Опомнившись, Гарсия приказал солдатам отступить, что оказалось не так-то просто, поскольку им мешали разбросанные повсюду свечи, а как только все до единого покинули комнату, запер дверь на ключ.
— Ваш мушкет и саблю, сержант, — попросил Зорро самым любезным тоном.
Гарсия повиновался с подозрительной поспешностью, а потом отошел к дверям и застыл, сложив руки на груди; если бы не подштанники, его можно было бы счесть воплощением идеальной военной выправки. Невозможно было понять, то ли он с тревогой наблюдает за происходящим, готовый в любую минуту прийти на помощь командиру, то ли просто наслаждается забавным зрелищем.
Зорро велел Рафаэлю Монкаде подойти к столу и прочесть вслух бумагу, которую он пытался заставить подписать Диего. Это было признание в государственной измене и преступном намерении добиться независимости Калифорнии. Такое преступление каралось смертью и конфискацией всего имущества. Признание было составлено безупречно, не хватало только подписи. Судя по всему, Монкада не добился ее от дона Алехандро и решил попытать счастье с младшим де ла Вегой.
— Неплохо придумано, Монкада. Но смотрите, здесь еще остается пустое место. Возьмите-ка перо и приготовьтесь написать небольшой диктант, — приказал Зорро.
Рафаэль Монкада нехотя написал под диктовку признание в присвоении сокровищ короны и использовании рабского труда индейцев.
— А теперь подпишите.
— Я не стану это подписывать!
— Это еще почему? Признание написано вашей рукой, и все это чистая правда. Подписывайте! — велел человек в маске.
Рафаэль Монкада бросил перо и попытался встать на ноги. Один взмах шпаги Диего, и на шее у негодяя, прямо под левым ухом, появилась маленькая буква Z. Из груди Монкады вырвался ужасный стон боли и гнева. Он поднес руку к ране, и пальцы его немедленно окрасились кровью. Острие шпаги уперлось в яремную вену Рафаэля, и твердый, безжалостный голос его врага произнес, что, если кабальеро не удосужится поставить свою подпись на счет три, его придется убить. Раз… два… и… Монкада подписал документ, накапал на лист бумаги свечного воска и прижал к нему перстень с фамильной печатью. Дождавшись, пока высохнут чернила и остынет воск, Зорро попросил Гарсию засвидетельствовать подпись Монкады. Толстяк неторопливо, словно растягивая удовольствие, расписался, сложил документ и протянул его человеку в маске, даже не пытаясь скрыть счастливую улыбку. Зорро спрятал бумагу у себя на груди.
— Отлично, Монкада. Вы сядете на первый же корабль и уберетесь отсюда навсегда. Я сохраню это признание, и, если вы когда-нибудь надумаете вернуться, оно незамедлительно попадет в руки властей. В противном случае его никто никогда не увидит. Только мы с Гарсией знаем о его существовании.
— Меня не впутывайте, сеньор Зорро, — взмолился перепуганный Гарсия.
— О судьбе вашего жемчуга можете не беспокоиться. Если кто-нибудь спросит о нем, сержант Гарсия скажет правду: сокровища забрал Зорро.
Перекинув через плечо мешок с жемчугом, юноша подошел к разбитому окну и негромко посвистел. Через несколько мгновений послышался стук копыт. Зорро выпрыгнул в окно и вскочил на коня. Рафаэль Монкада и сержант Гарсия бросились за ним, отдавая бессмысленные приказы солдатам. Вышла луна, и на фоне темного неба был отлично виден силуэт таинственного всадника на прекрасном вороном коне.
— Прощайте, господа! — воскликнул Зорро, уклоняясь от пуль, летевших ему вслед.
Спустя два дня Рафаэль Монкада поднялся на борт «Санта-Лусии» со своим роскошным багажом и целой армией слуг. Диего, Исабель и падре Мендоса пришли на берег проводить его, отчасти для того, чтобы убедиться, что кабальеро действительно уезжает, отчасти потому, что им не хотелось пропустить такое радостное событие. Диего самым невинным тоном поинтересовался у Монкады, отчего он покидает Калифорнию столь поспешно и почему у него забинтована шея. Один вид наглого мальчишки заставлял Рафаэля дрожать от ярости. Он до сих пор полагал, что Диего и Зорро — одно лицо. Перед самым отплытием Монкада поклялся, что не успокоится, пока не разгадает тайну Зорро и не отомстит.
В ту же ночь Диего и Бернардо встретились в пещере. Братья не виделись с тех пор, как Бернардо в костюме Зорро ускакал с гасиенды, чтобы отвлечь солдат и помочь Диего бежать. Проникнув в гостиную через потайную дверь в камине, они стали приводить в порядок оскверненный врагами дом, чтобы подготовить его к возвращению Алехандро де ла Веги. Пока старик находился среди индейцев, на попечении Тойпурнии и Белой Совы, его сыну еще предстояло уладить дела с законом. Теперь, когда Рафаэль Монкада ушел со сцены, губернатор должен был поверить в невиновность де ла Веги. Пещеры молодые люди решили превратить в логово Зорро.
