Вы действительно ничего не знаете об этом?
Внезапно Энни вспомнила робкие намеки и предостережения Мари в последнее время. Конечно же, она тоже знала, но, видимо, искренне считала, что хозяйка хочет держать все в тайне.
Ребенок! Святые небеса! Если бы Энни знала, она никогда бы ни на шаг не двинулась к Парижу, как бы Филипп ни настаивал. Да и сам Филипп, если бы знал, не заставлял бы ее уехать из дома.
– Глупое дитя. Вы должны были остаться.
Карета затормозила у входа во дворец де Вилье. Обрадованная толпа встретила прибытие принцессы ликующими возгласами.
Энни посмотрела на смущенных женщин.
– Наверное, мне следует вернуться в Тюильри.
Принцесса подозвала Роже и спросила, можно ли это сделать, но он отрицательно покачал головой.
– Сожалею, мадемуазель, но мы подчиняемся приказу обеспечить вашу безопасность. Мы не можем выделить эскорт для герцогини. Ей придется остаться с нами до тех пор, пока мы не доберемся до более спокойного места в городе.
Принцесса посмотрела на встревоженную Энни.
– Я советовала вам не ехать с нами. Теперь уже поздно. Все, что случится здесь, будет на вашей совести, а не на моей.
21
Еще не придя в себя от ошеломляющего открытия, Энни оказалась вовлеченной в стремительный вихрь событий.
Площадь перед дворцом была забита толпой возбужденных горожан. Золоченая карета с трудом протискивалась через толпу, и Энни чувствовала запах перегара, смешанного с серной вонью сгоревшего пороха. Их окружали сердитые лица и поднятые кулаки. Из-за кольца сдерживающих осаду мушкетеров грубые голоса выкрикивали обвинения и проклятия. Неудивительно, что отец принцессы так боялся улицы. Энни тоже теперь боялась, что их просто разорвут на части.
До дворца оставалось совсем немного, но двигаться дальше стало невозможно. Растущая опасность лишь подстегивала. Словно почерпнув силы от яростной мощи толпы, она поднялась и величественно, как изваяние, встала на сиденье. Она вынула золоченую шпагу из ножен, подняла ее над головой и заставила толпу утихнуть взглядом, неистовым, как гнев божий.
Слова принцессы, произнесенные неожиданно глубоким и звучным для столь миниатюрной женщины голосом, слабым эхом отразились от окрестных зданий.
– Мои верноподданные…
Рев голосов свидетельствовал о том, что ее узнали.
Энни, отпрянув, вжалась в сиденье, когда напор тел вокруг кареты стал теснее. Им не спастись, если что-то пойдет не так.
Однако каждое движение принцессы, каждое ее слово говорили о полной уверенности. Еще одним взмахом своего золотого оружия она смирила толпу.
– Мужчины и женщины Парижа! Вы знаете, как я люблю этот город и его людей. Я и сейчас благодаря этой любви хожу среди вас без страха.
Толпа ответила возгласами одобрения.
– Благодарю вас, мой народ. Я глубоко тронута вашей любовью и преданностью. – Горящие щеки и золотые кудри склонились с необычайно убедительной скромностью. Вновь подняв голову, она оглядела море лиц, ожидающих продолжения. Словно мать, успокаивающая капризного ребенка, она протянула к ним руки.
– Я сегодня покинула свой безопасный дом, чтобы, заменив больного отца, умолять городской совет остановить кровопролитие.
По толпе прошел шепоток.
Медленно, неторопливо она обвела взглядом скопление людей.
– Сейчас, пока мы разговариваем, за стенами города умирают французы! Если городской совет не начнет действовать, вода в Сене станет красной от крови наших братьев, наших отцов и детей! Могу я рассчитывать на вашу поддержку, чтобы положить конец этим убийствам?
Оглушительный рев толпы поглотил отдаленный звук битвы.
– Мира! Мы с вами! Остановить убийства!
Кучер соскочил с козел, и принцесса взобралась на его место. Она выпрямилась и громко продолжала:
– Благослови вас бог, добрые горожане, за вашу поддержку. Теперь молите бога хранить нас, а я пойду в совет. Ждите, и будьте готовы прийти на помощь, если они не станут слушать голос разума! Вы со мной?
И снова толпа взревела в знак согласия с золотистым видением, словно парящим над ними. Энни восхищал ореол, окружавший принцессу.
Наверное, так же было, когда после смерти Цезаря Антоний говорил со ступеней Форума.
Великая Мадемуазель спустилась с возвышения.
– Роже! Шавиньи! Вперед, за мной! – Она перевела взгляд на свою свиту, и на ее лице возникла презрительная мина в ответ на их страх. Встретив восхищенный взгляд Энни, она добавила: – И вы тоже, Корбей.
Без колебания она соскочила вниз, окунаясь в море воздетых к ней рук так же уверенно, как птица, отдающаяся потоку ветра. Такой жест безоглядного доверия довел неистовую преданность толпы до предела. С криками восторга они передавали ее с рук на руки до самого парадного крыльца дворца де Вилье и там бережно поставили на ноги. Она взошла на узкие ступеньки и повернулась подождать остальных.
