Он поддал ногой металлическую кружку, и она со звоном полетела по каменным ступеням.
— Что здесь происходит, черт побери? — рявкнул он. И тут он увидел человека, развалившегося в его кресле во главе большого квадратного стола.
— Вот и вы, милорд. — Хедрик Хайд зажмурился: свет резал ему глаза, воспаленные от длительной попойки.
— Какого дьявола ты здесь делаешь?
Граф подал знак своему капитану убрать Хедрика, и два солдата немедленно стащили негодяя с кресла лорда.
— Так-то вы обращаетесь с человеком, который привез вам голову вашего злейшего врага? — Хедрик пригладил свою тунику и поправил на шее серебряную цепь.
— О чем ты болтаешь? — раздраженно буркнул граф. Он взял серебряный кубок, которым пользовался Хедрик, и ему в ноздри ударил запах вина. — Как ты посмел войти без меня в мой зал, усесться в моем кресле и пить мое вино?
— Которое привез вам я, милорд граф.
— Все равно это мое ви… — Клэкстон умолк на полуслове, осознав, что Хедрик ведет себя чересчур уж самоуверенно, даже вызывающе. — Ты привез все вино Уитмора?
— Большую его часть, милорд. Остальное пока осталось там… но так хорошо спрятано, что можете считать, оно уже в ваших погребах… благодаря лорду Перилу.
Граф уставился на своего обнаглевшего слугу.
— Что ты имел в виду, говоря про голову Уитмора?
— А что бы вы дали за то, чтобы иметь Перила Уитмора в своих руках, в своей темнице и прямо сейчас?
Бледное лицо Клэкстона залилось краской.
— Боже правый! Он здесь? — Граф смотрел на Хедрика с таким выражением, будто впервые его видел.
— Да, милорд. В вашей темнице. — Хедрик величественным жестом указал на солдат, с трудом продиравших глаза. — И мы скромно отпраздновали это событие.
— Как вам удалось? Как все произошло? — допытывался Клэкстон, быстро шагая вместе с предателем к лестнице.
— Когда мы подъехали, Уитмор со своими людьми уже нашел повозки и собирался их захватить. Тут появились ваши всадники, и началась драка. Уитмор был ранен в голову. Я не хотел уезжать без вина, поэтому схватил Уитмора и приказал его людям отступить. Эти идиоты стояли беспомощные как дети, а я уехал с вином и с их лордом.
Перепрыгивая через две ступеньки, Клэкстон подлетел к тяжелой дубовой двери, начал бить в нее кулаками и звать тюремщика. Наконец к ним подошел старый воин, держа в руке фонарь, и внимательно оглядел графа.
— Это я, недоумок! — взревел Клэкстон. — Открой эту проклятую дверь!
Не обращая внимания на стоны и мольбы заключенных, он спускался за тюремщиком по узким лестницам, проходил по длинным темным коридорам, пока наконец они не подошли к нужной двери. Когда тюремщик поднес фонарь к окошку в верхней части двери, забранному тяжелой решеткой, Клэкстон увидел своего врага, сидевшего на полу сырой темницы и прикрывающего глаза от света.
— Ну и ну, Уитмор… Приветствую тебя в аду, как любовно именуют это место заключенные.
— С адом ты несколько поторопился, — спокойно ответил Перил. — Ты хоть и глуп, но не до такой же степени.
— Глуп? Дорогой мой, это ведь не я сижу в недрах замка своего врага. Кстати, расскажи, как ты позволил захватить себя живым? Я думал, ты скорее предпочтешь упасть грудью на свой меч, чем выносить унижения… Не говоря уже о пытках, которые я приготовлю специально для тебя.
— Что бы ты со мной ни делал, Клэкстон, долго это не продлится. — Перил встал на колени, затем на ноги, хотя ему пришлось нагнуть голову в этой затхлой сырой дыре. — Мои люди сейчас готовят наступление. А если умрет Бромли, король вообще прихлопнет тебя как муху.
— Без своего бесстрашного полководца твои люди станут отличной мишенью для моих лучников. И это лучшая практика, чем столб с мишенью для моих… — Клэкстон вдруг умолк. — Когда ты умрешь, король получит весточку от своего преданного казначея, где будет сказано, что это произошло в схватке на нашей общей границе. Как видишь, лорд Бромли…
— Умирает в этой дыре… возле меня, пока ты злорадствуешь, — закончил Перил. — Он поехал со мной, чтобы поймать моего продажного управляющего и твоих прихвостней, которые хотели перевезти к тебе украденное у меня вино.
— Не говори вздор! Бромли здесь уже два дня, он мой гость.
Однако уверенность в голосе Перила заставила его выхватить у тюремщика фонарь и поднести к решетке. Действительно, на каменном полу рядом с Уитмором лежал человек. Седые волосы, дородная фигура… кровь на тунике и на полу…
— Не может быть, — в ужасе прошептал Клэкстон.
— Но это так, — отчеканил Перил. — Как только король узнает, что ты ранил его доверенного советника, а потом держал его в плену, пока он не умер, через две недели ты будешь покойником.
