Удивительно только то, что она еще не хотела контактировать со своим потакавшем ей во всем отцом.
Наверное, мои чувства отразились у меня на лице, и Фанни все поняла.
— Ты, наверное, думаешь, что я дурочка, если копаюсь в воспоминаниях? — спросила Фанни.
Я отрицательно покачала головой. Согласиться с ней было бы невежливо, прежде всего, и просто я считала иначе.
— Может быть, и не стоит бесконечно копаться в воспоминаниях, — сказала я. — Но твои воспоминания о матери будут всегда принадлежать тебе.
— Это было так давно, и мне с ней было так хорошо, — тяжело вздохнула она и села рядом со мной.
В глазах Фанни стояла искренняя печаль, и безо всякого сценического перевоплощения она представляла картину подавленности. Завитушки на ее голове поникли, а в глазах блеснули непролитые слезы.
— Ты бы лучше меня поняла, если бы потеряла свою мать, когда тебе было десять лет, — с грустью произнесла она. — И при трагических обстоятельствах. Полагаю, ты знаешь, как она умерла?
Я покачала головой.
— Она упала с галереи в церкви и разбила голову о камни, — посмотрев на меня, сказала Фанни. У меня перехватило дыхание.
— Везде была кровь, — продолжала Фанни. — Много крови, как мне рассказали. Какой ужас умереть такой молодой и красивой, как она. Ты согласна со мной?
— Для любого умереть ужасно, — пробормотала я.
— С того времени церковь закрыта, — все рассказывала Фанни. — Служба не проводится уже несколько лет. Мама любила ходить туда в полдень помолиться с мужем, пасынком и падчерицей. Она говорила, что церковь была единственным местом, где она находила умиротворение.
Ее слова удивили меня. Сопоставляя то, что она сообщила о характере своей матери, та не была похожа на женщину, которая могла бы наслаждаться тишиной церкви. А отец Фанни, наверное, был таким же потворствующим мужем, как и отцом. Вероятно, в их отношениях была какая-то другая, пока неизвестная мне, сторона. Но это еще предстояло узнать.
Фанни встала и оправила измявшееся платье.
— Мне надо идти, — спохватилась она. — Нужно написать письма, которые тебе обещала. И… достаточно о прошлом для одного утра.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила я, обеспокоенная тем, что она могла сильно расстроиться.
Она кивнула, но как-то поспешно. Я подумала, стоит ли говорить об этом доктору Родесу? Безусловно, она не поблагодарит меня, если я это сделаю. Фании ненавидела ограничения, которые ей создавали. И смотрела на них как на цепи, которые нужно разорвать.
Очевидно, слегка играя для меня, она пересекла комнату величественной походкой, держа голову прямо. Кажется, она начала сознавать, что от жизни не уйдешь и нужно иметь силы и волю противостоять любой атаке. Каждый, кто увидел бы ее в тот момент, восхитился бы се самообладанием.
У двери Фанни задержалась.
— На твоем месте я никому не рассказывала бы историю твоей матери, — обронила она.
— Почему? — спросила я изумленно.
— Послушай меня, чья мать пела в мюзил-холле. Твоя подноготная всегда будет вызывать удивления, независимо от того, что ты будешь делать и куда пойдешь. Эдмонд тебя уже не любит. Но он и Урсула пока что считают, что твоя мать была одной из обеспеченных и глупых клиенток миссис Мэдкрофт. Если бы он узнал правду, он не разрешил бы мне проводить с тобой время.
— Он опасается, что я дурно повлияю на тебя? — спросила я. — Какой чудовищный снобизм!
Тут же я пожалела о своих словах. В конце концов, они сводные брат • сестра. Их взаимоотношения — это их семейное дело.
— Это все из-за мамы, — пожала Фанни плечами. — Она вышла замуж за отца только ради денег. И они все презирали ее. В доме это не являлось секретом. Папа был на сорок лет старше мамы и отличался весьма скверным характером. От него доставалось всем, кроме меня. Занимался он главным образом добыванием денег.
Сказав все это, Фанни посмотрела мне в лицо, оценивая, какое впечатление произвели на меня ее слова. Признаться, я не знала, как ко всему этому отнестись. Мое внутреннее состояние, видимо, отразилось на лице. Скорее всего, такая неопределенность не устраивала Фанни, и она решила дать мне в качестве пищи к размышлению дополнительную информацию. Только теперь из Сегодняшних семейных тайн.
— К несчастью, Эдмонд относит всех красивых женщин, чье поведение ему кажется сомнительным, именно к таким женщинам, как моя мама, — доверительно произнесла Фанни. — Ты не заметила, что его нападки больше приходятся на тебя, чем на миссис Мэдкрофт?
— Заметила, — подтвердила я.
— Тогда будь осторожна, — посоветовала Фанни. — Я бы не хотела, чтобы наша дружба прервалась.
Ее улыбка сказала больше, чем слова. Я вздохнула, зная, как легко Фанни разочаровывается в подругах, но не стала огорчать ее своими сомнениями.