Удерживая дрожь в ногах, Энни встала и вышла в открытую дверку кареты, где Роже с Шавиньи тщетно пытались расчистить путь, чтобы пройти. Внезапно словно по команде между ожидающей принцессой и каретой в толпе возник узенький проход. Сердце Энни колотилось, как у пойманного голубя, когда она спустилась на мостовую, но она держала голову высоко поднятой и в сопровождении двух мужчин прошла между стен, образованных восторженной толпой.
С их приходом в ассамблее воцарилась настороженная тишина. Несмотря на открытые окна и высокие потолки, в зале было душно. Энни следовала по пятам за принцессой, а за ними возникал поток злобного бормотания.
Голос Великой Мадемуазель перекрыл шум в зале.
– Уважаемые депутаты, советники, господа, – стало тихо. – Я пришла от имени моего отца, который слишком болен, чтобы выходить из дома. Месье уполномочил меня обратиться к вам самым настойчивым образом. – Взгляд ее холодных голубых глаз переходил с лица на лицо, и те, кто встретил его, отводили глаза. – Мы вынуждены идти на крайние меры. Анархия грозит захлестнуть улицы. Прислушайтесь к шуму горожан, собравшихся внизу. – Она сделала паузу, и зловещий ропот проник в комнату. – Никто в Париже сейчас не находится в безопасности. Мы должны немедленно мобилизовать стражу в каждом квартале города для поддержания порядка.
Старшина слегка поклонился.
– Это уже сделано, ваше высочество. Четыре тысячи солдат находятся в состоянии готовности.
Энни стало легче дышать. Она слушала, как белокурая принцесса красноречиво упрашивает, чтобы две тысячи из этих войск были посланы на выручку Конде к воротам Сен-Клу. Депутаты и уполномоченные тут же согласились, очевидно, стремясь избавиться от принцессы. Когда открылись двери, выпуская гонцов, отправленных, чтобы вызвать подкрепления, ожидающая толпа разразилась одобрительными возгласами.
А Великая Мадемуазель говорила дальше, объясняя, что в защите гвардии нуждается и Пале-Рояль. Совет согласился выделить тотчас же четыреста солдат. И снова сквозь ожидающую толпу отправились гонцы.
Теперь оставалась одна, самая важная просьба.
Великая Мадемуазель сделала паузу и затем заговорила властно, словно оглашая королевский указ:
– Месье принц окружен. Его войска были прижаты к городским стенам и наголову разбиты. У нас нет другого выхода, кроме как открыть ворота и разрешить армии Фронды пройти через город.
Несколько томительных мгновений в зале было тихо. Затем поднялся такой шум, словно все демоны ада вырвались на волю. Вопли депутатов перекрыли крики толпы за окнами.
– Что? Пустить бой на улицы, к самому нашему порогу?
– Вы в своем уме? Тюренн обратит свои ружья против нас!
– Нет! Они разрушат город!
– Никогда! Это безумие!
Ледяная улыбка появилась на губах принцессы.
– Господа, вам не удастся играть со мной в ваши обычные игры! Никакой волынки, никаких отговорок! – Она, повернувшись лицом к членам совета, жестом руки как бы пересчитывала их. – Вы, и вы, и вы все! Если вы отказываете мне, вы не заслуживаете даже того, чтобы называться французами, не то что депутатами! Лучшие люди Франции рискуют всем, чтобы защитить нас от чужеземных интриг Мазарини, и я не стану спокойно смотреть, как им устраивают резню! – Ее бледная кожа побагровела от гнева, блеск бледно-голубых глаз казался еще более угрожающим.
– Даю вам пять минут. Мы будем ждать в карете. – Она злобно оглядела притихшее собрание. – И если вы не принесете мне тот ответ, который я желаю, то я вернусь, но вернусь не одна. Попробуйте отказать мне, и я вернусь вместе с толпой. – Ее голос доносился до самого конца зала. – Народ Парижа любит меня, а я люблю его. Одно мое слово, и они сожгут дотла это здание или утопят вас в Сене! – Она улыбнулась. – Не сомневайтесь, господа, в руках моих верноподданных вам будет гораздо хуже, чем в руках регентши. Подумайте об этом, когда будете выносить решение!
С этими словами она выплыла из зала в сопровождении Энни, Роже и Шавиньи. Толпа приветствовала их восторженными криками.
Роже подмигнул, помогая Энни сесть позади нее в карету.
– Эта история достойна того, чтобы рассказывать ее детям и внукам.
Энни огляделась по сторонам и покачала головой.
– Если мы доживем до этого.
Медленно тянулись секунды. Суровая и бледная, Великая Мадемуазель шепотом спросила:
– Сколько времени, Роже? Пять минут прошло? – Ее глаза не отрывались от толпы.
Роже взглянул на башенные куранты.
– Прошло всего две минуты, ваше высочество. Совет даст согласие. Им некуда деваться.
Она словно в трансе обернулась к нему, ее лицо было пугающе напряженным.
