В прежние времена казни еретиков, колдунов и цыган превращались в веселые празднества. Матрос уже собирался броситься на женщину с ножом, но от толчка Бернардо рухнул на землю, да так и остался валяться в пыли, пока не протрезвел. Бернардо не мешкая схватил цыганку за руку, и они бросились бежать, теряясь в лабиринте улиц. Лишь в квартале Барселонета беглецы убедились, что разъяренная толпа перестала их преследовать. Бернардо хотел было распрощаться с цыганкой, но та настояла, чтобы юноша проводил ее. В проулке стояла кибитка, разрисованная причудливыми узорами и знаками зодиака; к ней был привязан здоровенный угрюмый першерон. Изнутри это удивительное средство передвижения, похожее то ли на пещеру, то ли на юрту кочевников, было сплошь обклеено дешевыми образками, на полу валялся ворох пестрых юбок и цветистых платков. Пахло духами и несвежим телом. Всю обстановку составляли жалкий тюфяк и потертые бархатные подушечки. Цыганка жестом предложила Бернардо сесть, сама уселась напротив, поджав ноги, и принялась внимательно, без тени улыбки рассматривать индейца. Потом гадалка достала склянку с какой-то жидкостью, отхлебнула и протянула ему, все еще тяжело дышавшему после отчаянной гонки по улицам. У женщины была смуглая кожа, сильное тело, взгляд дикарки и крашенные хной волосы. Цыганка была одета в пышные юбки с воланами, поношенную блузу, короткий жилет со шнуровкой и шаль с бахромой. Она ходила босиком, а голову повязывала платком, как все замужние женщины и вдовы ее племени. На запястьях гадалки позвякивали браслеты, на лодыжках болталось несколько серебряных колокольчиков, а платок украшали золотые монетки.
Чужакам-гадже она привыкла представляться Амалией. При рождении ее назвали по-другому, но настоящего имени девочки не знал никто, кроме ее матери; его никогда не произносили, чтобы не привлекать злых духов. У цыганки было и третье имя, которым ее звали в таборе. Ее мужа Рамона убила разъяренная толпа на рынке в Лериде, когда он воровал кур. Они повстречались еще в детстве. Семьи молодых людей сговорились поженить их, когда Амалии было всего одиннадцать лет. Свекор заплатил за девушку большой выкуп, потому что она отличалась крепким здоровьем и сильным характером, была отличной хозяйкой и, кроме того, слыла настоящей драбарди — гадалкой и знахаркой, способной лечить колдовством и целебными травами. В одиннадцать лет Амалия напоминала худосочного котенка, но цыгане не слишком высоко ценили женскую красоту. Худая, как скелет, девчонка вскоре превратилась в привлекательную женщину, однако ее мужа ждало горькое разочарование: она так и не смогла родить. Цыгане считали детей благословением небес, муж имел право прогнать бесплодную жену, но Рамон слишком сильно любил свою Амалию. Женщина так и не оправилась от смерти мужа. Она не смела призывать любимого из царства мертвых, не могла даже произносить его имя, только молча плакала по ночам.
Ее племя веками скиталось по миру, гонимое и презираемое всеми. Предки цыган тысячу лет назад покинули Индию и обошли всю Азию и Европу, прежде чем обосноваться в Испании. Здесь их встретили так же враждебно, но местный климат благоприятствовал кочевой жизни. Многие цыгане осели на юге, но несколько таборов продолжали скитаться по всей стране. К одному из них принадлежала Амалия. Этот народ повидал столько горя, что привык бояться всего на свете и никому не доверять, потому женщину так тронуло внезапное заступничество Бернардо. С гадже можно было только торговать. Любая другая форма общения с чужаками могла навлечь на табор неисчислимые беды. Цыгане старались селиться на окраинах, избегали инородцев и горой стояли друг за друга. Однако этот юноша совсем не походил на гадже. Скорее, он тоже был цыганом из какого-то далекого и незнакомого племени.