— Обещаю ничего не говорить, — заверила я. — Но не могу гарантировать, что никто другой ничего не скажет.
— Кто еще знает, кроме твоих друзей? — засмеялась она.
После того, как Фанни ушла, я долго обдумывала ее слова. Вернувшись к столу, где мы сидели, машинально посмотрела на альбомы. Вдруг мой взгляд остановился на последней странице второго альбома. Вправляя заметку, я подумала, что здесь что-то не так, как должно быть.
Поднесла альбом к глазам и внимательно присмотрелась. Точно. На сгибе, где сходились страницы, собралось много бумажных крошек. Оказалось, что два последние листа были вырваны.
Немного погодя я пошла в комнату миссис Мэдкрофт , и сделала записи в ее журнале. Как я и ожидала, требовался подробный отчет о том, что произошло во время ее сеанса и после него. Миссис Мэдкрофт уже записала все, что считала нужным. Я изложила свои наблюдения, впечатления и выводы. То, что мы слышали с Чайт-рой ночью в коридоре, я опустила. А вообще, весь наш отчет очень напоминал какой-то кошмар, в котором все оказались после успешного сеанса миссис Мэдкрофт.
Что касается битья посуды, которое я услышала в западном крыле здания, то этот факт тоже решили опустить. И я чувствовала себя счастливой оттого, что к этому не нужно больше возвращаться.
После записи отчета миссис Мэдкрофт спросила, не беспокоит ли меня что-нибудь в Эбби Хаус? И согласилась, что ей также неприятна лестничная площадка второго этажа.
— Но я думаю, что не навязываю тебе свои впечатления, — заметила миссис Мэдкрофт.
Я, конечно, заверила ее, что она не имеет к этому никакого отношения. Однако миссис Мэдкрофт не согласилась со мной и продолжала себя винить.
— Ты совсем такая, как твоя мать, — сделала она вывод. — Я бы назвала ее … сопереживающей. Стоило , только сказать мне, например, что я подвернула ступню, как она начинала хромать.
Я засмеялась и подумала, что ее сравнение интересно, но не совсем верно. Мать действительно обычно сопереживала, но при этом ее сочувствие всегда находило конструктивный практический выход. Как правило, она чем-то помогала человеку.
Миссис Мэдкрофт понесло в воспоминания. Она рассказала немало удивительных случаев. Впрочем, насколько удивительных, настолько и маловероятных. Так что я, выслушав, тотчас же все забыла.
Миссис Мэдкрофт пришлось прервать свои воспоминания в связи с появлением одной из кухонных служанок. Оказывается, Урсула решила подать ленч каждому в комнату, давая тем самым возможность лучше подготовиться к вечеру. Не знаю, было ли это решение разумным с ее стороны, или же оно только отражало ее желание избавиться от нас на несколько часов.
В полдень миссис Мэдкрофт решила немного вздремнуть, и я снова могла заняться сама собою. Я стала бродить внизу, надеясь найти библиотеку, чтобы взять роман. Шум и голос привели меня в гостиную. Молодая горничная стирала пыль с камина, коллекции фарфоровых эльфов и гномов и довольно эмоционально разговаривала с собой. Увидев меня, она замолчала. Некоторое время работала сосредоточенно и молча, затем опустила руки и досмотрела в мою сторону из-под украшенной оборками наколки. Ее лицо оказалось полным и круглым, а цвет лица — румяным. Но несмотря на ее несокрушимое здоровье, она выглядела несчастной. Судя по красным глазам и опущенным уголкам полных губ, что-то ее сильно огорчило.
Пока я рассматривала горничную, она вздохнула и спросила:
— Вам помочь, мисс?
Я заколебалась. Лучше бы я спросила ее, хорошо ли она себя чувствует. Но мне не хотелось проявлять любопытство. Ее личные дела не должны касаться меня. Неохотно я сказала, что ищу библиотеку.
— Вниз по холлу, третья дверь направо, — показала рукой горничная.
Поблагодарив ее, я собралась уйти.
— Мисс, — окликнула она меня. — Вы здесь с той хенщиной-спиритисткой?
Я повернулась к ней.
— Если вы имеете в виду медиума миссис Мэдкрофт, то я с ней, — с некоторыми нотками поучения сказала я.
— Я так и подумала, — попыталась она улыбнуться. — Я хотела узнать, не будете ли вы возражать, если… если…. — она не закончила фразы, и крупные слезы потекли по ее румяным щекам.
— Почему бы вам не присесть и не рассказать, что случилось, — предложила я.
Ее глаза расширились от ужаса.
— О, я не могу сидеть здесь, мисс, — оглядываясь по сторонам, испуганно произнесла она. — Мисс Ллевелин с меня живой не слезет. Но я надеялась, что вы могли бы поговорить обо мне с мистером Ллевелином.
— Ничего не понимаю, — пожала плечами.
— Меня зовут Элси, мисс, — улыбнулась она сквозь слезы.
