Наконец, поняв, что первым он не заговорит, Эммелайн спросила:— Вы с тех пор так ее и не видели?— Нет, не видел.— Но вы знали, что она жива?Конистан покачал головой.— Я узнал об этом, только когда мне исполнился двадцать один год. В день моего совершеннолетия отец сказал мне правду. Конечно, я не стал ничего предпринимать, чтобы сделать эту правду достоянием гласности. К тому времени в этом уже не было смысла.— Но ведь вы не откажетесь увидеться с нею сейчас, после того, как она проделала столь долгий путь, чтобы с вами поговорить? Я хочу сказать, должно же быть какое-то объяснение, какая-то причина…Конистан резко остановил ее, взяв за руку.— Дункан вызвал ее сюда, не поставив меня в известность. Ему почему-то кажется, что я с восторгом прижму ее к груди!— Как вы озлоблены, Кон.— А чего еще вы от меня ждете? Мне было десять лет, когда она меня бросила. Я видел, как она уезжала. Конечно, я зол. Что касается ее присутствия здесь… Что ж, я вам скажу, что намерен делать. Я последовательно отказывался признавать ее все эти годы, считая это единственным возможным решением, к которому обязывают меня мои представления о чести и приличиях. Этих же представлений я собираюсь придерживаться и в будущем. И я последовал за вами в эту комнату только для того, чтобы попросить вас позвать сюда Блайндерза. Я хочу отослать ее отсюда.— Ну что ж, как вам будет угодно. Но только… она передала мне кое-что для вас. Я думала, что в моем посредничестве нет необходимости, так как вы и сами могли бы с нею встретиться. Но она, оказывается, предвидела ваш отказ и поэтому попросила меня поработать почтальоном. Я была так поражена нашим неожиданным знакомством, что у меня не нашлось возражений. А знаете, вы с ней похожи, как две капли воды! Ну, как бы то ни было, она наверху, у мамы. Я сейчас.Конистан окликнул ее, собираясь сказать, что она напрасно тратит время, но Эммелайн успела его опередить, скрывшись за дверью. Он остался ждать, глядя в парк. Грэйс и Дункан появились из-под арки, проделанной в живой изгороди, и направились по аллее, ведущей к конюшне. Они шли рука об руку, не сводя глаз друг с друга, как живое воплощение Апреля и Мая. Конистан ощутил невыразимую тяжесть на сердце. Через несколько минут дверь у него за спиной распахнулась. Обернувшись, он увидел Эммелайн с большой шляпной коробкой в руках.Поставив коробку на буфетную стойку, она протянула ему послание.— Миссис Баттермир просила, чтобы вы прочли это в моем присутствии. Если же вы по-прежнему будете отказываться от встречи с нею, она сказала, чтобы я вернула ей это письмо вместе с коробкой, и тогда она уедет.Конистан ощутил беспорядочное кружение мыслей в голове, комната поплыла у него перед глазами, отчетливо он видел только письмо в руке Эммелайн. Значит, после стольких лет его мать опять попыталась связаться с ним, только на сей раз она использовала девушку, в которую он влюблен. Может быть, кто-то ей сказал, что он любит Эммелайн? Наверное, Дункан. Конистан понял, что это и есть подлинное испытание, настоящий жизненный рубеж. Он хотел как можно скорее пересечь комнату и взять письмо из рук Эммелайн, но в то же время не в силах был двинуться с места, словно его ноги пустили корни и проросли сквозь пол.Ему казалось, что он видит кошмарный сон и никак не может проснуться. Точно некий злобный демон преследовал его, а бежать было некуда. Он видел, как Эммелайн подходит все ближе, протягивая письмо, и покачал головой, собираясь сказать «нет», но она вложила листок ему в руки, и ее голос, когда она заговорила, заставил его очнуться, словно освободил от злых чар.— Она очаровательная и элегантная дама, Кон. Наверняка у нее были веские причины. Иначе и быть не может, ведь и Дункан, и его мать приняли ее с распростертыми объятиями. Я вам говорила, что леди Конистан приехала вместе с вашей матерью?Все еще плохо соображая, Конистан взглянул на письмо, сломал печать и углубился в чтение. Краем глаза он успел заметить, что Эммелайн покинула комнату.«Дорогой мой Роджер! Получил ли ты хоть одно из моих писем? За долгие годы я написала, наверное, не меньше тысячи, однако, прекрасно зная твоего отца (хотя я не хочу отзываться о нем дурно), полагаю, что ты ни одного из них даже не видел. Поэтому я делала копию с каждого письма и хранила их все это время в надежде, что когда-нибудь ты их прочтешь и поймешь, как сильно я люблю тебя. Письма в коробке. Двадцать пять лет назад я оставила тебя, и это был самый тяжкий, самый злосчастный день в моей жизни. Я прошу тебя не о прощении, но о понимании. Если эти письма не заставят тебя переменить свое мнение, обещаю, что больше никогда не стану тебе докучать.