Внезапно в кибитку вошел Пелайо, который приходился Амалии братом. Пелайо не узнал индейца. В ту ночь, когда Монкада нанял цыгана исполнять итальянскую серенаду, тот смотрел только на Диего, угрожавшего пронзить ему горло. Амалия заговорила с братом на романи, гортанном наречии, которое произошло от санскрита. Она рассказала о том, что произошло, и попросила прощения за то, что нарушила запрет иметь дело с гадже. За этот тяжкий проступок ее могли объявить маримё, то есть нечистой, и изгнать из табора. Однако с тех пор, как началась война, на многое приходилось закрывать глаза. В последнее время на табор свалилось немало бед, многие семьи распались. Вместо того чтобы ругать сестру, Пелайо сердечно поблагодарил Бернардо. Доброта индейца удивила и тронула его, прежде чужаки никогда не приходили на помощь цыганам. Брат и сестра поняли, что Бернардо немой, однако они отлично видели, что их новый знакомый вовсе не глухой и не слабоумный. Их табор зарабатывал себе на жизнь чем придется, но больше всего занимались лошадьми, продавали их и лечили. В своих маленьких кузницах они обрабатывали железо и благородные металлы. Цыгане кузнецы могли выковать что угодно, от оружия до украшений. Война принесла табору не только бедствия: увлеченные борьбой с французами, испанцы на время забыли о кочевом народе. По праздникам и воскресеньям табор возводил на площади круглый шатер и устраивал цирковые представления. Вскоре Бернардо познакомился со всей труппой, в которой выделялся силач Родольфо, гигант, с головы до ног покрытый татуировками, который набрасывал себе на шею огромного питона и поднимал коня. Шестидесятилетний Родольфо был самым старшим из цыган и пользовался непререкаемым авторитетом. Самый удивительный номер исполняла девочка по имени Петрина. Девятилетняя крошка умела складываться, словно платок, и целиком помещалась в кувшине для оливкового масла. Пелайо исполнял акробатические трюки и скакал верхом, другие цыгане с завязанными глазами метали кинжалы. Амалия продавала лотерейные билеты, составляла гороскопы и предсказывала судьбу с помощью стеклянного шара. Предсказания получались такими точными, что сама гадалка немного побаивалась их. Ясновидение сродни проклятию. Если ты видишь будущее, но не можешь его изменить, не лучше ли оставаться в неведении?
Узнав о дружбе Бернардо с цыганами, Диего потребовал, чтобы брат отвел его в табор. Молодой человек все еще надеялся найти доказательства, чтобы разоблачить Монкаду. Он не предполагал, что станет кочевому народу настоящим другом. Большая часть испанских рома давно вела оседлую жизнь. Цыгане старались селиться за пределами городов и селений. Понемногу местные привыкали к ним и переставали преследовать, но никогда не признавали своими. Каталонские рома продолжали кочевать. Табор Амалии и Пелайо одним из первых провел на одном месте целых три года. Диего сразу понял, что спрашивать о Монкаде не стоит. Его новые знакомые были недоверчивы и надежно хранили свои секреты. Когда рана Диего на руке полностью зажила и Пелайо простил ему ночное нападение, Диего упросил цыган разрешить им с Бернардо принять участие в представлении. Братья показали, на что способны. Получилось не слишком впечатляюще, поскольку рука Диего еще побаливала, однако цыганам их акробатические трюки понравились. Вместе они смастерили сложную конструкцию из мачт, канатов и парусов, чем-то напоминавшую такелаж «Богородицы». Молодые люди выходили на арену в длинных плащах, которые тут же сбрасывали эффектным жестом, оставаясь в черных костюмах. Они выделывали под куполом умопомрачительные трюки без страховки, совсем как над морем, на корабельных мачтах. Диего показывал фокусы: заставлял исчезнуть куриную тушку, а потом доставал из декольте Амалии живую курицу, ударом кнута гасил свечу, укрепленную на голове силача Родольфо, не задев его. Братья, не сговариваясь, решили не посвящать Томаса де Ромеу в детали своих отношений с цыганами. Терпение гостеприимного хозяина было не беспредельно.
В один прекрасный день, выглянув из-за занавеса, Бернардо увидел среди зрителей Исабель и Хулиану в сопровождении дуэньи. По воскресеньям Нурия, несмотря на возражения дона Томаса, водила девушек на мессу. На этот раз, возвращаясь из церкви, сестры решили посмотреть представление. Цирк являл собой полинялый парусиновый шатер с посыпанной соломой ареной посередине. Зрители побогаче размещались на нескольких деревянных скамейках, простой люд следил за выступлениями артистов стоя. На арене силач поднимал коня, Амалия помогала Петрине забраться в кувшин, а Диего и Бернардо кувыркались на трапециях. После представления Пелайо устраивал на арене петушиные бои. Томас де Ромеу едва ли позволил бы дочерям отправиться в такое место, но девушкам удалось сломить отчаянное сопротивление Нурии.
— Если дон Томас узнает, чем мы тут занимаемся, он отправит нас домой на первом же корабле, — прошептал Диего, увидев женщин.
Тогда Бернардо вспомнил о маске, с помощью которой они пугали моряков на «Богородице». Братья проделали дырки для глаз в двух платках и закрыли себе лица, молясь, чтобы сестры де Ромеу их не узнали. На этот раз Диего решил не показывать фокусов, которые не раз демонстрировал дома. Юноша не сомневался, что его разоблачат, пока не услышал, как Хулиана обсуждает с Аньес Дюшам подробности представления. Девушка с восторгом рассказывала об отважных акробатах в черных масках и потихоньку от Нурии призналась, что подарила бы обоим поцелуй, если бы только они сняли маски.