Теперь мое замешательство исчезло. Это имя столько раз звучало за столом…
— Да, да, та самая Элси, — обрадовано кивала она. — Мистер Ллевелин думает, что я сочинила историю про леди на лестничной площадке. А я не делала этого, мисс. Она там была. Одета так фантастически. Я подумала, что она была одной из гостей дома, но теперь я думаю, что это не так. Говорят, что эта дама — призрак этого дома.
— Так о чем вы хотели, чтобы я поговорила с мистером Ллевелином, — перебила я Элси.
Ее голос понизился до шепота, в котором ясно слышался панический страх.
— Он думает, что я взяла деньги у той женщины, — прошептала Элси. — Взяла для того, чтобы распространять ложь. Мистер Ллевелин не поверил мне, когда я сказала, что ничего не брала. Боюсь, что он выставит меня без рекомендательных писем. Тогда я не смогу найти другое место, мисс. Если бы вы сказали ему, что никто из вас не давал мне никаких денег, я была бы вам очень благодарна. Он поверит вам, мисс.
Я нахмурилась. Если я действительно была ее последней надеждой, то она оказалась в крайне сложном положении.
— Хорошо, я скажу ему, что он ошибается, — пообещала я. — Но очень сомневаюсь, что он поверит мне.
— Это не навредит, мисс, не навредит, — счастливо улыбнулась Элси.
Мне же казалось, что может получиться наоборот. Однако взволнованное, полное надежды лицо Элси не позволило мне отказать. Я вздохнула.
— А где можно в это время найти мистера Ллевелина? — спросила я.
— Он с подругой Фанни, мисс, — охотно подсказала горничная. — Я думаю, что он сейчас в оранжерее.
Слуги все знают о господах.
Она сказала, как туда пройти, и я пошла в оранжерею.
Ею оказалась солнечная комната с полом, выложенным мраморной плиткой. Там росли орхидеи, папоротник, гортензия в горшках и какие-то неизвестные мне экзотические растения. Особый колорит придавали оранжерее несколько пальмовых деревьев.
От самой двери я услышала счастливую болтовню Салли, сдержанные, немногословные реплики мистера Ллевелина. По его тону создавалось впечатление, что он раздражен. Интересно знать, как он отнесется к моему вторжению: как к спасению от докучливой собеседницы или же как к еще одному досадному хвосту?
Обогнув куст папоротника, ростом значительно превосходивший меня, я вышла на видное место. Салли тут же прильнула к мистеру Лллевелину, и ее ямочки еще более заметно обозначились на полных щеках, а пустые голубые глаза округлились и затянулись томной поволокой. При моем приближении она повернулась ко мне, ее локоны цвета золотистого меда недовольно взметнулись на шее.
— О, мисс Кевери, — медовым голосом произнесла Салли. — Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
Мистер Ллевелин стоял как раз лицом куда-то в угол. Не поворачиваясь в мою сторону, он однако соблаговолил взглянуть на меня через плечо. Глаза не выражали ничего хорошего для меня. Неблагоприятное начало, отметила я, но не отступать же.
Мне удалось, по-моему, достаточно мило улыбнуться.
— Простите за вторжение, — извинилась я. — Я надеялась переговорить с мистером Ллевелином. Но, возможно, это лучше будет сделать в более удобное время…
— Совсем нет, — с неожиданной поспешностью сказал он, отступая достаточно далеко и освобождая место, чтобы я могла присоединиться к беседе. — Мы с миссис Причард не обсуждаем ничего важного.
— Да… нет, нет, конечно, — замялась Салли. — Вы должны подойти и присоединиться к нам. И, пожалуйста, называйте меня Салли. Все так делают.
Она томно посмотрела на мистера Ллевелина из-под своих красивых ресниц.
— Боюсь, что это вопрос частного характера, — заколебалась я. — Но обещаю, он не займет и минуты. По крайней мере, я так думаю.
Мистер Ллевелин жестоко кивнул, но когда повернулся к Салли, его хмурое выражение изменилось.
— Я уверен, что миссис Причард простит меня, — любезным тоном произнес он. — Мы давно уже бродим по оранжерее и, не сомневаюсь, у нее появилась возможность пойти и отдохнуть.
— О, но это…. — вежливый протест замер у нее на губах. — Полагаю, что да.
С надутыми губками Салли застучала каблучками по мраморным плиткам.
Я подумала, что Фанни смогла бы выразить свою обиду в более колоритной форме. А Салли изобразила всего лишь оскорбленную курицу.
Прежде чем повернуться ко мне. Мистер Ллевелин бросил вслед удаляющейся миссис Причард многозначительно-нелестный взгляд.
— А теперь, мисс Кевери, я надеюсь, мы быстро это решим, — жестко произнес он.
— Так как мое появление освободило его от неприятных обязанностей, я могла бы рассчитывать на большую любезность, чем эта грубость, — подумала я. — Но не учить же хозяина Эбби Хаус хорошим манерам. Конечно, он знал их без моей подсказки, просто со мной он считал необязательным вести себя прилично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55