рану ромом, затем промыли ее и щипцами, сделанными из согнутой проволоки, извлекли острие пиратского кинжала, застрявшее в кости ключицы.
Потом рану прижгли раскаленным железом. Рехина кусала кусок дерева, как во время родов. Диего затыкал уши, чтобы не слышать глухих стонов матери, придавленный стыдом и чувством вины за то, что так бездарно истратил сонный напиток, который мог бы избавить Рехину от страданий. Боль матери была для мальчика самым страшным наказанием за то, что он украл магическое снадобье.
Когда с Диего сняли рубашку, оказалось, что все его тело от шеи до паха превратилось в сплошной лиловый синяк. Убедившись, что у мальчика сломано несколько ребер, падре Мендоса изготовил ему корсет из бычьей кожи, и поврежденные кости вскоре срослись. Бернардо никак не мог исцелиться, он пострадал намного сильнее, чем Диего. Несколько дней мальчик был словно окаменевший, с остановившимся взглядом и насмерть сжатыми зубами, так что пришлось прибегнуть к помощи воронки, чтобы накормить его маисовой кашей. Бернардо помогал хоронить убитых пиратами людей и не пролил ни единой слезинки, когда опускали в могилу гроб с телом его матери. Он не говорил уже несколько недель, и Диего, ни на мгновение не оставлявший друга, не мог растормошить его, как ни пытался. Вскоре стало очевидно, что мальчик навсегда потерял голос. Индейцы сказали, что он проглотил язык. Падре Мендоса заставлял Бернардо полоскать горло причастным вином с пчелиным медом, мазал ему гортань борной кислотой, накладывал на шею согревающие пластыри, кормил больного молотыми жуками. Поскольку ни одно из подобных средств не дало результата, священник решил прибегнуть к экзорцизму. Раньше падре никогда не приходилось изгонять бесов, он не чувствовал в себе призвания к столь опасному делу, но ждать помощи было неоткуда. Чтобы найти экзорциста, уполномоченного инквизицией, надо было отправляться в Мехико, и миссионер решил, что это не стоит труда. Он внимательно изучил надлежащие тексты, попостился два дня и закрылся вместе с Бернардо в церкви, чтобы схватиться лицом к лицу с сатаной. Все было напрасно. Потерпев поражение, священник заключил, что от горя бедный малыш лишился рассудка, и вынужден был умыть руки. Препоручив Бернардо заботам одной неофитки, он вернулся к своим делам. Помимо управления миссией, падре Мендоса помогал жителям поселка оправиться от постигшего их несчастья и по требованию своего начальства в Мехико занимался неприятными бюрократическими процедурами, которые, несомненно, были самой тяжкой обязанностью его служения. На Бернардо махнули рукой, объявив его безнадежным идиотом, но тут в миссию вновь явилась Белая Сова и забрала мальчика к индейцам. Миссионер не возражал, потому что не знал, как помочь Бернардо, и втайне надеялся, что индейская магия окажется сильнее христианского экзорцизма. Диего страстно желал отправиться в индейскую деревню вместе с Бернардо, но не решился бросить мать; кроме того, он все еще носил корсет, и падре Мендоса не разрешал ему ездить верхом. Впервые со дня своего рождения братьям пришлось расстаться.
Убедившись, что язык Бернардо в целости и сохранности, Белая Сова объявила, что его немота не что иное, как проявление скорби. Мальчик не говорил, потому что не хотел. Знахарка понимала, что немая ярость, пожиравшая Бернардо, скрывает бездонный океан печали. Она не собиралась утешать его или лечить, потому что, по ее мнению, Бернардо имел полное право остаться немым, но научила его общаться с духом матери, различая ее голос в шуме ветра и пении птиц, и разговаривать с людьми при помощи знаков, которые индейцы использовали, когда вели торговлю. Кроме того, Бернардо освоил тростниковую флейту. Со временем он научился извлекать из этого простого инструмента звуки, удивительно похожие на человеческий голос. Едва Бернардо оставили в покое, он пробудился к жизни. Первым признаком выздоровления был неудержимый аппетит. Кормить ребенка насильно уже не было никакой нужды. Вторым признаком стала дружба с девочкой по имени Ночная Молния. Она была старше Бернардо на два года и носила такое имя, потому что появилась на свет во время ночной бури. Девочка была невысокой для своего возраста и необыкновенно подвижной. Она не придала немоте Бернардо никакого значения, превратилась в его верную спутницу и, сама того не желая, заменила ему Диего. Друзья расставались только на ночь, когда он отправлялся спать в хижину Белой Совы, а она возвращалась к своей семье. Придя на реку, Ночная Молния раздевалась донага и вниз головой бросалась в воду, а Бернардо старался отвернуться, чтобы не рассматривать голую подругу. Несмотря на юный возраст, он отлично помнил слова падре Мендосы о пагубных искушениях плоти. Бернардо прямо в одежде прыгал вслед за девочкой и удивлялся тому, что она плавает в холодной воде, как рыба, не уступая ему в выносливости.