С младшей сестрой вышло не так гладко. Друзья как раз праздновали благополучное окончание проделки, когда в их комнату без стука ворвалась Исабель. Девочка нередко поступала подобным образом, несмотря на строгий запрет отца. Не теряя времени даром, она тут же перешла к делу и заявила, что непременно выдаст таинственных акробатов, если они при первом удобном случае не отведут ее посмотреть на цыган. Ей во что бы то ни стало нужно было убедиться, что татуировки на теле силача настоящие, а его змея живая.
Вскоре Диего смог утолить терзающую любого семнадцатилетнего юношу жажду в объятиях Амалии. Любовники встречались тайком, оба отчаянно рисковали. Сойдясь с гадже, Амалия нарушила главный закон своего племени и могла жестоко за это поплатиться. Она вышла замуж целомудренной, как полагалось цыганской девушке, и хранила верность своему Рамону. Вдовство поставило женщину в двусмысленное положение. Она была еще молодой, но соплеменники обращались с ней как со старухой. Со временем Пелайо был обязан подыскать сестре нового мужа, но траур по Рамону не кончился. В таборе скрыться от посторонних глаз было невозможно. Амалия старалась выкроить время, чтобы встретиться с Диего в дальнем переулке, и, обнимая его, замирала от страха. Цыганка не была влюблена в юношу. После страшной смерти мужа она смирилась с одиночеством. Женщина была вдвое старше Диего, она прожила с мужем более двадцати лет, но оставалась неопытной в любовных делах. Их любовь с Рамоном больше походила на дружбу и нежную привязанность, чем на жаркую страсть. Цыгане заключали брак с помощью простого ритуала: жених и невеста делили кусок хлеба, смоченный их собственной кровью. Этого было достаточно. Союз освящала взаимная любовь. Свадьбу праздновали всем табором, с шумным пиром, песнями и танцами. Потом молодожены могли уединиться в дальнем углу шатра. Отныне им предстояло вместе бродить по дорогам Европы, терпеть лишения, спасаться от преследований и наслаждаться редкими счастливыми минутами. Амалия знала, что дух Рамона ждет ее в прекрасном загробном мире, куда он отправился после мученической смерти. Едва цыганка увидела изуродованное тело своего мужа, дивный огонь, горевший в ее душе, погас. Женщина больше не вспоминала о наслаждении, которое дарят мужские объятия. К Диего она не чувствовала ничего, кроме дружеского расположения. Амалия видела, что мальчик страдает без женской ласки, и решила его утешить, только и всего. Цыганка боялась, что ее муж превратится в злобный призрак и вернется покарать неверную супругу. Впрочем, в оправдание себе она могла бы сказать, что встречается с юношей исключительно из жалости и великодушия. Амалия так стыдилась их отношений, что занималась любовью, не снимая одежды. Она много плакала. Глубоко тронутый Диего осушал ее слезы нежными поцелуями; он постепенно начинал постигать тайны женского сердца. Несмотря на суровые нравы цыган, Амалия была готова утешить и Бернардо, если бы он только захотел. Но индеец ни на миг не забывал Ночную Молнию.
Мануэль Эскаланте долго наблюдал за Диего, прежде чем приступить к самому главному в жизни юноши разговору. Сначала доверчивая искренность молодого де ла Веги казалась маэстро подозрительной. Суровый и замкнутый человек, он принимал Диего за легкомысленного юнца. Однако после достопамятной дуэли с Монкадой Эскаланте изменил свое мнение. Он полагал, что смысл дуэли не в победе, а в том, чтобы перед лицом смертельной опасности раскрыть лучшие стороны своей души. Маэстро привык судить о людях по тому, как они держат себя во время поединка. В честной схватке становится видно, кто на что способен; чтобы достойно встретить опасность, мало быть хорошим фехтовальщиком, нужны хладнокровие и мужество. За двадцать лет у Мануэля Эскаланте еще не было такого ученика, как Диего. Среди его воспитанников было немало талантливых смельчаков, но ни один из них не проявлял такой твердости духа. Маэстро полюбил юношу как родного сына, и ежедневные уроки стали для него не более чем предлогом, чтобы увидеться с Диего. По утрам Эскаланте с нетерпением ждал своего ученика, но гордость и многолетняя привычка к дисциплине не позволяли ему появляться в фехтовальной зале раньше восьми. Во время урока Эскаланте и Диего почти не разговаривали, зато после подолгу беседовали.
Закончив занятия, они обтирались мокрым полотенцем, переодевались и поднимались на второй этаж, в комнаты, которые занимал маэстро. Там они могли поговорить в угрюмом, аскетически обставленном кабинете, среди книжных полок и развешанного на стенах запыленного оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52