Аромат ее надушенных волос ударил в ноздри. Она поцеловала его грудь, видневшуюся из расстегнутой рубашки.
– Я не хочу ничего, кроме того, что уже имела, – ее тон стал раздраженным. – Сегодня ночью мне тоскливо, а вы всегда умели меня развлечь.
Филипп заставил себя говорить мягко:
– Ваше высочество, я очень высоко ценю вашу дружбу, но быть далее вашим любовником не могу. Наша связь закончилась несколько недель тому назад. Мы оба знаем это.
Сквозь тонкую ткань рукавов ее ногти впились в него.
– Это не может закончиться, пока я не скажу – довольно. А я говорю: вы должны быть в моей постели. Если, конечно, не хотите, чтобы я послала за вашей женой и не сообщила ей, где вы были сегодня ночью. И в другие ночи.
Филипп знал, что принцессе доставило бы превеликое удовольствие разрушить его брак. А сейчас он понял, что покарать его одного принцессе недостаточно. Раньше или позже она отыграется и на Анне-Марии.
– Рассказывайте моей жене что хотите.
Принцесса стояла неподвижно, прислонив голову к его груди.
– Ваше сердце, Филипп, прыгает, словно скачущая лошадь. Хотелось бы думать, что это из-за меня. – Ее рука скользнула к его паху, голос стал жестким. – Нет? Значит, тогда оно выдает вас. Оно говорит мне, как волнует тебя, что подумает твоя жена-простушка. Ну конечно, она будет не единственной, кому будет интересна наша интрижка. Могу себе представить, как будет счастлив твой командир Жютте, когда узнает, что его самый доверенный офицер семнадцать раз втайне посещал женщину, снабжающую деньгами Фронду.
Теряя остатки самообладания, Филипп схватил ее за волосы и резко дернул, запрокидывая ее голову вверх. Его рот оказался настолько близко к ее лицу, что Филипп почувствовал жар собственного дыхания, отражавшегося от ее кожи. Он прорычал:
– Вы недостойны даже презрения. Я скорее сверну вам шею, чем лягу с вами в постель!
Какой-то дьявольский свет полыхнул в ее глазах.
– Смелее, попробуйте удушить меня. Вы не первый мужчина, который всю свою ненависть ко мне переносит в постель, и не последний. Давайте же, Филипп! Заколите меня вот этим до смерти! – Ее рука стиснула его плоть. – Я готова.
Филипп оттолкнул ее от себя.
– Клянусь всеми святыми, вы не женщина. Вы – демон! – Он направился к двери. – Я ухожу. Попробую поговорить с Жютте. Он, по крайней мере, имеет понятие о чести. Я думаю, вы блефуете. У вас нет доказательств, что я здесь бывал раньше, до сегодняшней ночи.
Она преградила ему путь.
– Нет! – Волосы разметались по лицу, рот исказился в ярости, она рванула воротник своего пеньюара, обнажая грудь. Прежде чем он успел остановить ее, она сделала на своей нежной коже четыре яркие царапины.
Она сошла с ума? Филипп схватил ее запястья, чтобы она не повредила себя еще больше. Она рванулась из его хватки с неожиданной силой. С ликующим блеском в глазах она вцепилась в его губы в жестоком, требовательном поцелуе. Затем крепко прикусила его губу.
Почувствовав вкус крови, Филипп оттолкнул ее как можно дальше.
– Прекратите! Вы что, ненормальная?
Ее рот сложился в жестокую, леденящую улыбку.
– Если вы выйдете за дверь, прежде чем я позволю, я вызову стражу, и вас обвинят в попытке изнасилования.
– Что? – Филипп отпустил ее руки и сделал шаг назад.
– Более чем достаточное основание для обвинения. Эти отметины станут чудесными синяками. – Она распахнула пеньюар, выставив напоказ свою прекрасную наготу и вместе с ней багровые пятна – следы от его ладони. Затем подошла к столику и налила бокал коньяку.
Филипп почувствовал приступ тошноты. Она победила.
– Устраивайтесь поуютнее. Сейчас уже неважно, в постели мы или нет. Для меня главное, чтобы вы были здесь столько, сколько я захочу.
Филипп вцепился в плиту камина с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Какой она оставила ему выбор? Он хриплым, срывающимся голосом выдавил:
– Вы сказали, что отпустите меня. Когда?
– Когда мне будет угодно. – Она залпом допила остаток коньяка и издевательски, с садизмом, похлопала его по щеке. – Не беспокойтесь. Вы вернетесь к своей новобрачной еще до рассвета. – Лицо ее сияло, как у проказливой девчонки. – Оказывается, наблюдать, как ближайшие часы вы будете здесь дергаться, значительно увлекательнее, чем спать с вами. – Она зло прищурилась. – А какое удовольствие я получу, когда вас разжалуют. Благодарите за это вашу маленькую женушку!
За час до рассвета Энни все еще вышагивала перед камином, сердито шепча:
– Где вы были? И не пытайтесь лгать! Я проснулась и вышла на лестничную площадку как раз вовремя, чтобы увидеть, как вы уходите вместе с курьером принцессы. – Она скрестила руки на груди и выпрямилась во весь рост.