— На твоем месте я бы принял к сведению его слова, — донесся с холодной каменной постели слабый, но властный голос.
— Милорд! Я не знал… как я мог знать… — Клэкстон растерянно смотрел на распростертое тело, пытаясь понять, что ему теперь делать. — Будьте уверены, я не причиню вам никакого вреда… Я сейчас пошлю за лекарем, и он займется вашими ранами. Все это было ужасной ошибкой, милорд! — Он повернулся к Хедрику, и тот испуганно попятился. — Идиот! — От его удара Хедрик стукнулся головой о выступ стены. — Ты похитил самого лорда-казначея Англии и бросил его в мою темницу!
— Я не знал, кто он такой. — Хедрик пытался защититься от сыпавшихся на него ударов. — Ваши солдаты… это они схватили его, когда я приказал им взять Уитмора. Пожалуйста, милорд… после всего, что я для вас сделал…
— Ты погубил меня! — В слепой ярости Клэкстон выхватил у своего капитана меч и всадил его в грудь Хедрика.
Управляющий, захрипев, медленно сполз по стене. Пролитая кровь дала выход бешенству Клэкстона, прояснила ему мозги.
— Я переведу вас наверх, милорд… устрою со всеми удобствами, позабочусь о ваших ранах. — Он с беспокойством смотрел на неподвижную фигуру Бромли. — Вы не должны страдать из-за высокомерия и опрометчивости Уитмора.
В его предложении было невысказанное условие, которое Бромли хорошо понял.
— Я всю жизнь храню память о дружбе с твоим отцом, — сказал он, слегка приподняв голову и щурясь от света. — И меня глубоко печалит, что сын моего друга поставил себе целью отнять земли у соседа, используя для этого таких же предателей и трусов, как ты сам. Впрочем, ты и в детстве был бледным как червяк, плаксивым и вызывающим отвращение.
— Не говорите того, о чем потом очень пожалеете, милорд казначей, — с угрозой произнес Клэкстон.
— А теперь насчет твоих писем, касающихся Уитмора… Неужели ты и вправду надеялся, что я приму на веру твои злобные обвинения, лично не ознакомившись с положением? Мне неприятно тебя разочаровывать, мой мальчик, но судьи не настолько продажны и глупы, как ты думал. — Лорд-казначей откинул голову и закрыл глаза, давая понять, что разговор закончен. — Если мне суждено умереть, Ренфроу, я бы предпочел умереть здесь… Я не сомневаюсь, что в твоем подземелье отменные палачи.
— Вы просто старый дурак! Хорошо, вы умрете здесь, я об этом позабочусь. И ты, Уитмор, тоже… А когда ты умрешь, я сровняю с землей уродство, которое ты называешь замком… И прикажу своему гарнизону развлечь твою вдову, чтобы ей некогда было скорбеть по тебе.
Граф прыгнул к двери, и в глазах его была такая жажда крови и ненависть, что Клэкстон отпрянул, хотя между ними была решетка с толстыми прутьями.
— Убирайся к дьяволу, Клэкстон! — прорычал Перил.
— Только после тебя, Уитмор, — прозвучал злобный ответ.
Свет фонаря исчез, опять наступила кромешная тьма. Перил ощупью нашел Бромли и положил руку ему на голову.
— Простите, милорд. Это была не ваша битва.
— У меня есть много причин для сожалений, Уитмор. Но мой приезд сюда к ним не относится. Я должен был познакомиться с вами и лично удостовериться в действительном состоянии вашего поместья, а также разобраться в обстановке. — Бромли замолчал, потом с едва заметным напряжением в голосе спросил: — Что, плохи мои дела?
— Я по возможности остановил кровотечение. У вас две раны… одна на плече, другая на спине. Но вы очнулись и по крайней мере не лежите в луже крови.
— А вы? Тоже ранены?
— Получил удар по голове. И у меня дьявольски неприятное ощущение… все двоится. Я вижу две двери… два фонаря… и даже, черт возьми, двух Клэкстонов.
— Тоже одна из пыток, — мрачно усмехнулся Бромли и потерял сознание, оставив Перила наедине с тяжелыми мыслями и болью в голове.
Как он позволил захватить себя… так недооценить ситуацию? Но ему даже в голову не приходило, что на них могут напасть солдаты Клэкстона. Он был уверен, что им предстоит лишь схватка с ворами и элемент неожиданности даст им преимущество… До того ужасного момента… пока не появились всадники с мечами, он по-настоящему не сознавал, чем может обернуться для него эта война.
Раньше он сражался только на чужой земле, кругом были чужие стены и замки, чужие арендаторы и чужой домашний скот. Раньше всегда горели чужие дома и постройки. Чужая земля впитывала кровь. Но теперь это Уитмор. Его дом. Его земля. Его люди, которые боятся, страдают и погибают в споре за имущественные права, ради удовлетворения пустой зависти или суетного тщеславия. И споры эти, кажется, будут длиться вечно.
Впервые со всей глубиной чувств, которые так долго отрицал, он наконец осознал, что Уитмор — его дом. Его место на земле.
