Когда медведь был крепко-накрепко связан, братья отправились за перепуганными мулами. Бернардо негромко поговорил с ними, и животные успокоились. Убедившись, что медведь не опасен, к друзьям робко приблизился Гарсия, но он трясся от ужаса и так вонял, что его отправили мыться и стирать штаны в ручье. Диего и Бернардо использовали способ, которым скотоводы обычно поднимали бочки: наклонив повозку, закрепили на ней две веревки, пропустили их под животным, протянули поверх повозки с противоположной стороны, а затем привязали концы веревок к мулам и заставили их тянуть. Втащить медведя волоком не удалось, и охотникам пришлось перекатывать его с боку на бок. Братья окончательно выбились из сил, но достигли своей цели. Тогда мальчики стали обниматься, прыгая как сумасшедшие, отчаянно гордясь собой. Они запрягли мулов в повозку и направились обратно в поселок, но сначала Диего принес горшок со смолой, добытой неподалеку от его дома, и приклеил зверю на голову мексиканское сомбреро. Друзья совсем обессилели, взмокли от пота и пропитались зловонием зверя; Гарсия все еще трясся от страха, едва держался на ногах, пах нечистотами и дрожал в мокрой одежде. Охота заняла почти весь день, но, когда мулы ступили на тропу Астильяс, до полной темноты оставалась еще пара часов. Друзья достигли Камино Реаль, как раз когда стемнело; теперь мулы шли, повинуясь инстинкту, а медведь недовольно сопел в плену веревок. Он очнулся от глубокого сна, но ничего не соображал.
В Лос-Анхелес мальчики вошли глубокой ночью. При свете масляных фонарей они развязали медведю задние лапы, оставив передние и морду связанными, и дразнили зверя, пока он не выпрыгнул из повозки и не встал на задние лапы, все еще пошатываясь, но с прежней яростью. Друзья стали созывать людей, и из домов тотчас начали высовываться любопытные с факелами и фонарями. Улица наполнилась людьми, восхищенными небывалым зрелищем: Диего де ла Вега вел на веревке огромного медведя с сомбреро на голове, который переваливался с боку на бок, а Бернардо и Гарсия подталкивали его сзади. Аплодисменты и восторженные крики продолжали звучать в ушах трех мальчиков в течение нескольких недель. Времени у них было в избытке, чтобы осознать все безрассудство своего поступка и оправиться от заслуженного наказания, но ничто не могло омрачить блестящей победы. Карлос и его сообщники им больше не досаждали.
Легенда о медведе, приукрашенная до невозможности, долго переходила из уст в уста, со временем пересекла Берингов пролив вместе с торговцами мехами и достигла России. Диего, Бернардо и Гарсия не избежали розог, но никто не мог оспорить их победу. О дурманном снадобье друзья благоразумно умолчали. Их трофей поместили в загон для скота, и зеваки кидали в него камнями. Вскоре для него подобрали лучшего быка и назначили день корриды, но Диего и Бернардо сжалились над пленным зверем и в ночь перед схваткой выпустили его на свободу.
В октябре, когда разговоры о медведе еще не стихли, на поселок напали пираты. Они незаметно приблизились к берегу на бригантине, снабженной четырьмя легкими пушками. Пираты шли из Южной Америки в сторону Гавайских островов, но ветер заставил их отклониться от курса и в конце концов пригнал к Верхней Калифорнии. Пираты охотились на корабли, перевозившие из Америки сокровища, которые должны были осесть в ларцах испанского короля. Они редко занимались грабежом на суше, потому что крупные города могли постоять за себя, а прочие были чересчур бедны. Однако на этот раз все было по-другому. Пираты плавали целую вечность, от них отвернулась удача, пресная вода кончалась, и команда потихоньку зверела. Капитан решил наведаться в Лос-Анхелес, хотя не ожидал найти там ничего, кроме съестных припасов и развлечений для своих парней. Сопротивления пираты не боялись: бригантину надолго опережала кровавая слава ее команды, которую сами разбойники с готовностью поддерживали. Говорили, что они режут людей на куски, потрошат беременных женщин, нанизывают детей на крюки и вешают на мачты, как трофеи. Пиратам была на руку такая репутация. Стоило им начать палить из четырех своих канонерок или с грозным кличем высадиться на берег, как народ в страхе разбегался, и нападавшие могли забрать добычу, не встречая никакого отпора. В этом случае пушки были совершенно бесполезны: их заряды не достигли бы поселка. Поэтому вооруженные до зубов пираты, словно орда демонов, заполнили шлюпки. По пути они наткнулись на гасиенду де ла Веги. Большой кирпичный дом с его красной черепичной крышей, увитые бугенвиллиями стены, апельсиновый сад — вся эта картина мира и процветания привела грубых матросов, много месяцев питавшихся зловонной солониной и прогорклыми сухарями, запивая их протухшей водой, в бешенство. Напрасно капитан рычал, что их цель — поселок; пираты вломились в имение, перебив собак и застрелив индейцев охранников, которые пытались преградить им дорогу.