Диего сгорал от любопытства. Ему не терпелось узнать, каким образом Бернардо мог одновременно находиться в гостиной и скакать по холмам, отвлекая солдат. Ему пришлось несколько раз повторить вопрос, потому что индеец никак не мог понять, о чем речь. Он заверил брата, что не возвращался в дом. Должно быть, Диего это просто почудилось. Понимая, что преследователи вот-вот настигнут его, Бернардо заставил своего коня прыгнуть с обрыва. Он прекрасно знал побережье и не сомневался, что сможет вынырнуть живым и невредимым. При свете луны он смог без труда добраться до берега. Ступив на твердую землю, индеец отпустил измученного коня и пешком направился в миссию Сан-Габриэль. Бернардо добрел до нее на рассвете. Он заблаговременно отвел Торнадо в пещеру, поскольку не сомневался, что, обретя свободу, Диего придет именно туда.
— И все же Зорро появился в гостиной, чтобы помочь мне. Если это был не ты, то кто же? Я видел его собственными глазами.
Бернардо издал тонкий свист, и из темноты появился Зорро в роскошном черном костюме, широкополой шляпе и с тоненькими усиками над губой. Одной рукой он придерживал плащ, а другую положил на эфес шпаги. Вокруг пояса у него был обернут кнут. Вне всякого сомнения, это был Зорро, безупречный герой собственной персоной. Он предстал перед друзьями в свете множества свечей, гордый, элегантный, невозмутимый.
Диего застыл на месте с раскрытым ртом, а Бернардо и Зорро весело смеялись над его удивлением. К неудовольствию обоих, Диего разгадал тайну нового героя куда быстрее, чем они могли предположить.
— Исабель! Это можешь быть только ты! — воскликнул он со смехом.
Девушка следила за братьями с тех пор, как они впервые спустились в пещеру сразу после прибытия в Калифорнию. Она видела, как Диего передал индейцу черный костюм и шпагу, и решила, что будет лучше, если Зорро окажется трое. Убедить Бернардо не составило труда. При помощи Нурии девушка сшила из черной тафты, подарка Лафита, подходящий наряд. Диего возразил было, что борьба за справедливость — мужское дело, но Исабель немедленно напомнила юноше, кто спас его из лап Монкады.
— Справедливости нужно много защитников, Диего, ведь наш мир полон зла. Настоящий Зорро — ты, а мы с Бернардо будем помогать тебе, — решила Исабель.
Диего и Бернардо пришлось принять девушку в свое братство. В противном случае она обещала раскрыть тайну Зорро.
Молодые люди переоделись в черное, и три Зорро вошли в магический круг индейцев, который братья еще в детстве сложили из камней. Ножом Бернардо каждый из них сделал надрез на левой руке. «Во имя справедливости!» — воскликнули хором Диего и Исабель. Бернардо молча кивнул. В тот момент, когда кровь трех друзей, мешаясь, потекла в центр круга, из недр земли вырвалось чудесное пламя и несколько минут плясало в воздухе. То был знак Окауе, обещанный Белой Совой.
Краткий эпилог и окончание истории
Верхняя Калифорния, 1840 г.
Даже самые невнимательные читатели, должно быть, давно догадались, что автор этих записок я, Исабель де Ромеу. Я пишу их спустя тридцать лет, после того как Диего де ла Вега впервые переступил порог дома моего отца в 1810 году. С тех пор немало воды утекло. Несмотря на то что прошло столько времени, я не боюсь что-нибудь напутать, ведь я давно начала вести эти записи, а если память меня подводит, можно спросить у Бернардо. Описывая события, в которых он принимал участие, мне приходится быть особенно точной. Он требует, чтобы я писала все, как было, ничего не добавляя от себя. В остальных случаях у меня чуть больше свободы. Не скрою, порой мой друг выводит меня из себя. Говорят, что с годами люди становятся более гибкими, но к Бернардо это не относится; ему сорок пять лет, и он по-прежнему упрям. Напрасно я пыталась объяснить ему, что нет никакой абсолютной истины, а картину мира составляют фрагменты, увиденные с разных точек зрения. Человеческая память причудлива и капризна, мы помним одни вещи и забываем другие в зависимости от того, что происходит с нами сейчас. Прошлое представляется мне огромной тетрадью с тысячью страниц, в которую мы записываем все события нашей жизни. Какими получатся наши записи, зависит только от нас самих. Моя тетрадь напоминает фантастические карты капитана Сантьяго де Леона и вполне достойна того, чтобы ее включили в полное издание «Энциклопедии фантазий». А в тетради Бернардо нельзя изменить ни одной буквы. Что ж, по крайней мере редкая твердость духа помогла ему воспитать троих сыновей, успешно управлять гасиендой и преумножить состояние семейства де ла Вега. Сам Диего тратил слишком много времени на борьбу со злом, потому что этого требовала вечная жажда справедливости, и не в последнюю очередь потому, что ему нравилось переодеваться в костюм Зорро, набрасывать плащ и брать в руки шпагу. От пистолетов Диего довольно быстро отказался, решив, что огнестрельное оружие не слишком надежно, да и не слишком благородно. Зорро вполне хватало Хустины, шпаги, которую он любил, как невесту. Теперь мой друг слишком стар для ребяческих выходок, но все никак не желает образумиться.
