Сэр Джайлз кивнул с пониманием.— Я лишь хочу предупредить тебя, девочка моя, что его милость — не желторотый юнец, которого ты могла бы уложить на лопатки одним взмахом ресниц, и к тому же отнюдь не дурак. Можешь не сомневаться: уж если он решил разрушить твои планы, он будет действовать с умом. На его стороне хитрость, опыт и глубокое знание женского сердца!— О, Боже, папа, вы говорите так, словно восхищаетесь им!— Так и есть. Честное слово! По зрелом размышлении, я прихожу к выводу, что из него вышел бы отличный зять!Последние слова, сопровождаемые веселым подмигиваньем, возмутили Эммелайн до глубины души. Потрясенная лукавством отца, — хоть и понимая, что он нарочно ее поддразнивает, — она разразилась пылкой речью, обличавшей все мыслимые и немыслимые пороки Конистана.Они уже проехали целую милю в городской карете сэра Джайлза, а Эммелайн все никак не могла успокоиться, поэтому баронету пришлось утихомирить ее словами: «Сдается мне, что леди слишком щедра на уверенья!» Вошедшие в поговорку слова королевы Гертруды из трагедии Шекспира «Гамлет».

— Ненавижу этого человека! — воскликнула Эммелайн напоследок и ласково сжала руку отца. Сердце ее вдруг наполнилось нежностью. Сезон, проведенный в Лондоне, доставил ей огромное удовольствие, однако после двух месяцев шатания по городу, как называл это сэр Джайлз, она с еще большей радостью предвкушала возвращение домой в Камберленд, в Фэйрфеллз, в объятия своей обожаемой матери. 6 Лондон, удобно расположившийся в мягком климате на юго-востоке Англии, казался мирным, скучным, хотя и полным суеты местом, откуда дорожная карета Пенритов тронулась на следующее утро навстречу девственной природе Камберленда. «Двуглавый Лебедь» встретил их своим обычным переполохом, столь свойственным постоялым дворам, расположенным на бойком месте, и свист разрезающих воздух кнутов, отдаваемые во всю глотку приказы старшего конюха вместе с прощальными словами друзей еще долго отдавались в ушах Эммелайн после того, как они с отцом отправились в утомительное путешествие на северо-запад, в Уэзермир, по направлению к родному дому.День сменялся ночью, а ночь — рассветом, все новые пейзажи летели им навстречу и пропадали в клубах белой пыли, поднимаемой колесами экипажа на вымощенных местным камнем отрезках дороги от заставы до заставы. А когда летний ливень обрушивался на окрестные поля и начинал барабанить по крыше кареты, вместо пыли из-под колес, забрызгивая ряды придорожных кустов, начинали бить фонтаны жидкой грязи.Продвигаясь на север, они пересекали одно графство за другим, и всякий раз останавливались на ночлег в какой-нибудь живописной деревушке, каждая из которых была не похожа на предыдущую. В одних селениях дома были выстроены из кирпича, слепленного из густой красной глины, в других — сложены из бревен, срубленных в близлежащих лесах, а в третьих — пестрели каменной кладкой, серой, желтой или розоватой, в зависимости от особенностей камня, добываемого в старинных местных каменоломнях.На каждом из встречавшихся на пути городов тоже лежала своя неповторимая печать, и Эммелайн научилась измерять расстояние по меняющемуся цвету, стилю, характеру строений так же, как и по переменам в пейзаже.На седьмой день путешествия характерные для центральных графств Англии нагромождения невысоких холмов уступили место суровым каменным пустошам и круто вздымающимся скалам ее родного Камберленда. Как всегда, сладостное волнение охватило Эммелайн, как только ее ноздрей коснулся знакомый запах вереска и ракитника. В начале июня земля зеленела и кишела жизнью: последние следы суровой зимней стужи были сметены буйным цветением весны.Но идиллический пейзаж не мог обмануть Эммелайн. Изрезанные морщинами скальные породы, выступающие то тут, то там на крутых горных склонах, напоминали о неистовых ветрах, о грозовых бурях и снежных заносах, которые год за годом обрушивались на северные земли. Им суждено было вернуться через несколько месяцев — так это происходило здесь с незапамятных времен.Утесы круто вздымались, местами достигая в высоту трех тысяч футов Около тысячи метров.