Алехандро де ла Вега отправился в Мехико купить новую, более изящную мебель, тисненный серебром бархат для штор, английское столовое серебро и австрийский фарфор. Он надеялся, что такая роскошь наконец вынудит Рехину забыть свои индейские замашки и привыкнуть к настоящей европейской роскоши. Бывший капитан, вне всякого сомнения, поймал попутный ветер и мог позволить себе наслаждаться жизнью, как и положено настоящему богачу. Откуда ему было знать, что, пока он торгуется за турецкие ковры, его дом громят тридцать вооруженных молодчиков.
Рехину разбудил надрывный лай собак. Ее комната находилась в маленькой башенке, служившей единственным украшением тяжеловесного здания. Робкий свет раннего утра окрашивал небо в золотистые тона и проникал через окно, на котором не было ни штор, ни ставен. Рехина накинула шаль и босая вышла на балкон посмотреть, отчего беснуются собаки. Именно в этот момент первые нападавшие ломали деревянные ворота. Рехина, никогда прежде не видевшая пиратов, решила спуститься, чтобы выяснить, что происходит. Проснулся Диего, который, несмотря на то что ему уже исполнилось десять лет, предпочитал спать в одной постели с матерью, когда отца не было дома. Рехина на бегу схватила саблю и кинжал, которые, с тех пор как Алехандро покинул военную службу, снимали со стены лишь для того, чтобы наточить, и сбежала вниз по лестнице, призывая слуг. Диего последовал за ней. Дубовые двери дома в отсутствие Алехандро де ла Веги запирались изнутри на тяжелый железный замок. Атака пиратов разбилась об это несокрушимое препятствие, и Рехина успела раздать прислуге хранившееся в сундуках огнестрельное оружие.
Полусонный Диего с трудом узнал в охваченной гневом и тревогой незнакомой женщине собственную мать. За несколько секунд она превратилась в Дочь Волка. Волосы на голове у Рехины поднялись дыбом, словно звериная шерсть, блеск в глазах придавал ей вид помешанной. Она скалила зубы, извергая пену изо рта, рычала, как разъяренная волчица, раздавая приказания слугам на своем родном языке. В одной руке женщина сжимала саблю, а в другой кинжал. Через минуту рухнули ставни, защищавшие окна первого этажа, и первые пираты ворвались в дом. Несмотря на грохот нападения, Диего услышал вопль скорее восторга, чем ужаса, который вырвался из горла его матери и потряс стены. Вид этой отчаянно храброй женщины, едва прикрытой тонкой тканью ночной рубашки, поразил нападавших. Это дало слугам время прицелиться и выстрелить. Два флибустьера упали ничком, третий зашатался, но не было времени перезарядить ружья, а следующие бандиты уже лезли в окна. Диего схватил тяжелый железный канделябр и бросился на защиту матери, пока та отступала в гостиную. Рехина выронила саблю и, сжимая кинжал обеими руками, вслепую наносила удары, отбиваясь от окружавших ее варваров. Диего замахнулся канделябром на одного из пиратов, но грубый пинок тут же отбросил его в угол комнаты. Мальчик так и не узнал, сколько времени он пролежал без сознания. Одни говорили, что атака пиратов заняла несколько часов, другие утверждали, что разбойники буквально за минуты убили или ранили всех, кого встретили на своем пути, разрушили все, что не смогли украсть, и, прежде чем отправиться в Лос-Анхелес, подожгли дом.
Когда Диего пришел в себя, злодеи все еще рыскали по комнатам в поисках, чем бы поживиться, а дым пожара уже сочился сквозь щели. Мальчик поднялся на ноги с ужасной болью в груди, которая мешала ему дышать, двинулся к выходу и звал мать, пошатываясь и кашляя. Он нашел ее под большим столом в салоне, в пропитанной кровью батистовой рубашке. Глаза Рехины были открыты. «Спрячься, сынок!» — приказала она и тут же потеряла сознание. Диего взял мать под руки и с титаническими усилиями, не обращая внимания на сломанные ребра, поволок ее в направлении камина. Открыв потайную дверь, он сумел втащить Рехину в тоннель. Мальчик закрыл дверцу и остался в полной темноте. Обнимая мать, он сквозь слезы повторял: «Мама, мама!» — и молил Бога и духов своего племени, чтобы они не дали ей умереть.
Бернардо спал вместе со своей матерью в другом конце жилища, в одной из комнат, предназначенных для слуг. Комната была просторней и светлее, чем другие каморки для прислуги, потому что использовалась и как гладильная. Эту обязанность Ана никому не желала перепоручить. Алехандро де ла Вега требовал, чтобы на его рубашках были идеальные складки, и только Ана была удостоена чести следить за этим. Кроме узкой кровати с соломенным матрасом и сломанного сундука, где хранились скудные пожитки матери и сына, в комнате располагались длинный стол для работы и жаровня, чтобы греть утюги, а еще две огромные корзины с чистой одеждой, которую Ана собиралась гладить на следующий день. Пол был земляной; повешенное над входом льняное сарапе служило дверью; свет и воздух проникали через два окошка.
