А что лучше всего может выявить полную несостоятельность Уитмора и его нищету? Естественно, визит королевского казначея.
Подняв бесцветные глаза, Клэкстон увидел скачущего к нему капитана.
— Вино, милорд! — Тот осадил перед ним свою лошадь и широко ухмыльнулся. — Много вина!
Элоиза провела день с сестрами, придумывая способ обеспечить себя одеждой, которая не выглядела бы привезенной из монастыря. В платяных шкафах экономки она обнаружила несколько рулонов не испорченной молью, удивительно мягкой шерстяной ткани и поднялась в свою бывшую комнату. Пока сестры болтали за работой, она считала оставшиеся до утра часы, когда они отправятся на Пасху в Кентерберийский собор, а затем вернутся в монастырь.
— Как бы я хотела, чтобы вы остались, — вздохнула Элоиза, держа за руку сестру Арчибальд и заранее страдая от разлуки. — Но ведь вы можете пока оставить со мной Клемми? Уверена, аббатиса не будет возражать.
Старая монахиня грустно покачала головой и взглянула на Мэри-Клематис, которая, вскинув подбородок, пыталась держаться храбро.
— О, Элли, я сейчас для тебя буду обузой. Мне… мне нужно ехать домой. — Вся ее храбрость растаяла, и она сквозь пелену слез смотрела на свои крепко стиснутые руки. — Взгляни на меня… я сплошное несчастье.
Одежда подруги, когда-то черная и красивая, поблекла от многократных попыток ее отчистить. Апостольник по краям обтрепался, покрывало село, ибо все время то мокло, то сохло. Лицо бледное, если не считать красных пятен и веснушек, проступивших на солнце. Руки покраснели и растрескались от постоянной уборки в часовне, сломанный палец на ноге все еще перевязан. Но что было еще хуже, одежда теперь висела на ней мешком. Элоиза только сейчас заметила, как похудела ее подруга.
— Ты замужем, Элоиза, — с сочувственной улыбкой напомнила сестра Арчибальд. — Тебе нужны горничная и компаньонка, а не сестра-надзирательница. — Старая монахиня погладила ее по щеке. — Мэри-Клематис не подходит светская жизнь. Ее место в монастыре, где все мирно, спокойно, все происходит по часам, и один день всегда похож на другой. А ты создана для светской жизни, девочка. Ты здесь расцвела. Тебя не испугали серьезные проблемы, которые преподнесли тебе этот человек и разоренное поместье. С каждым днем ты становишься все красивее.
Элоиза молча заплакала, и к ней сразу присоединились остальные сестры. Они обнимали, похлопывали ее по спине, говорили нежные слова прощания. В их добрых пожеланиях было столько любви и восхищения, что Элоиза сдержалась и не стала говорить им о своем заветном желании.
Ей отчаянно хотелось поехать с ними в Кентербери, а затем вернуться в безопасность и привычную атмосферу монастыря. Увы, это невозможно. Если бы она даже каким-то образом сумела освободиться от своих брачных клятв и убедила аббатису принять ее обратно — как она сможет освободить себя от страсти к Перилу Уитмору? Как она разорвет эту связь между ними, если их соединил сам Господь?
Что сделано, то сделано, думала Элоиза, пока сестры утешали ее. Она не должна жаловаться, иначе только расстроит Мэри-Клематис и остальных перед скорым отъездом. Утерев слезы, она скрыла душевную боль под показной активностью.
Остаток дня монахини помогали ей шить одежду, встречались с поварами, чтобы обсудить празднование грядущей Пасхи, и осмотрели замок, который теперь будет новым домом Элоизы.
Ближе к вечеру она повела сестер в ткацкую, чтобы они увидели, как работает на французском станке их главная ткачиха Эдит. Там же они познакомились с ее дочерью Роуз, хотя и достигшей брачного возраста, однако не желавшей выходить замуж, поскольку в поместье не было достойного жениха.
— На ткацком станке она тоже не хочет работать, — проворчала Эдит. — А девочка она толковая, ловко управляется с иглой, знает, как поддерживать порядок.
Сестра Арчибальд окинула критическим взглядом растрепанные волосы Элоизы.
— Может, твоя дочь знает и то, как приводить в порядок женские волосы?
Отец Бассет и сестры по настоянию Элоизы уже пообедали, а она решила дождаться Перила, чтобы сесть за стол вместе с ним. Гарнизон Уитмора вернулся с воинских учений поздно вечером, и когда запыленный и потный граф вошел в зал, она тут же велела нести еду.
— Добрый вечер, милорд, — приветствовала она мужа, протягивая руку за мечом, но он бросил его на стол.
— Нет, вечер совсем не добрый. Как раз под стать неприятному и тяжелому дню. — Тренировка в поле явно не улучшила его настроения. — Мой кубок, женщина! — раздраженно потребовал он.
Женщина? Она рассвирепела, почувствовав на себе любопытные взгляды мужчин.