Нет. Так разговаривать нельзя. Филипп слишком горд, чтобы загнать его в угол. Обвинение лишь разозлит его. Втайне она надеялась, что он сумеет оправдать свой уход.
Переполненная отчаянием и яростью, она, как ей казалось, целую вечность репетировала момент, когда Филипп вернется.
Если он вернется.
Энни поежилась в теплом халате. А что, если он останется там и они вдвоем будут открыто хвастаться перед всем светом своей амурной связью?
Она вскочила на ноги, ее губы гневно сжались. Если он бросил ее из-за своей любовницы, она уйдет от него. Насколько она слышала, разводы запрещены. Но она вымолит разрешение и потом вернется в монастырь.
Она вновь подошла к огню. Может быть, все не так безнадежно плохо, как ей кажется.
Зашипевшее в камине полено словно вторило звучавшему внутри циничному шепоту. Какое может быть объяснение, кроме самого очевидного? Все это время весь двор, наверное, знал об их связи. Все, кроме Энни.
Она подложила в камин еще пару поленьев и вернулась на диван. Прошел еще час, усталость истощила ее гнев. Энни громко зевнула. Какой смысл ждать в холоде и неудобстве? Точно так же можно это делать и в постели.
Подойдя к кровати, Энни откинула стеганое одеяло и увидела алое пятно – яркий след ее утраченной невинности. Она швырнула поверх него смятые простыни и улеглась на другую сторону. Только теперь, прижав колени к груди, она дала волю слезам.
Входя в спальню и затворяя за собой дверь, Филипп готовился к самому худшему, пока не увидел на разворошенной постели силуэт спящей Анны-Марии. Он предполагал найти свою молодую жену в нетерпеливом ожидании, готовую обрушить на него ворох вопросов, на которые нет ответа.
Он тихо снял с себя пропотевшую одежду, на цыпочках подошел к постели и бросил костюм в угол. Завтра он прикажет Жаку все сжечь. Почти не дыша, чтобы не разбудить жену, Филипп юркнул под покрывала. Анна-Мария лежала неподвижно, ее дыхание было глубоким и ровным. Благодаря судьбу, что его отсутствие осталось незамеченным, он несколько успокоился.
Теперь первым делом спать. Скоро они с Анной-Марией и слугами отправятся на побережье. Только когда они окажутся на борту судна, он будет решать, что делать дальше. У него будет достаточно времени, чтобы обдумать план действий, и он будет достаточно далеко от принцессы. Возможно, ее слова только угроза.
Ему надо вести себя так, словно ничего не произошло.
Энни съежилась в тишине возле Филиппа, не открывая глаз и стараясь почти не дышать. Итак, он вернулся.
Что, если он признается и подтвердит ее подозрения? Как она сможет жить с ним? Или, наоборот, он откажется отвечать и станет упрекать ее за то, что она задает вопросы?
Никогда в своей жизни Энни не чувствовала себя такой несчастной. Она хотела пошевельнуться, но все тело было будто налито свинцом. Она попробовала заговорить, но голос не слушался. Раз он предал ее, значит, все, что она испытала, все, что он говорил ей ночью, было ложью.
Наверное, матушка Бернар права. Грехи плоти обольстительны, и Энни, так легко уступив их соблазну, обеспечила себе дорогу в ад. Изнывая от страха и замешательства при мысли о его обнаженном теле рядом, Энни старалась не обращать внимания на теплую тяжесть его руки на своем бедре. А вдруг он притянет ее к себе, желая ее близости? Дыхание замерло в груди. Если он так сделает, она умрет от стыда.
Она лежала, не шевелясь, как мертвая, пока не услышала легкое похрапывание. Он уснул! Она вознесла благодарственные молитвы святой Анне и Деве Марии. Медленно-медленно она повернула голову и увидела, что он лежит на спине, слегка приокрыв рот, с каждым вздохом распространяя крепкий спиртной аромат. Даже сейчас, с выступившей на лице синеватой щетиной, муж казался ей прекрасным ангелом.
Внезапно она заметила, что его нижняя губа вспухла. Она присмотрелась. На губе обозначились три маленькие, ровные красные полукруглые метки. Следы зубов, и не ее!
Энни вздрогнула. По Священному писанию, сатана был ангелом, невероятно красивым и обаятельным. Возможно, Филипп тоже ангел – падший ангел, чья красота скрывала душу изменника.
Аромат горячего шоколада проник вместе с голосом Филиппа в сознание Энни, пробуждая ее от глубокого сна.
– Пора вставать, Анна-Мария. Наш корабль прибудет через четыре дня. Отсюда до Гавра еще сотня миль.
Их корабль. Энни открыла глаза: свежепобритый, аккуратный Филипп стоял у постели, держа поднос с завтраком.
Он поставил поднос между ними и присел на краешек постели.
– Доброе утро, мадам Корбей. Вы так долго спали, что я начал думать: не слишком ли много сил отняла у вас прошедшая ночь.
Да, ночь стоила ей многого, но вовсе не из-за того, что он имел в виду. Энни поплотнее запахнула сбившийся во сне халат и села.