Бернардо проснулся не от воплей пиратов и не от выстрелов в другой стороне дома, а оттого, что Ана сильно встряхнула его. Мальчик подумал, что началось землетрясение, но мать, не отвечая на вопросы, с внезапной силой подхватила его на руки, перенесла в угол и запихала в одну из больших корзин. «Что бы ни случилось, не шевелись! Ты меня понял?» — Ана говорила резко, даже гневно. Бернардо никогда не видел мать такой встревоженной. Ана славилась своей кротостью, всегда была спокойной и приветливой, хотя жизнь обходилась с ней не слишком милостиво. Она безраздельно отдавала себя двум вещам: любви к сыну и служению хозяевам и была довольна своей скромной участью; но теперь, в последние минуты своей жизни, эта женщина обрела ледяную твердость. Она затолкала сына на самое дно корзины и завалила его ворохом белья. Оттуда, завернутый в тряпье, задыхаясь от запаха крахмала и от страха, Бернардо услышал крики, брань и хохот вошедших в комнату мужчин. Ана ждала, готовая на все, лишь бы спасти своего сына, и смерть уже отметила ее чело.
Пираты сразу поняли, что в этой каморке нет ничего ценного. Они уже собирались уйти, как вдруг заметили в полумраке молодую туземку с безумной решимостью в глазах, с копной черных как ночь волос, крутыми бедрами и крепкой грудью. Целый год и четыре месяца они бороздили океан, не имея возможности даже взглянуть на существо женского пола. Женщина была для них недоступней, чем мираж, который видят те, кого шторм застиг в открытом море. Почуяв сладкий запах Аны, бандиты забыли о спешке. Они сорвали грубую шерстяную рубашку, прикрывавшую тело женщины, и набросились на нее. Ана не сопротивлялась. Она молча, как мертвая, терпела все издевательства. Мужчины бросили ее на пол в двух шагах от корзины, в которой прятался Бернардо, и мальчик слышал слабые стоны своей матери, заглушаемые звериным пыхтением насильников.
Пока пираты мучили Ану, Бернардо не мог пошевельнуться, парализованный ужасом. Он съежился в корзине, с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту. Спустя целую вечность он понял, что кругом стоит мертвая тишина и пахнет дымом. Мальчик подождал еще немного, пока не начал задыхаться, и тихо позвал Ану. Никто не ответил. Он позвал мать снова и снова и наконец отважился высунуться из корзины. Через дверной проем проникали струйки дыма, но до этой части дома пожар не дошел. Тело Бернардо совсем онемело, и вылезти из корзины ему стоило огромных усилий. Его мать лежала на полу, нагая, с длинными черными волосами, рассыпанными по полу, словно раскрытый веер, и горлом, перерезанным от уха до уха. Мальчик молча сел рядом с Аной и взял ее за руку. С тех пор он молчал много лет.
Так его и нашли, немого и перепачканного материнской кровью, через несколько дней, когда пираты были уже далеко. Поселок Лос-Анхелес подсчитывал потери и тушил пожары, и никто не отправился на гасиенду де ла Веги посмотреть, что произошло, пока падре Мендоса, истерзанный неотступным предчувствием, не явился в поместье с маленьким отрядом неофитов. Огонь сожрал мебель и часть деревянных перекрытий, но дом выстоял, и, когда подоспела помощь, пожар уже погас сам по себе. Нападавшие ранили несколько человек и убили пятерых, включая Ану, которую нашли в том положении, в котором ее оставили убийцы.
— Помоги нам Господи! — воскликнул потрясенный падре Мендоса.
Он укрыл тело Аны одеялом и поднял Бернардо на руки. Мальчик окаменел, его взгляд остановился, страшный спазм сводил ему челюсти.
— Где донья Рехина и Диего? — спросил миссионер, но Бернардо, казалось, его не слышал.
Оставив мальчика на попечение уцелевшей служанки, которая принялась укачивать его, словно младенца, напевая протяжную индейскую колыбельную, священник вновь и вновь обходил дом и звал Рехину и Диего.
Время в тоннеле текло незаметно, туда не проникал дневной свет, и потому в вечных сумерках не ощущалось течение времени. Диего не знал, что происходит в доме. Сюда не проникали ни звуки снаружи, ни дым пожара. Мальчик ждал, сам не зная чего, а измученная Рехина то приходила в себя, то снова впадала в забытье. Диего старался не двигаться, чтобы не беспокоить мать, несмотря на боль в груди, кинжалом пронзавшую его при каждом вздохе, и затекшие ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52