— Похоже, день и впрямь был слишком утомительным, если даже мое имя вылетело у вас из головы. Элоиза, милорд. Я ваша жена, — напомнила она и, протянув ему полный кубок, посмотрела с помоста в зал, где сидели его верные воины. — Вы поздно вернулись домой, и мы…
— Мне не требуется ваше напоминание о времени, — бросил он. — Мы тут не держим колоколов и прекрасно без них обходимся.
Элоиза замолчала, подавляя гнев, а потом договорила:
— Мы хотели сохранить вашу еду горячей.
Граф покраснел и тяжело опустился на стул. Пока служанки разносили блюда с хлебом и ломтями мягкого сыра, а она накладывала мужу из большого железного котла его порцию ароматного тушеного мяса, Перил погрузился в невеселые мысли. Когда Элоиза отослала кухонных мальчиков обслуживать ждущих своей очереди людей и села рядом с мужем, к ней подбежала Мэри-Клематис.
— Отец Бассет считает, что это прекрасная идея, Эл… — Поймав сердитый взгляд графа, она быстро поправилась: — Леди Элоиза.
— Что за идея? — подозрительно спросил он.
— Поскольку в Уитморе нет церкви, — ответила Элоиза, — мне пришло в голову собрать людей из замка и деревни на мессу в нашей часовне. Я спросила отца Бассета, не согласится ли он отслужить дополнительно одну — две мессы.
— Дополнительные мессы? — протянул граф. — Не вижу необходимости.
Он взмахнул рукой, отпуская Мэри-Клематис, но Элоиза остановила подругу.
— Кроме того, — продолжила она, — после богослужения я хочу устроить небольшой праздник в честь окончания поста… Пироги, холодное копченое мясо, горячие сдобные булочки, сладкие вафли, эль. И яйца для детей.
— Слишком много хлопот и напрасная трата денег. Я уже сказал, что не вижу в этом необходимости.
Элоиза повернулась спиной к монахиням, стоявшим в отдалении, и понизила голос до шепота:
— Милорд, есть много вещей, которые не являются столь уж необходимыми для жизни, но делают ее более яркой и насыщенной. Вы сами говорили, что вашим людям требуется надежда, повод что-то отпраздновать. Торжественная церемония в часовне, а потом маленький праздник доставят им радость. — Кажется, ее слова не убедили графа, и тогда Элоиза, сложив руки на груди, привела последний довод: — Вы обещали, что я смогу праздновать святые дни, милорд.
Она таки добилась своего, и оба это знали.
В определенные моменты очень не хочется быть человеком слова, но после короткой борьбы с собой граф кивнул, уступая ей право на самостоятельные решения, и вдруг заметил, что Майкл, Саймон и Итан не спускают с них глаз. Конечно, они могли не слышать, о чем она ему говорила, зато, без сомнения, поняли, что последнее слово осталось за ней, ибо, поймав его негодующий взгляд, обменялись улыбками и отвернулись.
Сегодня он уже достаточно наслушался всяких острот и намеков по поводу языкастых женщин, которые держат своих мужей под башмаком. Остряки вспоминали его прежние споры с ней, когда она была «Знатоком мужчин», и даже увенчали ее победными лаврами в извечной борьбе за главенство в браке.
Дородный Уильям Райт продемонстрировал маленькие кожаные штаны из тех, какие мужчины надевают во время тренировок под доспехи, и сказал, что они подходят по размеру леди Элоизе. Граф незамедлительно вызвал его на рыцарский поединок и сбросил с лошади, покончив таким образом с намеками Уильяма насчет того, «кто носит штаны» в замке Уитмора.
Естественно, подобные шутки задевали гордость Перила, однако его люди, найдя себе новое развлечение в их однообразной, скучной жизни, тайком продолжали свою игру. Проклятие! Он сейчас, кажется, все бы отдал за хорошую схватку, которая привела бы и его самого, и его гарнизон в прежнее боевое состояние.
Пока граф доедал свою порцию, шутники воспряли духом и снова стали следить за ним и Элоизой. Его взгляд потеплел, когда он заметил, с каким выражением они смотрели на его жену, идущую по залу. Он не мог их за это винить, ибо его жена действительно была очень красивой. Он начал думать о том, что скоро распустит ее волосы, пока что собранные в пучок на затылке…
Некоторые его люди уже покинули зал, другие собрались в дальнем углу, чтобы заняться метанием колец. Перил зевнул и послал за женой.
Встав со своего места у камина, где она с сестрами чинила постельное белье, Элоиза подошла к мужу.
— Да, милорд?
— У меня был тяжелый день, и я удаляюсь в нашу комнату. — Его взгляд ясно дал ей понять, что она должна следовать за ним.
Рыцари и воины, сидевшие рядом, тут же прекратили разговор, чтобы услышать ее ответ.
— Я пока не устала, милорд. К тому же сестры помогают мне… чинить постельное белье.
— Это может подождать до завтра, — проговорил он тоном, не терпящим возражения. — Ты идешь со мной.
