— Теперь мою жизнь будет определять Зорро. Я собираюсь посвятить себя защите справедливости и хочу, чтобы ты был рядом. Тогда Зорро сможет одновременно появляться в разных местах и дурачить врагов. Будет два Зорро, ты и я, но мы не будем показываться вместе.
Диего был так серьезен, что Бернардо не посмел посмеяться над его речью. Он понял, что его молочный брат давно все продумал и заранее приготовил запасной костюм Зорро. Индеец без тени улыбки сбросил одежду и облачился в черный наряд. Диего снял с пояса купленную в Гаване шпагу и на вытянутых руках протянул ее брату.
— Клянусь защищать слабых и бороться за справедливость! — торжественно произнес Диего.
Бернардо принял оружие из рук своего брата и шепотом повторил за ним слова клятвы.
Несмотря на прошедшие годы, потайная дверца в камине открывалась легко и бесшумно. Не зря друзья старались почаще смазывать петли. Поленья в камине покрывал толстый слой пыли. Огонь давно никто не разжигал. Гостиная по-прежнему была заставлена мебелью, которую Алехадро де ла Вега купил в Мехико для своей жены, под потолком висела люстра со ста пятьюдесятью светильниками, в центре комнаты стоял изящный деревянный стол в окружении обитых шелком стульев, стены украшали картины в вычурных рамах. Ничего не изменилось, но Диего все равно показалось, что родной дом стал меньше и печальнее. Повсюду царил дух запустения, стояла глухая, кладбищенская тишина, стены пропитались запахом плесени. Братья бесшумно, словно кошки, двинулись по слабо освещенным коридорам. Раньше за освещением следил старый слуга; он спал дни напролет, а по ночам смотрел, чтобы не гасли свечи и масляные лампы. Диего спрашивал себя, живет ли старик в доме до сих пор или Монкада выгнал его вместе с другими слугами.
В этот поздний час спали даже сторожевые псы, лишь одинокий часовой во дворе боролся с дремотой. В солдатской спальне друзья насчитали десять гамаков, висящих на разной высоте, но заняты были только восемь из них. В соседней комнате устроили оружейный склад. Братья не решились продолжать осмотр, однако сквозь полуоткрытую дверь библиотеки им удалось увидеть Рафаэля Монкаду за работой. Диего с трудом сдержал гневный возглас, увидев, что его враг расположился в отцовском кресле и пишет его пером. Бернардо в тревоге потянул друга за локоть: пора было уходить. Перед тем как вернуться в подземный ход, друзья стерли всю пыль с бревен в камине, чтобы никто не заметил их следов.
Молодые люди вернулись в миссию на рассвете, и Диего впервые с момента высадки на берег ощутил страшную усталость. Он упал на кровать и проспал до следующего утра, когда Бернардо разбудил его, чтобы сказать, что лошади готовы. Это Бернардо решил отправиться к Тойпурнии и просить ее помочь Алехандро. Падре Мендоса на рассвете уехал в Лос-Анхелес, однако Нурия накормила молодых людей завтраком, состоящим из яичницы и риса с фасолью. Исабель вышла к столу с волосами, заплетенными в косу, в дорожной юбке и льняной блузке, вроде тех, что носили новообращенные, и заявила, что поедет с ними, чтобы познакомиться с матерью Диего и посмотреть настоящую индейскую деревню.
— Тогда и я поеду, — проворчала Нурия, которой совсем не нравилась идея тащиться на лошади за тридевять земель в селение дикарей.
— Нет. Ты нужна падре Мендосе. Мы скоро вернемся, — заявила Исабель, нежно целуя дуэнью.
Друзья выбрали лучших лошадей, которых можно было найти в миссии. Им предстояло скакать целый день и ночевать под открытым небом, чтобы на следующее утро достичь гор. Чтобы спастись от солдат, племя постоянно переходило с места на место, но Бернардо знал, где искать индейцев. Исабель, неплохая, но не слишком выносливая наездница, следовала за мужчинами без единой жалобы. Лишь когда путники устроили привал у ручья, чтобы съесть приготовленный Нурией полдник, девушка поняла, как сильно устала. Диего посмеивался над ее нетвердой походкой, а Бернардо предложил ей мазь из целебных трав, чтобы подлечить синяки.
На следующий день Бернардо обнаружил на деревьях знаки, которые указывали на близость племени; с их помощью индейцы сообщали своим собратьям, где их искать. Вскоре путникам повстречались двое обнаженных людей с раскрашенными телами, державшие наготове луки, но, узнав Бернардо, они опустили оружие. Стражники провели друзей к скрытому в чаще селению — кучке ветхих соломенных хижин, среди которых бродили худые собаки. В ответ на условный свист из хижин выбрались жители затерянного поселка, группа индейцев, оборванных и вовсе нагих. Диего с ужасом узнал среди них мать и бабку Белую Сову. Однако он тут же преодолел потрясение и бросился к родным. Юноша успел забыть, как бедно живут индейцы, но не забыл исходящего от бабушки запаха дыма и трав, который мгновенно проник в его душу, как и новый запах матери.