С любовьюАвгуста Баттермир»Виконт вынужден был признать, что кое-какая доля правды в этом кратком послании имелась: речь шла о письмах, которые отец не позволил ему прочесть. Поэтому ему пришлось открыть коробку. Внутри были сотни писем, запечатанных, уже пожелтевших; непрерывная летопись четверти века материнской любви, возвращение, казалось бы, безвозвратно утерянных воспоминаний. Потрясенный, не говоря никому ни слова, он унес коробку к себе в сарай, закрылся внутри и принялся за чтение.Последнее письмо Конистан прочел уже ближе к утру. Он был так измучен, что читал, почти не улавливая смысла, а закончив, тотчас же забылся тяжким сном, от которого очнулся только к полудню. Проснулся он с мыслью о том, что появление его матери в Фэйрфеллз с коробкой, полной писем, — это не что иное, как приснившийся ему ночью кошмар, но тут его взгляд упал на письма, громоздившиеся на ночном столике, разбросанные по одеялу и даже по ковру, и он понял, что кошмар происходит наяву. Однако сон подействовал на виконта благотворно и помог ему добиться того, чего долгие часы, проведенные за чтением, сделать не смогли: принять решение. Он решил встретиться с матерью.Час спустя, когда остальные гости давно уже покончили со вторым завтраком, Конистан с бурно бьющимся сердцем осторожно приоткрыл дверь библиотеки. Седовласая дама сидела в кресле у окна. Казалось, она дремлет: ее грудь тихонько вздымалась с каждым вздохом, щекой она опиралась на руку.Он бесшумно пересек комнату, чувствуя, как непрошеные слезы уже подступают к глазам, хотя они еще не сказали друг другу ни слова. Она постарела. Ему запомнилась молодая женщина без единого седого волоска в черных кудрях. В день ее отъезда они не были напудрены по тогдашней моде. А у этой дамы вся голова была седая. Конистан стоял над нею, в уме у него теснились тысячи вопросов, но горло было перехвачено судорогой.— Миссис… — он остановился, не зная, как к ней обратиться.Ведь они, в сущности, были знакомы только благодаря строкам ее писем, и теперь ему открылось ее сердце, как, впрочем, и причины, побудившие ее покинуть Англию. Озлобление и обида ушли из его души, сменившись сочувствием и пониманием. Он простил ее.— Мама, — начал он снова и, склонившись над нею, провел пальцами по ее щеке, словно и по-прежнему был маленьким мальчиком, который когда-то прощался с матерью навсегда.Она шевельнулась, ее глаза раскрылись, она взглянула на него, сперва с удивлением, но вскоре ее взгляд наполнился такой нежностью и любовью, что ему показалось, он этого не вынесет.— Роджер! — воскликнула она. — Это и правда ты? Дитя мое, дорогой мой мальчик, скажи, что это ты!Конистан обнял ее, а она разрыдалась, спрятав лицо у него на груди. Он тоже не вытирал слез, катившихся по щекам.— Ты меня прощаешь? — спросила она. Голос звучал глуховато, она все еще стояла, зарывшись лицом в складки его шейного платка.— Я был таким упрямым.— Это всегда был самый серьезный из твоих недостатков, — заметила она, смеясь. — Просто скажи мне, что ты хоть чуточку меня понимаешь.— Да, мама, я понимаю. Но и вы поймите. Все-таки он был моим отцом.Выпрямившись и отойдя на шаг, миссис Баттермир принялась лихорадочно отыскивать носовой платок, пока Конистан не вынул из кармана и не предложил ей свой собственный. Она взяла его с благодарностью и, высморкавшись, сказала:— Не будем больше никого осуждать. Вообще не будем больше говорить об этом. Согласен?— Согласен.Она улыбнулась сквозь слезы, вновь выступившие на глазах, и попросила принести ей стул.— Мне столько всего нужно узнать! Но прежде всего: почему Эммелайн отказалась принять твое предложение? А потом я хочу спросить про того пони, что я подарила тебе на Рождество, когда тебе было восемь. Что стало с той лошадкой? Ну а потом ты мне непременно расскажешь, как ты учился в Итоне, в Оксфорде и… 39 В левой руке Эммелайн несла огромную корзину роз, а правой опиралась на руку сэра Джайлза, сама поражаясь тому, как неспокойно у нее на сердце. Она направлялась к почетному месту на возвышении, специально построенном для Королевы Турнира. Ей было страшно, тревожно, заглянув в тайные глубины своей души, она поняла, что напугана до полусмерти. Если Конистан выиграет конный поединок и станет Рыцарем-Победителем… Эммелайн с ужасом думала, что в таком случае ей не хватит решимости — хотя бы потому, что этого требовала необычная традиция, установившаяся на турнире! — устоять перед Конистаном. Ей придется дать согласие стать его женой.Она взглянула на мать, тоже решившую ради торжественного случая выйти на свежий воздух. Леди Пенрит, сидевшая между леди Конистан и миссис Баттермир, улыбнулась дочери и подняла руку в знак приветствия, когда та проходила мимо. Эммелайн кивнула в ответ, чувствуя, как знакомые страхи охватывают ее с новой силой и душат. Она никогда не выйдет замуж. Никогда.