– Я знаю, что говорю. Я брошу толпу на них, если они посмеют отказать. Паж! – Посыльный вскочил на подножку кареты. – Скажи, чтобы поторопились! – Он полетел стрелой.
Принцесса опустила голову и молитвенно сложила руки.
– Боже милостивый, сделай так, чтобы они поторопились. Я почти слышу крики моих умирающих воинов и ощущаю запах льющейся крови.
За минуту до отведенного срока из двери вышел старшина совета. Энни попыталась прочитать ответ на его лице, но увидела только страх. Он остановился, явно не рискуя идти дальше.
Принцесса встала, но и не подумала выйти из кареты. Старшина был вынужден спуститься во враждебную толпу и идти к ним. Глядя с мостовой на экипаж снизу вверх, он стоял перед принцессой как проситель.
Принцесса заговорила первой:
– И каково решение совета, сударь? Согласились ли они открыть ворота города, как я просила?
Старшина заколебался, его глаза беспокойно обегали тысячи лиц, повернутых к нему.
Его неуверенное поведение вызвало волну криков в толпе:
– Утопить его! Бросить в Сену!
Остальные голоса подхватили угрозу, пока она не выросла до злобного рева. Карета задрожала, когда толпа стала напирать сильнее. Испуганный старшина подвинулся ближе к одному из мушкетеров.
У Энни волосы встали дыбом. А что, если толпа убьет его прямо сейчас?
Принцесса подняла обнаженную шпагу.
– Тише, верные мои сограждане! Пусть он говорит. Народ должен услышать ответ. – По ее команде сердитые выкрики смолкли.
Старшина надтреснутым голосом еле выговорил:
– Ворота будут открыты. Войскам монсеньора принца будет обеспечен свободный проход через город.
Энни закрыла лицо руками, бормоча:
– Слава богу. Слава богу.
В поднявшемся реве голосов Великая Мадемуазель прокричала серому от ужаса человечку внизу у кареты:
– Давай поспеши назад, чтобы спрятаться в зале, пока я еще здесь и могу тебя защитить.
Запыхавшийся курьер проложил себе дорогу к карете. И махнул рукой, привлекая внимание Роже. Вполголоса перекинувшись с ним парой слов, Роже нагнулся к уху принцессы и передал ей сообщение.
Она коротко кивнула и встала.
– Мои верноподданные! Освободите дорогу. Надо спешить. Мы едем в Бастилию!
22
Никогда, даже в самых мрачных фантазиях, Энни не могла представить того, что ожидало их во время короткого пути в Бастилию.
Звук орудийной канонады теперь уже не был отдаленным. Случайные ядра то и дело падали вокруг них. Каждые несколько минут железные осколки с визгом проносились над их головами.
Кусочки камней, черепицы, штукатурки дождем падали на них, засыпая дорогу. Густые клубы дыма поднимались из горящих зданий, подожженных огнем орудий. И когда с юга дохнул порыв ветра, едкий запах горелого пороха заглушил все остальные.
Заслышав визгливое завывание прямо над головой, Энни согнулась вдвое, прикрывая голову руками. Докрасна раскаленный осколок ядра ударился в крышу ближайшего дома. Огромный кусок шифера рухнул на дорогу, чуть не попав в их карету.
Энни втихомолку молилась, чтобы не пострадал ее ребенок.
Несмотря на старание стражи, сопровождавшей их, карета все больше замедляла ход и теперь еле ползла. Энни больше не смотрела в небо, следя за каменным крошевом или раскаленными осколками железа. Все ее внимание сосредоточилось на улицах, где толпа испуганных домохозяек и лавочников сменилась беспорядочной вереницей раненых.
С болью в душе она видела, как мимо них проковылял пехотинец, баюкающий здоровой рукой искромсанный обрубок другой, оставляя на булыжниках мостовой ярко-красный кровавый след. Следом за ним двигался офицер гвардии, потупив голову, перевязанную пропитанной кровью рубашкой. Из-под повязки выбился локон иссиня-черных волос, и сердце Энни зашлось в ужасе.
Филипп? У нее вырвался непроизвольный крик. Она вскочила на ноги. Офицер посмотрел на нее и, пошатнувшись, освободил дорогу карете.
Нет, слава богу. Это не Филипп.
Энни опустилась на сиденье. Слезы текли по ее щекам, и она крепко сжала зубами свой кружевной платочек, чтобы не зарыдать в голос. А вокруг несли мертвых и умирающих – на досках, кусках приставных лестниц, на всем, что могло послужить носилками. Ее душа страстно рвалась помочь хоть чем-нибудь, но она знала, что спрыгнуть с кареты совершенно бессмысленно. Она принесет намного больше пользы, находясь рядом с принцессой.
Шаг за шагом карета увозила их все дальше в безумие, все ближе к опасности.
Фескье закрыла лицо руками, ее плечи вздрагивали, но звук рыданий тонул в окружающем шуме. Великая Мадемуазель оставалась бледной и собранной, задумчиво глядя вперед в какие-то неведомые дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46