— Диего, как ты вырос… — прошептала мать.
Тойпурния говорила по-индейски, на языке, который Диего слышал в детстве и до сих пор не забыл. Между собой мать и сын говорили только на этом языке, прибегая к испанскому лишь по необходимости. Индейский был языком души, а испанский — языком разума. Мозолистые ладони индианки касались груди повзрослевшего сына, гладили его руки, ласкали, вспоминали, узнавали заново. Потом Диего бросился в объятия бабушки. Белая Сова внимательно оглядела уши внука, словно это был единственный надежный способ узнать его и ни с кем не спутать. Рассмеявшись, Диего подхватил старуху за талию и оторвал от земли. Она была легкой, как ребенок, но под лохмотьями и кроличьими шкурками скрывалось сильное и гибкое тело. Его бабка была совсем не так стара и слаба, как могло показаться с виду.
Бернардо не спускал глаз с Ночной Молнии и своего сына, смуглого крепыша пяти лет от роду, с шоколадными глазами и улыбкой, похожей на материнскую, вооруженного игрушечным луком с маленькими стрелами. Диего, который видел Ночную Молнию только в детстве, но знал о ней из мысленных посланий Бернардо и писем падре Мендосы, был поражен красотой девушки. Рядом с ней и сыном Бернардо становился другим человеком, совсем взрослым и мудрым.
Поздоровавшись с родными, Диего представил им Исабель, которая наблюдала за происходящим с приличного расстояния. Слушая рассказы Диего о матери и бабушке, она представляла их героинями эпических полотен, изображавших конкистадоров в сверкающих латах и полубогов в роскошных уборах из перьев. На самом деле худые оборванные женщины ничуть не походили на благородных индианок с картин, но нисколько не уступали им в благородстве. Исабель так и не смогла поговорить с Белой Совой, однако чуть позже ей представился случай поближе узнать Тойпурнию. У этой странной и мудрой женщины было чему поучиться. Исабель поняла, что хотела бы походить на индианку. Их симпатия была взаимной, Тойпурнии пришлась по душе юная испанка с раскосыми глазами. Женщина смогла разглядеть в ней то, чего не видели другие.
В племени было много детей, женщин и стариков, но оставалось только пять охотников, да и те рисковали попасть под пули белых. Порой голод заставлял индейцев воровать скот, но за это полагались плети, иногда даже виселица. Туземцы все чаще нанимались к белым плантаторам, но племя Белой Совы дорожило свободой, несмотря на все тяготы и опасности. Репутация шаманок и целительниц, которой пользовались женщины племени, защищала его от набегов соседей. Чужаки приходили к Белой Сове за советом или целебным снадобьем, расплачиваясь едой и шкурами. Племя выжило, но, с тех пор как Монкада и Алькасар начали охоту на молодых индейцев, ему приходилось все время перебираться с места на место. Кочевая жизнь заставила индейцев отказаться от идеи выращивать маис, и теперь они питались фруктами, грибами, рыбой и дичью, если удавалось что-нибудь поймать.
Бернардо и Ночная Молния подарили Диего вороного коня с огромными умными глазами. Это был Торнадо, оставшийся без матери жеребенок, которого Бернардо нашел во время обряда инициации семь лет назад, а Ночная Молния выкормила и обучила. Это был великолепный скакун и прекрасный товарищ. Диего приласкал бархатные ноздри вороного, запустил пальцы в роскошную гриву.
— Мы тебя спрячем, Торнадо. Ты предназначен для Зорро, — сказал юноша, а конь тихонько заржал в ответ и тряхнул хвостом.
Поужинали жареным енотом и пойманными в силки птичками. Утомленная Исабель завернулась в плащ и заснула у костра. Диего рассказал матери о несчастье, постигшем Алехандро де ла Вегу. Тойпурния призналась, что любит мужа и скучает по нему, но остаться с ним она не могла. Она предпочитала полную тягот кочевую жизнь золотой клетке. Выросшая на свободе, Тойпурния не сумела привыкнуть к жизни в четырех стенах, лицемерным обычаям, неудобной европейской одежде, необходимости посещать церковь. С годами Алехандро становился все более суровым и непримиримым. Любовный пыл угас, у супругов было слишком мало общего, а когда их единственный сын покинул дом, и вовсе ничего не осталось. И все же тронутая судьбой мужа индианка согласилась помочь вызволить его из тюрьмы и спрятать беглеца. Тойпурния знала каждую тропинку необъятной Калифорнии. Она подтвердила догадки падре Мендосы относительно темных делишек Монкады.
— У Жемчужной отмели уже два месяца стоит на якоре большой баркас, заключенных к нему доставляют на лодках, — рассказала Тойпурния.