– Ночью было холодно? – Он потянулся и поправил завиток у ее плеча. – Надо было сказать, я бы подбросил дров в огонь.
Энни отпрянула от него и молча, с осуждением смотрела на его вспухшую губу.
Озадаченное выражение лица Филиппа сменилось сначала подозрением, а затем и пониманием. Он поднял руку, прикрывая ранку и тем самым подтверждая вину.
– Что такое? Что вы на меня так смотрите?
– Мне кажется, вы знаете ответ на этот вопрос.
– Если бы знал, не спрашивал бы. Я не из тех, кого забавляют подобные игры.
– А в какие игры вы играли прошлой ночью, оставив меня в одиночестве? Наверное, в более грубые. Я вижу их следы.
Неужели он предполагал, что она будет вести себя так, словно ничего не случилось? Ее руки комкали вышитые простыни.
– После того, как мы… потом, я проснулась от звука голосов и увидела, что осталась одна. Когда я вышла искать вас, вы уходили вместе с посыльным принцессы. Я ждала вашего возвращения несколько часов.
– Проклятье! – Все-таки его поймали! Филипп встал и подошел к окну.
Ему потребовалась вся выдержка, чтобы оставаться невозмутимым.
Он понимал, что неприятное объяснение неизбежно, однако почему-то жестоко обиделся. И особенно он злился из-за того, что ее возмущение переворачивало ему душу. Почему он должен тревожиться? Он не изменил ей.
Он тяжело вздохнул, подошел к постели и сел возле Анны-Марии.
– Я – солдат, а сейчас сложное время. Ночью я уходил по государственному делу. Я знаю, это нелегко понять, но, став женой солдата, вам придется иногда верить мне, не задавая вопросов. Сейчас как раз такой случай. – Он взял ее за руку. – Только серьезнейшие дела могли отозвать меня прошлой ночью. Поверьте мне. – Он пристально посмотрел ей в глаза.
Энни так хотелось поверить ему, однако…
– Вы покинули брачное ложе по призыву другой женщины, одной из тех, с кем у вас, очевидно, были особые отношения. Вас не было всю ночь, вы вернулись со следами зубов на губе и теперь просите поверить, что были заняты государственными делами? – Вскочив на ноги, она дернула покрывало и перевернула поднос с завтраком. – Поставьте себя на мое место. Как я могу поверить в эту историю? Я, может быть, и наивна, но не так глупа.
Филипп встал и спросил:
– Вы что-то слышали обо мне?
Она туго затянула пояс халата.
– Никто мне ничего не рассказывал. Мне и не надо ничего слышать. Достаточно вспомнить взгляды, которые бросает на вас принцесса, и то, как вас бросает в пот, стоит упомянуть ее имя. – Она с горечью прошептала: – Вам было хорошо в ее объятиях после моих? Даже после того, как она попыталась унизить меня с тем ужасным платьем, я все же думала – есть надежда, что после нашей свадьбы все происходившее между вами останется в прошлом. – Злые слезы текли по ее щекам.
Филипп шагнул вперед и стиснул ее руки.
– Анна-Мария, недопустимо, чтобы всякий раз, когда меня призывают мои обязанности, вы думали, что я иду к другой женщине. – Его слова звучали скорее как приказ, а не как просьба.
Он крепко держал ее.
Филипп взглянул в совершенно несчастные огромные глаза жены и, почувствовав острый приступ угрызений совести, вновь спросил себя, как ей удается заставить его почувствовать себя виноватым, если он абсолютно невиновен.
Он про себя выругался. Почему женщины так любят все усложнять? Ладно, хватит! Он по горло сыт женскими капризами. Его гордость еще не оправилась от унижения, нанесенного Великой Мадемуазель, и он, не сдержавшись, вспылил:
– Не вижу смысла дальше обсуждать этот вопрос. Как муж, я советую мне поверить и принять мои объяснения.
Филипп примиряюще улыбнулся.
– А теперь вставайте, Анна-Мария. Что я могу сделать, чтобы прогнать с вашего лица это печальное, обиженное выражение? Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы вернуть себе вашу благосклонность.
– Отвезите меня домой. – Высказав эту неожиданную просьбу, она сразу успокоилась. Да, она не сможет соревноваться с принцессой здесь, в Париже, но быть хозяйкой в своем доме в деревне – это как раз для нее. Она будет жить, как хочет, без света.
Он нахмурился:
– В мой дом в Париже? Но Жак и Сюзанна уже все закрыли и упаковали для поездки. И, мне казалось, вам так хотелось увидеть океан…
– Нет, не в городской дом. Я хочу домой, в Мезон де Корбей.
Филипп не мог скрыть изумления:
– Я не ослышался?
Энни не знала, отчего ее так умиротворяла мысль отправиться в дом, который она даже никогда не видела. Но ее слова прозвучали как молитва:
– Увезите меня домой в Мезон де Корбей. Пожалуйста!
14
Филипп, пока открытая карета неторопливо двигалась к городским воротам, невидящими глазами смотрел на проплывающие мимо дома и лавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46