Галилео Темпеста и капитан де Леон провели своих подопечных в приготовленные для них каюты. Пару лет назад корабль прошел ремонт и теперь выглядел куда лучше, чем во время первого плавания Диего, на нем даже нашлось место для четырех пассажирских кают, расположившихся на корме по сторонам офицерского салона. В каждой помещались прибитая к полу деревянная кровать, стол, стул, сундук и маленький платяной шкаф. Каюты были не слишком уютны, но они могли обеспечить невиданную на корабле роскошь: уединение. Женщины провели первые сутки плавания в постели, зеленые от качки и твердо уверенные, что не вынесут нескольких недель в открытом море. Как только испанский берег остался позади, капитан позволил своим пассажирам выходить, но велел девушкам держаться подальше от матросов, чтобы не создавать проблем. Он не стал ничего объяснять членам команды, а те не посмели спросить, но между собой повторяли, что женщина на борту — это к беде.
На следующее утро сестер де Ромеу и Нурию разбудили глухой топот босых матросов, принимавших вахту, и запах кофе. К раздававшемуся каждые полчаса звуку корабельной рынды они уже привыкли. Умывшись морской водой и протерев лица пресной, чтобы на коже не осталось соли, они оделись и, покачиваясь, вышли на палубу. В офицерском салоне Галилео Темпеста уже накрыл для завтрака прямоугольный стол, окруженный восемью стульями. Подслащенный патокой кофе с капелькой рома вернул путешественниц к жизни. По распоряжению галантного капитана к овсяной каше, приправленной корицей и гвоздикой, им подали экзотический американский мед. Через полуоткрытую дверь было видно Сантьяго де Леона и двух его помощников, которые изучали судовой журнал и старались разумно распределить провизию, дрова и воду, чтобы их хватило до ближайшего порта. На стене висели компас и ртутный барометр. На столе в ящике красного дерева лежал хронометр, который Сантьяго де Леон хранил, словно реликвию. Капитан лаконично поздоровался со своими гостями, не обратив внимания на их бледность. Исабель поинтересовалась, где Диего, и де Леон неопределенным жестом указал на палубу:
— Если за эти годы молодой де ла Вега не слишком изменился, он наверняка взобрался на главную мачту или сидит на носовом украшении корабля. Не думаю, чтобы он скучал, а вот вам, боюсь, наше путешествие покажется слишком долгим.
Тем не менее скоро каждая девушка нашла себе подходящее занятие. Хулиана стала вышивать и читать книги из библиотеки капитана. Сначала они показались девушке невыносимо скучными, но потом она стала придумывать для них героев и героинь, и тогда описания революций и войн и философские трактаты приобрели отчетливый романтический характер. Хулиана сама выдумывала трогательные истории о безнадежной любви и была вольна в выборе финала. Девушка предпочитала трагические концы и вволю их оплакивала. Исабель, вспомнив о своих способностях к рисованию, помогала капитану составлять его фантастические карты. Потом она попросила разрешения рисовать портреты членов команды; капитан разрешил, и вскоре девушка смогла завоевать уважение моряков. Она стала изучать премудрости навигации и научилась пользоваться секстаном и распознавать глубинные потоки по изменению цвета воды и миграциям рыбьих стаек. Для развлечения Исабель рисовала матросов за работой, а работы было предостаточно: приходилось заделывать трещины смолой и дубовой корой, откачивать из трюма воду, чинить паруса, связывать порванные канаты, натирать мачты прогорклым жиром с камбуза, скоблить и драить палубы. Команда трудилась не покладая рук, только по воскресеньям люди могли отдохнуть и заняться рыбной ловлей, вырезанием фигурок из дерева, стрижкой, починкой одежды, татуировками или поиском вшей. Пахло от матросов ужасно, они редко меняли белье и считали, что мытье опасно для здоровья. Команда скептически относилась к распоряжению капитана о еженедельных водных процедурах и совершенно не понимала пассажиров, привыкших мыться каждый день. На борту «Богородицы» не было суровой дисциплины, принятой на военных судах; Сантьяго де Леон сумел добиться уважения команды, не прибегая , к суровым наказаниям. На корабле разрешались запрещенные на других судах кости и карты, если только игра шла не на деньги, по воскресеньям команда получала двойную порцию рома, матросам не задерживали жалованье, а когда корабль заходил в порт, вахтенное расписание составлялось таким образом, чтобы каждый мог отправиться в город поразвлечься. Хотя плеть-семихвостка в красном мешке и висела на самом видном месте, ее никогда не пускали в ход. В самом худшем случае провинившихся лишали алкоголя.