Должно быть, моим уважаемым читателям не терпится узнать, что стало с другими персонажами нашей истории. Новомодная манера обрывать рассказ на полуслове кажется мне совершенно несносной. Нурия жива и здорова, хоть и превратилась в маленькую седенькую старушку и дышит тяжело, словно морской лев. Она и не думает умирать, утверждает, что никто из нас не дождется ее похорон. Совсем недавно не стало Тойпурнии, с которой меня связывала чудесная глубокая дружба. Индианка так и не вернулась к белым. Она до конца жизни оставалась со своим племенем, лишь изредка навещая мужа в гасиенде. Они были добрыми друзьями. Девять лет назад мы похоронили Алехандро де ла Вегу и падре Мендосу. Обоих унесла эпидемия гриппа. Здоровье дона Алехандро так и не поправилось после заключения в страшной тюрьме Эль-Дьябло, но до самых последних дней он каждое утро объезжал свои владения верхом. То был человек старой закалки, настоящий патриарх, не чета нынешним.
Узнав о смерти падре Мендосы, индейцы приходили проводить его в последний путь целыми племенами. Они шли из Верхней и Нижней Калифорний, из Аризоны и Колорадо; чумаши, шошоны и многие другие. День и ночь они плясали под погребальные напевы, а уходя, сложили на могиле священника пирамиду из раковин, перьев и костей. Старики рассказывали легенду о том, как дельфины принесли миссионеру жемчуг со дна моря, чтобы избавить индейцев от нужды.
О Хулиане и Лафите вам придется узнать от кого-нибудь другого. В моей книге почти не осталось места. О корсаре не раз писали газеты, но в целом судьба его покрыта тайной. Пират исчез после того, как американцы, которым он помог выиграть битву, разрушили его империю на Гранд-Иль. Могу сказать лишь, что Хулиана, даже превратившись в дородную и уважаемую матрону, продолжала страстно любить своего мужа. Жан Лафит сменил имя, купил ранчо в Техасе и стал респектабельным землевладельцем, хоть в глубине души и продолжает оставаться авантюристом и разбойником, каким создал его Господь. У них с Хулианой семеро детей, а внукам они давно потеряли счет.
О Рафаэле Монкаде я предпочла бы умолчать. Этот негодяй никогда не оставит нас в покое. Карлоса Алькасара застрелили в какой-то таверне в Сан-Диего вскоре после первого появления Зорро. Убийц так и не нашли, но поговаривали, что это были наемники. Кто им заплатил? Я могла бы заверить вас, что это сделал Монкада, догадавшийся о проделках своего сообщника, но это было бы слишком серьезным художественным допущением. В тот день, когда убили Алькасара, Монкада был на пути в Испанию. Так или иначе, злодей вполне заслужил такую смерть. Диего принялся ухаживать за Лолитой. Ему пришлось открыть девушке тайну Зорро, прежде чем она ответила ему взаимностью. Они поженились и прожили вместе два года, пока Лолита не сломала шею, упав с лошади. Бедняжка. Через несколько лет Диего снова женился на девушке по имени Эсперанса, но и ее вскоре постигла трагическая гибель. Впрочем, это совсем другая история.
Что касается меня, друзья мои, то я почти не изменилась. Красивые женщины с годами теряют свою прелесть, а некрасивые почти не стареют, некоторые, наоборот, становятся интереснее. Мои черты со временем стали мягче. В волосах моих пробиваются седые пряди, но они не поредели, как у Зорро; их по-прежнему хватает на две головы. Морщинки совсем меня не портят, даже придают определенный шарм. У меня сохранились почти все зубы. Я все такая же худощавая и сильная. И глаза до сих пор косят. На теле у меня осталось несколько шрамов от сабли и от пуль, полученных во время вылазок в маске Зорро, и я ими горжусь.
Вы спросите, влюблена ли я до сих пор в Диего. Должна признаться, да, но я нисколько от этого не страдаю. Когда мы повстречались, ему было всего пятнадцать лет. В сущности, мы оба были детьми. Я носила уродливое желтое платье и походила на мокрую канарейку. Я с первого взгляда влюбилась в Диего и любила его всю жизнь. Правда, в какой-то момент его место в моем сердце едва не занял Жан Лафит, но пират, как известно, стал добычей моей сестры. Только не подумайте, что я старая дева, ничего подобного;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52