– Как любезно! Уверена, это жара лишила ее высочество чувства юмора. Я не хотела сказать ничего обидного. Не правда ли, Корбей?
Энни улыбнулась.
– Ваши намерения мне были ясны.
Герцогиня взглянула на нее с подозрением.
– Да, конечно. Я должна считать себя счастливой. По крайней мере, ее высочество относится ко мне не так неприязненно, как к вам. – Она вернулась к своему рукоделию. – Кстати, какое сегодня число? Последние несколько недель были для меня такими докучливыми, что я потеряла счет дням.
Энни вздохнула.
– Двадцать седьмое июня. – Десять долгих, тоскливых дней отделяли ее от Мезон де Корбей.
Шатильон взяла со столика бокал охлажденного вина.
– Надеюсь, этот бунт скоро закончится. Служанка говорит, что погреб почти опустел. Если в нем ничего не останется, я уеду, что бы ни сказала ее высочество. Дама благородного происхождения не в состоянии столько вытерпеть. – Она сделала глоток и продолжила болтовню: – Кстати о выносливости. Вы слышали последние новости из Сен-Жермена? Говорят, наш юный король каждую ночь спит на рваных простынях! Какой скандал, что наш монарх вынужден жить в таких ужасных условиях. Надеюсь, король Испании ничего не узнает. Это просто позор!
Энни занималась своим рукоделием, стараясь не слушать безостановочной болтовни Шатильон.
Спустя несколько часов двери с треском распахнулись, и в них влетела оживленная принцесса.
– Дамы, на сегодня работа закончена! Никто теперь не скажет, что единственный способ для женщины войти в историю – заключить выгодный брак.
Волна паники охватила Энни. Что-то случилось. Но что? Мгновенно в душу закралась тревожная мысль: Филипп . Маркиз исчез, так не ищет ли принцесса другой объект для развлечений? Не провела ли она день с Филиппом?
Великая Мадемуазель задержалась у входа в свою комнату и, не оборачиваясь, громко сказала:
– Вечером я никого не принимаю. Вы все отправляйтесь спать пораньше. Я не желаю, чтобы меня беспокоили.
Дверь за ней захлопнулась, Энни расслышала звук задвигаемого засова. Все знали, что это означает. Наступит темнота, и сквозь запертую дверь будут слышны тихие голоса, один из которых будет мужским.
Уверившись, что все в комнате уснули, Энни осторожно, стараясь, чтобы половицы не скрипнули, соскользнула с кушетки. Она тихонько натянула батистовый халат поверх легкой ночной рубашки и погасила единственную свечу, освещавшую салон.
За дверью принцессы послышался знакомый голос, затем все стихло. Филипп? Голос был похож.
Кровь прилила к ее лицу. Энни говорила себе, что тревожится лишь потому, что он принадлежит ей по праву и законам, как божьим, так и человеческим. Но боль, которую она испытывала, представляя Филиппа, обнимающего другую женщину, шла из самой глубины, из самого потаенного уголка ее сердца. Она не хотела признать, что любит его. Если за дверью находится ее муж, она должна знать об этом.
В спальню принцессы должен быть вход из комнаты служанок. Энни вошла в нее. Так и есть.
Она застыла у двери в покои принцессы и прислушалась. Теперь голоса стали слышны лучше. Затаив дыхание, она повернула дверную ручку, медленно приоткрыла дверь и прижала ухо к узкой щели. Голос мужчины доносился из алькова позади постели принцессы, но слов она разобрать не могла. Ритм и тембр голоса был почти таким же, как у Филиппа. Разглядеть ночного гостя мешал балдахин над кроватью. Решив выяснить наверняка, Филипп это или нет, она юркнула в комнату.
На столике у дальнего конца кровати горели две свечи. Сидя в алькове спиной к Энни, Великая Мадемуазель наклонилась к своему посетителю, чье колено и голенище сапога были видны от двери.
Закрывать дверь или нет? Энни решила, что не стоит рисковать, оставляя ее открытой. Голос принцессы может разбудить ее служанку. Энни осторожно прикрыла дверь и спряталась в тень высокого комода.
Голос Великой Мадемуазель стал громче:
– Не глупите. Измена подобна убийству. При определенных обстоятельствах на нее способен каждый.
Руки Энни сжались в кулаки. Посетитель принцессы встал и вышел на свет. Ее сердце, застучав, чуть не выпрыгнуло из груди. Это был не Филипп, а Конде , руководитель мятежных войск!
Энни почувствовала себя так, словно, намереваясь перешагнуть лужу, неожиданно свалилась в бездонный, темный колодец. Во что она впуталась? Если ей не удастся скрыться незамеченной, это может стоить ей жизни! Они ни за что не поверят ее объяснениям. Она осторожно двинулась к двери, но остановилась, когда Конде грохнул кулаком по столу.
– Нас предают на каждом шагу. Я предупреждал, что на верность герцога Лоррейна нельзя полагаться. Нам надо было послать за ним раньше, не дожидаясь сегодняшнего дня. – Он прошел в дальний угол комнаты. – После нашей встречи я вернулся в Париж и сразу же получил от него сообщение, что его отряд отбросили и он нуждается в подкреплении. Подкреплении! Это он со своими наемниками должен был стать нашим подкреплением. Без него войска Тюренна превосходят нас вдвое!