Нурия предприняла попытку завоевать камбуз, ибо, на ее вкус, стряпня Галилео Темпесты оставляла желать много лучшего. Кулинарным новинкам, приготовленным из привычных скудных продуктов, отдали должное все, от капитана до последнего юнги. Дуэнья быстро привыкла к тошнотворным запахам сыра и вяленого мяса, мутной воды и рыбы, которую Галилео Темпеста раскладывал среди корзин с галетами, чтобы вывести долгоносиков. Когда в рыбьих тушах начинали кишеть черви, их меняли на другие, зато галеты оставались в целости и сохранности. Нурия научилась доить корабельных коз. На борту были и другие животные: куры, утки и гуси в клетках, свинья с выводком в загоне, моряцкие талисманы — обезьяны и попугаи — и, конечно, коты, без которых на корабле неизбежно воцарились бы мыши. Нурия стала готовить десерты из молока и яиц. Галилео Темпеста отличался скверным характером и отчаянно сопротивлялся вторжению дуэньи на свою территорию, но та легко нашла на него управу. Когда генуэзец попытался повысить на нее голос, Нурия крепко стукнула его ложкой по лбу и как ни в чем не бывало вернулась к тушеному мясу. Спустя семь часов Темпеста сделал ей предложение. Он заявил, что лечение Амалии возымело действие, что у него отложены девяносто американских долларов, которых хватит, чтобы открыть ресторан на Кубе и зажить припеваючи. Он одиннадцать лет ждал подходящую ему женщину, и совсем не страшно, что она немного его старше. Нурия не соизволила ответить.
Моряки, помнившие первое плавание Диего, не узнавали его, пока тот не обставил их в карты. В море время течет иначе, чем на суше, годы сменяют друг друга незаметно, между ними нет линии горизонта, и матросы не могли поверить, что безбородый мальчишка, пугавший их историями о живых мертвецах, стал мужчиной. Когда успели пройти пять лет? Впрочем, изменившись и возмужав, Диего остался морякам добрым приятелем. Юноша трудился наравне с матросами, больше всего ему нравилось ставить паруса. К вечеру Диего поспешно мылся и переодевался в своей каюте, чтобы предстать перед Хулианой настоящим кабальеро. Моряки в первый же день догадались о чувствах, которые юноша испытывал к Хулиане, и, порой подшучивая над его любовными страданиями, наблюдали за ними со смесью любопытства и тоски по тому, чего у них никогда не было. Девушка казалась матросам неземным существом вроде мифической сирены. Ее безупречная кожа, огромные глаза, воздушная грация не могли принадлежать этому миру.
Подгоняемая ветрами и океанским течением, «Богородица» повернула на юг, к африканскому берегу, миновала Канарские острова, вышла к островам Зеленого Мыса, чтобы запастись водой и свежей провизией для перехода через Атлантику, который мог продлиться три недели в зависимости от ветра. Там путешественники узнали, что Наполеон Бонапарт вырвался из ссылки на острове Эльба и с триумфом вернулся во Францию, а войска, посланные задержать императора по дороге в Париж, перешли на его сторону. Наполеон без единого выстрела вернул себе трон, вынудил двор Людовика XVIII бежать и начал новый поход на Европу. На островах Зеленого Мыса путешественников принял местный губернатор, устроивший бал в честь Хулианы и Исабель, которых ему представили как дочерей капитана. Сантьяго де Леон не хотел вызывать подозрений, опасаясь, что приказ об аресте сестер де Ромеу мог дойти до этих мест. Многие местные чиновники были женаты на стройных и гордых африканских красавицах, которые блистали на балу, одетые с фантастической роскошью. Перед ними меркла даже красота Хулианы, а Исабель и вовсе казалась беспородным щенком. Все переменилось, когда Хулиана, уступив уговорам Диего, согласилась сыграть на арфе. На балу играл настоящий оркестр, но, едва девушка взяла первые аккорды, в зале воцарилась тишина. Две старинные баллады тронули сердца гостей. Остаток вечера Диего провел в очереди с другими кавалерами, жаждавшими потанцевать с Хулианой.
Немного позже, когда «Богородица» развернула паруса и оставила острова позади, в офицерском салоне появились двое моряков и вручили Хулиане подарок капитана Сантьяго де Леона, завернутый в парусину. «Чтобы усмирять ветер и волны», — произнес капитан, галантным жестом снимая покров. Под ним была итальянская арфа в форме лебедя. Отныне по вечерам арфу выносили на палубу и чудесные мелодии бередили сердца команды. У Хулианы был прекрасный слух, и она могла сыграть любую песню, которую требовали моряки. Вскоре матросы достали свои гитары, губные гармошки, флейты и бубны и стали аккомпанировать девушке. Капитан, хранивший у себя в каюте скрипку и прибегавший к ней как к последнему средству долгими ночами, когда лауданум не мог успокоить боль в ноге, присоединился к ансамблю, и корабль наполнился музыкой.