, между ними в глубоких лощинах были раскиданы бездонные озера. Этот край Эммелайн любила всем сердцем. Здесь она родилась двадцать пять лет назад и здесь жила — единственный ребенок в семье, единственная отрада немощной матери и доброго, любящего отца.Ровно неделю спустя после их отъезда из Лондона четверка тяжело дышащих лошадей выкатила дорожную карету Пенритов на вершину перевала Сторожевые Ворота. Поскольку подъем был чрезвычайно крут, Эммелайн решила пройтись пешком рядом с экипажем, и сэр Джайлз присоединился к ней. Остановившись в самой верхней точке перевала и увидев простирающуюся внизу узкую долину, девушка запрокинула голову и с наслаждением вдохнула легкий, напоенный влагой и прохладой бриз, поднимающийся с озера. Ветер взбил подол темно-синей дорожной накидки вокруг ее щиколоток и заиграл белыми лентами капора. Солнце садилось, готовое вот-вот скрыться за вершиной Игл-Крэг к западу от Уэзермира, поверхность озера превратилась в блестящее зеркало, в которое смотрелись зеленые горы и окрашенные в пурпур небеса. С горных вершин на зеленеющие склоны и овечьи тропы стал спускаться легкий вечерний туман, он окутал утесы, придавая окружающему пейзажу вид сказочной страны. Волшебство — вот что она ощущала всегда, возвращаясь в Фэйрфеллз, и ей хотелось, чтобы ее гости насладились им сполна по прибытии сюда в начале июля.Внизу в зажатой среди утесов долине расположилось озеро Уэзермир, формой напоминаю щее каплю слезы, причем в расширяющейся ее части находился поросший соснами островок. Эммелайн были знакомы каждый пригорок и каждая пещера на острове, так же, как и вся местность вокруг, с этими утесами, скалистыми вершинами и глубокими лесистыми оврагами. Неподалеку от островка на берегу озера разбили табор цыгане. Они поставили свои пестрые шатры и фургоны широким кругом, а рядом, на небольшом лугу, покрытом мхами и свежей травой, паслись их лошади. Хорошо знакомое веселое возбуждение овладело девушкой. Цыгане вернулись! Она дружила с ними с самого раннего детства и до сих пор прекрасно помнила тот день, когда мать впервые взяла ее на прогулку к расписным шатрам, от которых заманчиво пахло высушенными болотными травами. Волшебство! Наблюдая, как солнце скрывается за вершинами гор, девушка загадала желание: пусть ее подруга Грэйс найдет здесь свою любовь. С такими мыслями Эммелайн вновь забралась в карету. Она чувствовала себя на седьмом небе. Она наконец-то снова была дома.
Три недели спустя, когда миновал июнь 1818 года, в долину Уэзермир спустился лорд Конистан. Он сразу понял, что стал жертвой оптического обмана. Когда его двуколка наконец добралась по извилистой горной дороге до верхней точки перевала, ведущего к озеру, он готов был поклясться, что и кромка воды, и круто подступающие к ней скалы, прорезанные тут и там глубокими и узкими, как щели, заливами, окутаны легкой дымкой тумана. Однако, спустившись в долину, он обнаружил, что туман был не чем иным, как иллюзией. Небо сияло чистейшей голубизной, глаз ясно различал каждую складку окружающей местности.Тем не менее у него создалось впечатление, будто он попал в некий замкнутый мир, затерянный в лабиринте времен среди стоящих на страже отвесных горных склонов, древних, как сама история. Внезапный порыв ветра, пронесшийся со свистом и воем, раскачал кроны деревьев, вздыбил зеркальную поверхность воды, заискрившуюся под послеполуденным солнцем, и все же не смог разрушить царящего вокруг необъяснимого ощущения покоя. На изумрудных склонах мирно паслись овцы, а жители Уэзермира, неулыбчивые и молчаливые, делали свою привычную работу с неторопливой деревенской основательностью.Въехав на мощенную булыжником главную улицу селения, по обеим сторонам которой тянулись в два ряда источенные дождями, позеленевшие от времени жилые домики и мелочные лавки, Конистан отметил, что даже доносящийся из кузницы размеренный стук молота о наковальню не нарушает охватившего его дремотного состояния. Словно какое-то колдовство, навек сковавшее это сонное царство, теперь завладело и его душой. А ведь не далее, как тем же утром, он проснулся бодрым и полным решимости штурмовать цитадель мисс Пенрит. Его первая атака, в сущности, уже началась, так как он намеревался приветствовать Эммелайн за день до прибытия всех остальных гостей. Конистан собирался застать мисс Пенрит врасплох и в течение последнего часа мысленно уже рисовал себе ее растерянное лицо, когда он войдет с поклоном и сделает вид, что всего лишь перепутал дату!