Принц рухнул в кресло.
– Я с охраной вернулся в лагерь Лоррейна, и знаете, что я там обнаружил? Лоррейн вел себя так, словно мы с ним и не встречались. Тот господин, что шутил, подхалимничал и любезничал с нами еще в полдень, спустя два часа обращался со мной, как с низкородным прощелыгой. Он заявил, что еще несколько дней назад подписал с Мазарини соглашение!
Энни не желала ничего больше слушать. Каждое слово делало ее положение все более опасным. Стук сердца отзывался в ее ушах, она еще плотнее прижалась к двери. Путь к отступлению будет отрезан, стоит принцессе пройтись по комнате.
Но Великая Мадемуазель была слишком погружена в свои проблемы.
– Зачем ему было лгать, клянясь нам обоим в своей преданности сегодня днем, а спустя несколько часов говорить вам про соглашение с Мазарини? В этом нет никакого смысла!
В голосе принца прозвучала горечь:
– Потому что сегодня днем там были вы.
По лицу принцессы скользнуло какое-то странное удовлетворение.
Конде продолжал:
– Очевидно, он не рискнул задевать вас. Но он без всяких угрызений совести оскорбит меня и предаст вашего отца, мужа собственной сестры!
Даже при тусклом свете можно было разглядеть выражение торжества в глазах Великой Мадемуазель, смотревшей мимо раздосадованного кузена.
– Так он боится задевать меня. Предусмотрительный человек. Можете записать очко в его пользу, месье принц.
Конде фыркнул:
– И что вы предлагаете делать сейчас?
Принцесса села и повернулась лицом к нему.
– Вам надо поговорить с моим отцом. Сегодня же ночью. А я должна узнать, кто из моих приближенных нас предал. Меня и раньше предупреждали, что кто-то шпионит для регентства. Мне следовало действовать раньше, но я не люблю применять пыток.
Голос принца стал раздраженным:
– Я говорил вам, это Шатильон.
– Это вы говорили оттого, что она отвернулась от вас и вернулась к де Немерру. Эх, мужчины! Вы скорее поверите в то, что женщина – изменница, чем в то, что она неверная любовница. Нет. Я не думаю, что это Шатильон. – Принцесса медленно добавила: – Скорее это Корбей.
У Энни затряслись поджилки. Несомненно, на самом деле принцесса не считала ее шпионкой…
Конде проворчал:
– Вы просто не слушаете то, что последние полчаса я твержу вам: это никак не может быть Корбей. Что понимает этот простодушный ребенок?
Великая Мадемуазель воскликнула:
– Она не ребенок и отнюдь не простодушна.
Энни словно окатило холодом. Если она не выберется отсюда, за ее жизнь не дашь и гроша. Едва она подалась к двери, как услышала слова Конде:
– Это началось задолго до того, как появилась Корбей. У нашего предателя связи на самом высоком уровне. Мои источники утверждают, что это Шатильон, и у них есть свидетели. Она предала нас регентству за сто тысяч франков.
Помолчав, принцесса сказала:
– Глупо. Я заплатила бы ей вдвое. – Энни услышала нотку разочарования в ее голосе. – Ну ладно, согласна. Итак, это Шатильон.
Энни облегченно вздохнула. Теперь бы скрыться незамеченной! Она подкралась к двери и принялась медленно и осторожно открывать ее.
Сзади Конде продолжал уже мягче:
– Я знаю, вы сумеете провести допрос Шатильон. Используйте любые средства, какие пожелаете, но добейтесь правды от этой потаскушки. Сожалею, что не могу остаться и посмотреть на это собственными глазами. – Энни услышала, что он встает. – Я отправляюсь к вашему отцу. К сожалению, я прибыл сюда прямиком из лагеря Лоррейна, и у меня нет ни одного посыльного. Надо послать в наш лагерь донесение о последних событиях. Но кому мы можем его доверить?
Дверь была уже открыта, но вдруг одна из петель предательски заскрипела. Принцесса и ее гость рванулись к двери.
Попалась! Энни обернулась и храбро посмотрела им в лицо.
Великая Мадемуазель открыла рот от изумления.
– Вы! Вы давно здесь? Что вы слышали?
Наполовину выхватив шпагу из ножен, принц взглянул на Энни со смесью гнева и подозрения, задержал свой взгляд на ее открытом халате.
Энни знала: она не должна подавать вида, что ей страшно.
– Я слышала, вы говорили о герцоге Лоррейне и Шатильон.
Принцесса зашипела:
– Значит, вы шпионка? – Она повернулась к принцу. – Какие еще доказательства вам нужны? Я была права!
Энни запахнула халат.
– Ваше высочество, я пришла сюда не затем, чтобы шпионить. Я здесь скорее потому, что вы меня предали все. – Она взглянула на Конде. – Я думала, ее высочество проводит время с другим мужчиной, которого мы обе с ней знаем.