Глаза у нее вспыхнули. Он был готов к яростной отповеди, но Элоиза лишь посмотрела на сестер, которые пристально наблюдали за ними, и кивнула.
Поскольку монахини тоже решили покинуть зал, граф поднимался по лестнице в окружении женщин, чувствуя, как его со всех сторон окутывает негодование. Когда он взял жену за локоть и потянул к их комнате, она не соизволила ему подчиниться, пока не обняла по очереди каждую монахиню. Последней в группе была сестра Арчибальд, одарившая его на прощание мрачным взглядом.
Проклятые монахини, очевидно, уверены, что он сейчас начнет терзать их бедную маленькую сестру, раздраженно думал граф, входя наконец в спальню. Черт побери, он же не зверь! Да и она больше не их «маленькая сестра».
Он разделся и лег в постель, краем глаза следя за женой. Она сняла и аккуратно повесила на крюк одежду, затем умылась, почистила зубы и стала расчесывать волосы. Каждое движение щетки по волосам он воспринимал так, будто она скользила по его голому животу.
Когда Элоиза подошла к кровати, он уже хотел было напомнить, что ночная рубашка ей не понадобится, но она вдруг опустилась на колени и сложила руки перед грудью.
Проклятие!
Он подскочил и сердито уставился на нее. Опять! Да как она посмела? Может, надеялась разозлить его или попросить, чтобы он не трогал ее этой ночью? Он встал и принялся вышагивать по комнате, отмечая, как побелели ее сжатые пальцы, как сдвинулись брови… значит, она чувствовала его взгляд и тем не менее продолжала молиться ему назло.
Чуть слышно пробормотав «аминь», она поднялась и вздрогнула, увидев рядом голого, но весьма раздраженного супруга.
— Чего ты этим добиваешься?
— Не понимаю, милорд, о чем вы? — Элоиза отступила на шаг.
— О твоих молитвах! Перед свадьбой я тебе говорил, что не потерплю, чтобы ты падала на колени всякий раз, как я косо на тебя посмотрю. Это относится и к молитвам, которые ты читаешь всякий раз, когда я прошу тебя присоединиться ко мне, чтобы получить немного удовольствия. Я не желаю, чтобы мне надоедали святостью в моей собственной постели!
Ее, казалось, очень удивила его вспышка. «Чего и следовало ожидать, — подумал он. — Эти святоши вечно изображают из себя невинность, если им указывают на их ханжеское поведение».
— Вы думаете, я молюсь, чтобы уклониться от…
— Ты не первая, кто пытается использовать молитву как щит или оружие.
Элоиза побледнела.
— Оружие? Зачем мне использовать оружие против вас? — Она смотрела на него, все еще не веря, что он способен обвинить ее в подобной низости и лицемерии. — Вы, милорд, все представляете себе с позиции силы. А вам никогда не приходило в голову, что я молюсь потому, что это укрепляет мой дух и сердце, дает мне силу и утешение? Вам никогда не приходило в голову, что эти молитвы не имеют никакого отношения к вам?
— Нет, черт возьми, не приходило! — Он покраснел, испытывая что-то похожее на смущение. — Ладно, а какого дьявола ты молилась сейчас, зная, что я жду тебя для… О чем тебе было молиться?
— Теперь я обязана раскрыть вам свою душу и содержание молитв? — с раздражением и злостью спросила она. Глаза у нее сверкнули за пеленой слез, и его вдруг охватило непонятное чувство вины.
Сначала молитвы, теперь слезы. Из огня да в полымя.
— Я не понимаю, зачем тебе это нужно? — Он пытался говорить презрительно, однако результата не достиг. — Единственное, чего я хочу, это твое… твое… — Слово «тело» не шло у него с языка, а сказать по-другому было бы слишком грубо. Чем он провинился, что она ищет утешения у Бога, а не у собственного мужа? — Я тебя чем-то обидел или напугал? Поэтому ты кидаешься в…
— Молитвы? — Элоиза оттаяла, внезапно все поняв. Слезы покатились у нее по щекам, и она прикусила губу. — Это не из-за вас. Это из-за них. Они ведь завтра уезжают.
— Они? — Ее ответ обезоружил его.
Сестры? Так это все из-за них? Она молилась, потому что… Ну разумеется! Они же ее семья, и, попрощавшись с ними завтра, она их, возможно, никогда больше не увидит. За много лет это оказалась вторая серьезная перемена в ее жизни, а потому неудивительно, что она чувствует себя потерянной и нуждается в утешении. После чего он понял и другое: ведь молиться давно стало для нее привычкой! С обетами или без, но она жила и поступала как монахиня. А регулярные молитвы утром и вечером — это главная часть монастырской жизни.
Господи! От облегчения у него даже закружилась голова. Какой же он тупица! К чему это его глупое упрямство, когда сейчас важно лишь то, что она стоит перед ним в ночной рубашке, утирая слезы и пытаясь сдержать рыдания.
Он шагнул вперед, однако не прикоснулся к ней, осознав собственную наготу и впервые за много лет испытывая от этого неловкость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39