Увы, где-то по дороге, возможно, на вершине перевала Сторожевые Ворота или при спуске в долину его боевой дух куда-то бесследно испарился, уступив место умиротворению, которого он никак не ожидал. Многие из друзей Конистана, включая Гарви Торнуэйта, шутливо предупреждали его насчет Уэзермира и Фэйрфеллз: дескать, там Купидону удавалось растянуть апрель и май до самого конца лета, так что никто из живущих близ озера не мог считать себя не-уязвимым для его стрел. Ему рассказали также о том, что местные цыгане, много веков назад облюбовавшие эту долину для стоянки в теплые летние месяцы, будто бы засадили весь Уэзермир и прилегающие к нему земли особыми травами, из которых варили приворотное зелье. Конистан лишь посмеялся тогда над глупыми байками, но теперь, пытаясь сбросить томное наваждение, вдруг подумал, что и сам, как какой-нибудь незадачливый деревенский простачок, стал жертвой суеверия и праздных россказней.Ну уж нет, не на того напали! В отчаянной попытке развеять колдовство, проникшее ему в плоть и в кровь, Конистан подстегнул своих серых, подобранных под стать коней, и на рысях подкатил к имению. Ветер, обвевавший его щеки, и в самом деле помог виконту прийти в себя. Он даже почувствовал, что к нему в какой-то мере возвращается прежний боевой задор.Однако вид величественной барской усадьбы сэра Джайлза Пенрита, выстроенной из того же синеватого местного камня, что и дома селения, вновь расстроил все его планы. Открывшийся взору Конистана дом излучал то же колдовское очарование, что и оставшаяся позади деревня Уэзермир. Большая часть здания была укрыта плющом, темно-зеленые листья которого трепетали на ветру и в свете солнца казались громадной стаей крошечных бабочек, порхающих вокруг дома. Парадный вход был обрамлен аркой ползучих желтых роз. Их нежный аромат подобно поцелую приветствовал Конистана, когда он осадил лошадей на усыпанной гравием подъездной аллее.В здешних местах он не знал ровным счетом никого, поэтому, увидав внушительный особняк, скорее похожий на замок, в этом уединенном уголке королевства, который считал чуть ли не землей варваров, надменный виконт был приятно удивлен. И в самом деле, графство Камберленд прославилось не только красивейшими озерами. Это был край бесплодных пустошей, мрачных болот, суровых зим и нищих поэтов. Расположенное на берегу озера имение Фэйрфеллз и возвышавшаяся в какой-нибудь сотне ярдов от него старинная приходская церковь романской архитектуры изменили предвзятое и несправедливое мнение об этих местах, сложившееся у Конистана. Люди здесь явно жили по старинке, земля казалась нетронутой с незапамятных времен, но зато дома были выстроены на века, и все вокруг как будто дышало надежностью и величавым покоем. Ему понравилось то, что он увидел. Дом выглядел великолепно, на многих окнах виднелись двойные шторы: тяжелые гардины из красного бархата и мягко присборенные занавеси из тонкого белого муслина. Продуманный контраст поражал глаз красотой и элегантностью. Вид дома в целом, подумал Конистан, передавая вожжи груму и спрыгивая с повозки, живейшим образом напоминал о молодой хозяйке. Муслин был символом ее нежности, свидетелем которой ему не раз уже доводилось бывать в тех случаях, когда она не подозревала о его присутствии. Бархат напоминал о ее врожденной элегантности, ну, а камень — эта мысль пришла к нему подобно озарению — олицетворял собою ту часть ее существа, которая еще не пробудилась к жизни: ее сердце. В ту самую минуту, когда ему вспомнилась изначальная цель — завоевать сердце Эммелайн, — сонливость окончательно покинула Конистана, и он почувствовал себя как никогда бодрым и готовым вступить в бой с мисс Эммелайн Пенрит. 7 «Завтра поутру, — с огромным удовлетворением подумала Эммелайн, срезая один за другим побеги тимьяна у себя в саду, — когда съедутся гости, начну плести свои чары».Улыбаясь этим праздным мыслям и неторопливо продвигаясь вдоль грядок и клумб, девушка всей грудью вдыхала чудесные ароматы душистых трав. Накануне вечером она навестила гадалку, самую старую обитательницу цыганского табора, и кое-что из предсказаний старухи невольно застряло у нее в голове, хотя она и считала подобные пророчества вздором. Вот и сейчас в ушах молодой хозяйки поместья все еще звучал гортанный и низкий голос цыганки, она по-прежнему ощущала прохладное прикосновение иссохших пальцев к своей ладони, пока та гадала ей по руке. Впрочем, больше всего Эммелайн радовалась счастливой улыбке на изрезанном морщинами смуглом лице прорицательницы, неизменно встречавшей ее, когда она возвращалась из Лондона.Вот и на этот раз, когда Эммелайн попросила ей погадать, старуха радостно кивнула. Ее лицо напоминало источенные ветрами утесы, со всех сторон обступившие озеро. Она вновь повторила свое прежнее предсказание, не претерпевшее никаких изменений: в один прекрасный день Эммелайн суждено выйти замуж за дворянина, обладателя несметного богатства, и родить ему шесть сыновей и шесть дочерей.Замедлив шаг и поднеся к губам листок мяты, девушка вновь припомнила слова старой цыганки. Глубоко запрятанная печаль овладела ею при мысли об этом пророчестве. Никто на свете, даже ее мать, не знал о взятом ею на себя обете безбрачия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40