Принцесса спокойно скрестила руки на груди.
– А почему я должна в это верить?
– Потому что это правда.
Конде опустил руки.
– Мадемуазель, я говорил вам, что существуют доказательства вероломства Шатильон. Но вот поймана еще одна рыбка. Возможно, что Шатильон не единственная предательница. – Он покачал головой, глядя на Энни. – И что, черт возьми, нам с вами делать?
Энни внешне сохраняла ледяное спокойствие, но мысли лихорадочно метались в поисках выхода.
– Как я вижу, у вас есть три возможности: поверить мне, убить меня или же просто отправить обратно в постель.
Принцесса в изумлении вскинула бровь, затем холодная улыбка искривила ее губы.
– А вы, я смотрю, хладнокровны. Клянусь, Корбей, вы мне даже нравитесь. – Она провела сложенным веером по позвоночнику Энни. Принцесса продолжала кружить вокруг Энни, в ее холодных голубых глазах читались гнев и беспокойство. – А почему бы нам вас не убить? Это значительно все упростит.
Энни решила блефовать. Она улыбнулась.
– Едва ли. Если я исчезну, пойдут разные кривотолки. Люди и так удивляются, зачем вы вдруг пригласили в свою свиту, в число самых приближенных дам, жену капитана королевской гвардии.
Конде вскинул голову:
– Это правда?
Великая Мадемуазель уселась за столик.
– Это мое личное дело.
Какой-то еле уловимый признак того, что принцесса сдалась, побудил Энни продолжать. Может быть, Конде не знает о Филиппе, и принцесса не хочет, чтобы он узнал. Это, по крайней мере, слегка уравнивало Энни с ней. И она была абсолютно уверена, что ни принц, ни Великая Мадемуазель не станут вызывать охрану, боясь раскрыть свою тайную встречу.
Она обратилась к женщине, сидящей напротив:
– Это правда. Я действительно следила за вами, мадемуазель, но не шпионила. – Энни опустилась на одно колено и взмолилась: – Я не раз видела, с какой неистовой гордостью вы защищаете то, что считаете своим. Так неужели вы убьете меня только за то, что я делаю то же самое – защищаю то, что принадлежит мне?
Принцесса отвела взгляд, и Энни поняла, что у нее появился шанс.
– Вы сами вызвали меня, мадемуазель. Я не хотела, но вы настояли. И, едва я появилась здесь, именно вы начали боевые действия, а отнюдь не я. Вы, ваше высочество, приказали мне спать прямо за вашей дверью. И, когда я услышала голос принца, я решила, что это кто-то другой. Как я могла лежать и спокойно слушать, думая, что вы с…
– Довольно! – Принцесса сжала руками подлокотники своего кресла. – Ни слова больше. – Она повернулась к Конде. – Пошлите ее в лагерь с сообщением. Если нам повезет, кто-нибудь из людей Мазарини прикончит ее вместо нас.
Принц кончиком пальца почесал шелковистую бородку.
– Вы готовы довериться ей?
– С трудом. Но ведь кто-то должен доставить послание. Это прекрасно может сделать и Корбей. – Великая Мадемуазель вытащила из сундука узел с простой одеждой и швырнула его Энни. – Надевайте.
Облегчение Энни сменилось замешательством.
– Прямо сейчас? – Она недоуменно взглянула на ошеломленного Конде.
Великая Мадемуазель улыбнулась.
– Прямо сейчас.
Энни повернулась спиной, не снимая халата, влезла в крестьянскую рубаху и натянула простую накидку. Затянув шнуровку на талии юбки и тесемки на воротнике рубахи, она убедилась, что этот просторный костюм не свалится с нее.
– Теперь вы вполне похожи на прислугу. – Великая Мадемуазель второпях набросала записку, запечатала ее, сунула в руку Энни и дала ей вышитый носовой платок, источающий резкий аромат любимых духов принцессы.
– Когда доставите сообщение, покажете им этот платок. – Она открыла потайную панель и указала на темный проход, открывшийся за ней: – Принц проводит вас до внешних ворот, даст вам лошадь и объяснит, как добраться до лагеря.
– Лошадь? – пробормотала Энни.
– До нашего лагеря больше пяти миль. Вы не сможете туда быстро добраться пешком, – принцесса улыбнулась. – Ой, я вспомнила. Кто-то говорил мне, что вы не любите лошадей.
Обе они знали, о ком идет речь. Энни выпрямилась.
– Напротив, я нахожу, что лошади куда милее большинства людей, встреченных мною в этом городе. – Она твердым шагом прошла мимо принцессы. – Месье принц, я в вашем распоряжении.
Лишь перед рассветом Энни соскользнула со своего скакуна и, пошатываясь, вошла сквозь потайную калитку в Тюильри, все тело болезненно ныло после стремительной тряской скачки в лагерь повстанцев и обратно.
Тяжкие испытания этой ночи предельно изнурили и изменили ее. Она сама себя не узнавала. Она наблюдала, она делала и узнавала то, что навсегда уводило ее за узкие горизонты вчерашнего детского видения мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46