Во время одного из таких концертов морской бриз принес невыносимый смрад. Через несколько минут вдалеке появился силуэт корабля. Капитан приник к подзорной трубе, чтобы убедиться в том, что и так прекрасно знал: это был невольничий корабль. В те времена у работорговцев существовало два способа перевозить товар: слабая связка и крепкая связка. Во втором случае узники плыли в трюме, среди собственных экскрементов и рвоты, словно бревна, в беспорядке скованные цепями, здоровые с больными, умирающими и трупами. Половина умирала в открытом море, остальных доставляли в порт, чтобы покрыть потери выгодной торговлей: выживали лишь самые выносливые рабы, которых можно было продать подороже. Торговцы, предпочитавшие слабую связку, держали рабов в более-менее человеческих условиях, чтобы сохранить в целости большую часть товара.
— Они используют крепкую связку, отсюда и вонь, — заметил капитан.
— Мы должны освободить этих несчастных, капитан! — воскликнул потрясенный Диего.
— Боюсь, друг мой, в этом случае Общество справедливости бессильно.
— Нас сорок человек, мы вооружены, можно напасть на судно и освободить людей.
— Это контрабандисты, они везут рабов нелегально. Как только мы приблизимся, скованных рабов столкнут в воду, и они тут же утонут. И даже если бы мы освободили этих несчастных, деваться им некуда. Их поймали в родном краю, и сделали это африканские работорговцы. Негры продают негров, разве вы не знали?
В море Диего возобновил попытки завоевания Хулианы после вынужденной разлуки во время путешествия с цыганами. На корабле молодые люди жили в разных каютах, однако они могли вместе смотреть на закат и гулять по палубе, любуясь морем, как поступали влюбленные во все времена. Теперь осмелевший Диего нередко обнимал красавицу за плечи или за талию, очень бережно, чтобы не отпугнуть ее. Он полюбил читать возлюбленной стихи знаменитых поэтов, ведь его собственные были столь ужасны, что молодой человек и сам стыдился их. К счастью, Диего догадался запастись книгами перед отплытием из Ла-Коруньи, и теперь они сослужили ему добрую службу. Очарованная изысканными метафорами, Хулиана все чаще протягивала юноше ручку и позволяла долго держать ее в своих руках. И ничего больше, как это ни печально. О поцелуях не приходилось и мечтать, и не потому, что Диего был слишком робок, а лишь по той причине, что влюбленная пара все время была на виду у Исабель, Нурии, капитана и всей команды. Девушка решительно уклонялась от свиданий наедине, поскольку не была до конца уверена в своих чувствах, хотя провела бок о бок с Диего несколько месяцев, а других поклонников на горизонте не наблюдалось. Так она сказала сестре во время одного из откровенных ночных разговоров. Исабель не стала возражать, хотя ее слова могли бы склонить чашу весов в пользу Диего. Однако этого девушке совсем не хотелось. В глубине души Исабель сама была влюблена в Диего с одиннадцати лет, хотя он, само собой, об этом не догадывался. Для него она оставалась лохматой девчонкой с острыми локтями, хотя ей уже исполнилось пятнадцать и за эти годы она определенно похорошела.
Иногда вдали появлялись другие суда, но капитан предусмотрительно избегал встречи с ними, потому что в открытом море его корабль могли подстерегать слишком много врагов, от корсаров до быстроходных американских бригантин, которые охотились за судами с грузом оружия на борту. У американцев, опасавшихся нападения англичан, каждая винтовка была на счету. Сантьяго де Леон не придавал большого значения развевавшимся на мачтах флагам, которые далеко не всегда соответствовали действительности, но не упускал из вида другие опознавательные знаки; он знал все суда, которые можно было повстречать в тамошних водах.
Зимние бури, не раз сотрясавшие «Богородицу», не могли застать команду врасплох, потому что капитан чувствовал их приближение задолго до показаний барометра. Следовали распоряжения убрать паруса, привязать все ценное и запереть животных. Команда выполняла их за несколько минут, и, когда налетал ветер и море начинало волноваться, судно было готово противостоять непогоде. Женщины запирались в каюте, чтобы не намокнуть и не пораниться. Высокие волны перехлестывали борт корабля и сбивали людей с ног; ничего не стоило потерять равновесие и закончить свои дни на дне Атлантики. Когда буря стихала, корабль оставался чистым, свежим и пах деревом, в небе сияло солнце, а линия горизонта превращалась в серебряную полоску. На поверхность поднималось множество рыб, и кое-какие из них попадали на сковородку к Нурии и Галилео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52