Только бы пережить этот день. Послезавтра все ее гости, включая Конистана, разъедутся, и к ней вновь вернется спокойствие духа.Но вот суждено ли ей когда-нибудь вновь узнать счастье, такое счастье, как в тот миг, когда он крепко сжимал ее в объятиях и целовал так страстно? Если бы только ей удалось навсегда изгнать эти воспоминания! Тогда она обрела бы покой.Она шествовала следом за двумя фрейлинами (это были Оливия Брэмптон и Грэйс Баттермир), которые бросали ей под ноги букетики цветов до самого трона. У себя за спиной Эммелайн слышала лязг металла и глухое ворчанье четырех соперников — Девока, Соуэрби, Лэнгдейла и Конистана, — готовившихся оспаривать звание Рыцаря-Победителя. Каждое их движение вызывало дружный смех зрителей: с первого взгляда было видно, что ни один из претендентов не имеет навыков передвижения в боевых доспехах. Особенно веселились мужчины, ехавшие следом за основными соперниками в облегченных кольчугах из металлической сетки. Каждый был вооружен копьем, а каждое копье было украшено пестрым флажком, трепещущим на ветру. Во многих отношениях это было великолепное зрелище, не раз вызывавшее взрывы аплодисментов по мере продвижения группы всадников по дорожке, ведущей к трону Эммелайн.Дамы в средневековых нарядах и высоченных остроконечных колпаках с развевающимися вуалями расположились полукругом на двух галереях, вокруг них хлопотала женская прислуга, собранная со всего поместья. Конюхи, одетые оруженосцами, тоже принимали участие в турнире и готовы были в любую минуту прийти на помощь рыцарям. Ну а галереи для зрителей, задрапированные длиннейшими полосами розового и зеленого крепа, были украшены таким количеством цветов, что ради этого пришлось опустошить сад Эммелайн.Вокруг галерей и по обе стороны от турнирных дорожек толпились, весело галдя, жители селения и окрестные фермеры, решившие пожертвовать двумя-тремя часами работы, чтобы понаблюдать за рыцарским поединком. Эммелайн распорядилась всех их угостить лимонадом, оршадом и элем. Музыканты, игравшие в первый вечер во время Танца с Перчатками, бродили среди гостей с флейтой, гитарой и грушевидной мандолиной. Пожалуй, это был самый удачный штрих, так как присутствие музыкантов и их нежные мелодии немного смягчали напряжение момента. Даже громыхание доспехов звучало более мирно на фоне трелей флейты и легкого перебора струн.Но даже в этих условиях Эммелайн была благодарна отцу за возможность опереться на его сильную руку в пути по — ну почему она только теперь это заметила? — слишком длинному проходу к королевскому трону. И почему ни одна из предыдущих королев ни разу не упомянула об этом изнурительном шествии?После начала состязаний ей предстояло награждать розами каждого из отличившихся в бою рыцарей, например, усидевшего в седле после удара копьем или преуспевшего в Состязании с Кольцами, то есть в попытке на полном скаку попасть копьем в маленькое подвешенное на крючке колечко, подцепить его и презентовать Королеве. Получив приз, награжденный рыцарь должен был проехать перед галереями и бросить розу даме своего сердца. Перед началом турнира джентльмены обещали дамам приложить все усилия, чтобы добиться победы. Да, рыцарский турнир был событием во всех отношениях романтическим.Усевшись на троне, Эммелайн тотчас же призвала к тишине и вызвала рыцарей на Состязание с Кольцами. Сэр Джайлз ознаменовал начало состязания выстрелом из пистолета, а затем взмахнул флажком, давая знак первому рыцарю, что тот может приступать. Первым оказался Чарльз Силлот. Он пришпорил лошадь, устремился вперед по дорожке с копьем наперевес и проткнул кольцо. Толпа разразилась восторженными возгласами, одобряя блестящее мастерство. После этого все пошло очень быстро: слуги едва успевали менять кольца, по взмаху флажка сэра Джайлза всадники, включая и тех, что были закованы в латы, стали подлетать буквально один за другим.Это дало возможность Эммелайн лишний раз убедиться в том, что Конистан отлично их подготовил. Только одному из рыцарей не удалось достать кольцо. Вернее, ему не удалось попасть в кольцо копьем. Раздосадованный бесплодностью своих усилий, Гарви Торнуэйт слез с лошади (которая тоже, казалось, была рада проститься со своим незадачливым всадником), рукой снял кольцо с крючка и на своих двоих поднес его королеве под одобрительный хохот зрителей. Никто не стал возражать, так как прежде, чем сдаться, Гарви сделал не менее семи попыток проткнуть чертово колечко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40