Люди Монкады забрали несколько молодых индейцев из племени Белой Совы и заставляли их работать от зари до зари. Их опускали на дно на веревке, с корзинами для сбора раковин и камнями на ногах. Наполнив корзину, сборщик дергал за веревку, и его вытягивали на поверхность. Добычу доставляли на баркас, где другие узники ранили себе руки, извлекая из раковин жемчуг. Тойпурния полагала, что Алехандро нужно искать среди них, ведь он был слишком стар, чтобы нырять за раковинами. Заключенные ночевали прямо на песке, закованные в кандалы, и питались одними устрицами.
— Я не знаю, как вызволить твоего отца из этого ада, — призналась индианка.
Устроить побег с баркаса и вправду было почти невозможно, но падре Мендоса рассказывал, что в тюрьму должен прибыть священник. Монкада и Алькасар постараются сохранить свои темные дела в секрете, а стало быть, к его приезду им придется на время вернуть узников в тюрьму. Этот шанс нужно было использовать во что бы то ни стало. Диего понимал; что ему не удастся скрыть существование Зорро от матери и бабки: без их помощи он не справился бы. К его немалому изумлению, обе женщины спокойно выслушали историю о похождениях Зорро и благосклонно отнеслись к безумному плану юноши проникнуть в маске в тюрьму Эль-Дьябло. Они обещали юноше хранить его тайну. Было решено, что через два дня Бернардо с тремя сильными и отчаянными соплеменниками верхом отправятся на Перекресток Черепов в нескольких лигах от Эль-Дьябло, где много лет назад повесили двух разбойников. Их черепа, выбеленные дождем и солнцем, до сих пор висели на деревянном кресте. Индейцев не станут посвящать в детали предстоящей операции, чтобы они не проговорились, если попадут в руки врагов.
Диего в двух словах изложил матери и бабке план освобождения отца и, если повезет, других заключенных. Большинство из них были индейцами, они прекрасно знали окрестности и при первом же удобном случае могли затеряться среди холмов и зарослей. Белая Сова рассказала, что на строительство Эль-Дьябло согнали много индейцев, и среди них ее родного брата, которого белые называли Арсенио, хотя его настоящее имя было Тот, Кто Видит Во Тьме. Он был слепым от рождения, но индейцы верили, что тот, кто не видит дневного света, обретает зрение в темноте, как нетопырь, и Арсенио был тому прекрасным примером. Он обладал на редкость ловкими руками, все время что-то мастерил и мог починить любой механизм. Индеец знал тюрьму как свои пять пальцев, ведь на протяжении сорока лет она составляла весь его мир. Арсенио работал в Эль-Дьябло задолго до появления Карлоса Алькасара и хранил в памяти имена всех ее узников. Бабка дала Диего три совиных пера.
— Возможно, мой брат сумеет тебе помочь. Когда повстречаешь его, скажи, что ты мой внук, и отдай ему эти перья, так он поймет, что ты говоришь правду, — сказала она.
Перед отъездом Диего условился с Бернардо о скорой встрече. Индеец оставался в селении, чтобы подготовить снаряжение, которое пришлось тайком от падре Мендосы позаимствовать из миссии. «Порой цель все же оправдывает средства», — заметил Диего, когда друзья осматривали погреб в поисках длинной веревки, селитры, цинкового порошка и фитилей.
Прощаясь, юноша спросил у матери, почему его назвали Диего.
— Так звали моего отца, твоего деда испанца: Диего Саласар. Он был храбрый и честный человек и понимал индейцев. Он дезертировал с военного корабля, потому что стремился к свободе и не желал слепо подчиняться офицерам. Отец любил мою мать и ради нее принял обычаи нашего племени. Он научил меня многим вещам, например испанскому языку. А почему ты спрашиваешь? — опомнилась Тойпурния.
— Мне всегда хотелось это узнать. Ты знаешь, что «Диего» означает «местоблюститель»?
— Нет. А кто это?
— Тот, кому приходится занимать чужое место, — ответил юноша.
В миссии Диего объявил, что уезжает в Монтеррей. Он продолжал настаивать, что губернатор непременно разберет дело его отца. Молодой человек отказался взять попутчиков, заявив, что прекрасно доберется один, а ночевать будет в миссиях, которых на Камино Реаль предостаточно. Диего отправился в путь верхом, а вещи погрузил на другую лошадь, которую вел в поводу. Падре Мендоса полагал, что поездка не принесет никаких результатов, а промедление может стоит дону Алехандро жизни. Однако его аргументы не возымели действия.
Когда миссия осталась далеко позади, Диего свернул с дороги в поле и повернул на юг. Юноша надеялся, что у Бернардо все готово и он ждет на Перекрестке Черепов. На полпути Диего остановился, чтобы переодеться. Он надел залатанную сутану, которую тоже пришлось позаимствовать у доброго падре Мендосы, наклеил бороду из прядей Белой Совы и дополнил новый облик очками Нурии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52