Ночная Молния знала наизусть все легенды своего племени и не уставала рассказывать их, а Бернардо не уставал слушать. Голос девочки лился на душу Бернардо, как целебный бальзам, он внимал ей, очарованный, не давая себе отчета в том, что любовь начинает растапливать ледник его сердца. Он снова начал вести себя, как все мальчишки его возраста, хотя не говорил и не плакал. Вместе они сопровождали Белую Сову, помогали ей собирать лечебные травы и готовить снадобья. Когда Бернардо вновь начал смеяться, бабушка рассудила, что мальчик почти совсем исцелился и пришло время отослать его обратно на гасиенду де ла Веги. Наступило время священных ритуалов в честь вступления Ночной Молнии, у которой внезапно начались месячные, в пору отрочества. Это обстоятельство не отдалило девочку от Бернардо, наоборот, они сблизились еще больше. Перед расставанием она еще раз привела своего друга на реку и менструальной кровью нарисовала на скале двух летящих птиц. «Это мы, всегда летаем вместе», — сказала она. Подчинясь мгновенному порыву, Бернардо поцеловал ее в щеку и бросился бежать. Он весь горел.
Диего, тосковавший по Бернардо, точно пес, потерявший хозяина, бросился ему навстречу с радостным криком, но, увидев молочного брата лицом к лицу, понял, что тот стал другим человеком. Бернардо приехал верхом. У него были длинные волосы, лицо подростка и отблеск тайного чувства в глазах. Диего остановился в замешательстве, но Бернардо спешился и обнял его, без видимого усилия подняв в воздух, и вновь они стали неразлучными, как близнецы. Диего почувствовал, что к нему вернулась половина души. Ему было не важно, что Бернардо не говорит: они никогда не нуждались в словах, чтобы понять друг друга.
Бернардо удивился, что за эти месяцы дом, сожженный пожаром, совершенно изменился. Алехандро де ла Вега собирался стереть саму память о происшествии с пиратами и использовал это несчастье, чтобы перестроить свою резиденцию. Когда Алехандро спустя полтора месяца после нападения вернулся домой с горой подарков для жены, ни одна собака не кинулась с лаем навстречу хозяину. Дом опустел, вся обстановка сгорела, а семья исчезла. Де ла Вегу встретил только падре Мендоса, который рассказал ему, что случилось, и отвез в миссию, где Рехина начинала делать первые шаги, все еще в бинтах и с рукой на перевязи. Долгое и трудное возвращение в мир живых состарило Рехину. Алехандро оставил жену совсем молодой, а теперь перед ним была зрелая тридцатипятилетняя женщина с седыми прядями в волосах, которая не проявила ни малейшего интереса к привезенным им турецким коврам и вышитым серебром покрывалам.
Веселого было мало, но, как сказал падре Мендоса, все могло обернуться куда хуже. Де ла Вега решил отказаться от мести, полагая, что негодяи, напавшие на гасиенду, наверняка уже на полпути в Китай, и занялся восстановлением своего дома. В Мехико он видел, как живут люди благородного происхождения, и решил подражать им, не из бахвальства, а лишь ради того, чтобы оставить Диего и будущим внукам достойное наследство. Де ла Вега заказал строительные материалы и начал искать по всей Верхней Калифорнии лучших мастеров: кузнецов, керамистов, резчиков по дереву, художников, которые в короткие сроки надстроили один этаж, сделали длинные коридоры с арками, выложили изразцами полы, пристроили к столовой балкон, соорудили в патио ротонду для музыкантов и маленькие фонтаны в мавританском стиле, установили решетки из кованого железа, заменили двери на новые, из резного дерева, и вставили в окна витражи. В саду поставили статуи, каменные скамейки, клетки с птицами, вазы с цветами и фонтан из мрамора, увенчанный Нептуном с тремя сиренами, которых индейские мастера в точности скопировали с одной итальянской картины. Когда приехал Бернардо, крыша была уже покрыта красной черепицей, стены покрашены вторым слоем краски персикового цвета и слуги уже распаковывали привезенные из Мехико тюки, чтобы меблировать дом. «Как только Рехина поправится, устроим грандиозное празднество, чтобы поселок вспоминал его следующие десять лет», — объявил Алехандро де ла Вега; но его жена находила все новые предлоги, чтобы отложить торжество.
Бернардо научил Диего индейскому языку знаков, который они обогатили символами собственного изобретения и использовали, когда им не хватало телепатии или музыки флейты. Иногда, когда речь шла о совсем серьезных и сложных вещах, они прибегали к помощи доски и мела, тайком, чтобы товарищи не обвинили их в хвастовстве. Учителю удалось с помощью розог вбить в головы мальчишек из поселка начатки грамоты, но до беглого чтения большинству из них было далеко. Кроме того, принято было считать, что наука не для индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52