Не потому ли он так долго не мог понять, что ввязался в битву с хорошо вооруженными и опытными противниками? Не потому ли не видел грозящей ему опасности?
Прислушиваясь к тяжелому дыханию Бромли, он вспоминал каждое свое решение, каждое противостояние воли и интересов, которые привели его к этой опасной черте. Если бы он раньше не отвергал советы Элоизы, если бы внимательнее пригляделся к Хедрику, если бы действовал более решительно, когда убедился, что все несчастья Уитмора вызваны не потусторонними, а вполне земными силами…
Теперь у него есть время над этим подумать.
Но сейчас ему хотелось думать только об Элоизе. Как неземным огнем горели ее волосы в ту первую ночь у костра. Как они падали ему на руку в ночь их близости… Как она смотрела на него из-под ресниц… как облизывала губы, когда о чем-то задумывалась… Он вспомнил запах ее кожи, согретой солнцем, вкус ее поцелуев, когда она стонала в его объятиях на их постели. Он хотел ее, даже считая монахиней. Вспомнил он и те краткие, слишком краткие мгновения, когда она принадлежала ему.
Что она говорила о путях? Для каждого человека Господь предопределил его собственный путь, и каждый должен следовать по нему до конца. Если это правда, то где его путь?
Бесконечные дороги войны привели его в подземелье, где его ждет бесславная смерть от руки человека, которого он презирал. Неужели Господь столь мстителен и беспощаден? Или Бог руками Клэкстона решил наказать его за все прегрешения?
А Элоиза? Какая роль в его жизни предназначена ей? Чем он может ответить на ее страсть, любящее сердце и ее заботу о нем?
В тюрьме врага, в полной темноте и отчаянии Перил вспоминал ее лицо, ее улыбку, ее желание вырваться за стены, которыми он пытался ее огородить. Элоиза была его светом, теплом и надеждой. Она была, с тоской понял он, поцелуем истинной благодати. Самым добрым и прекрасным, что было в его жизни… Непрошеным. Незаслуженным. Дарованным, чтобы указать ему новый путь, разбить ледяную оболочку, сковавшую его сердце.
Приложив руку к груди, он почувствовал медленное, ровное биение. Элоиза наполняла каждый его вдох желанием жить… видеть ее… говорить ей слова, которые, он знал, она так хотела услышать.
Он любил ее. Всем сердцем. Вот откуда эта сладкая боль в груди… Боль и желание. Это любовь. К ней. А она может так никогда и не узнать об этом.
Он лежал на грязном вонючем полу в темной дыре, песок его жизни вытекал из песочных часов… а по щекам струились слезы. Сердце вдруг захлестнула такая нестерпимая боль, что у него перехватило дыхание, и он равнодушно подумал о том, что оно вот-вот разорвется.
И тогда он закрыл лицо руками и впервые в жизни обратился за помощью к Всевышнему:
— Господи, прошу тебя, не дай мне умереть, не увидев ее!
Глава 19
Элоиза с Хильдегард шли по проезжей дороге вдоль реки, текущей под стенами замка, и пока им опасность не угрожала, оттого что они почти ничем не отличались от одетых в лохмотья людей Клэкстона, особенно от пожилых женщин. Не привлекали внимания и кожаные мешки у них за плечами — ведь женщины постоянно носят с собой разную поклажу. К тому же дозорные на стенах замка не отрывали глаз от горизонта: не появится ли облако пыли, не раздастся ли стук копыт, не блеснет ли на солнце металл, что укажет им на приближение вооруженного отряда.
Тем не менее Элоиза с Хильдегард все же опускали головы, когда встречали работников, идущих с полей. Обогнув замок, они сошли с дороги и направились через пастбище к леску. Там Хильдегард остановилась в тени деревьев и внимательно оглядела замок.
— Ты помнишь, где он? — спросила Элоиза, изучая стены, которые казались угрожающими и неприступными. — Вдруг его давно завалили?
— Не похоже, чтобы здесь что-то трогали, — задумчиво произнесла Хильдегард. Теперь она тоже смотрела на стены и вспоминала, какими они были двадцать лет назад. — Каждый замок должен иметь потайной вход… и соответственно выход.
Элоиза уже хотела сказать, что не видит здесь ничего похожего, когда Хильдегард опустилась на колени и провела рукой по траве.
— Вот он, — улыбнулась она. — Зарос травой и корнями, так что вряд ли им пользовались. Я думаю, нынешний граф даже не подозревает о нем.
Элоиза вытащила из своего мешка большие ножи, и они срезали траву, корни и расчистили вход. С колотящимся сердцем она взглянула на замок, прикидывая длину потайного хода, который им придется пройти. Слишком длинный.
Через несколько минуту она уже скользнула в темный, сырой, пахнущий землей тоннель, оказавшийся недостаточно высоким, чтобы она могла стоять во весь рост. Приняв у Хильдегард мешки, она помогла ей протиснуться в отверстие.
Свет двух маленьких ламп, которые они захватили с собой, был довольно тусклым, но все же позволял видеть проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39