Всем советую Wodolei
Сломать ногу, а то и шею во время костюмированного средневекового представления — этого только не хватало!Однако, изучая карту, он почувствовал, как его самого неудержимо захватывает спортивный азарт. Интересно, смог бы он сам одержать победу в этой скачке, будучи совершенно не знакомым с местностью? Жажда победы и нежелание проигрывать обуревали его с не меньшей силой, чем любого из других участников. Ему безумно нравился сам дух соревнования, когда сердце, и помыслы, и чувства целиком подчинены одной-единственной цели, какова бы она ни была: опередить соперников в трудной скачке вокруг горного озера или завоевать сердце женщины. Да, это и есть настоящая жизнь! Его мысли мгновенно вернулись к Эммелайн, впрочем, это случалось с ним частенько с тех самых пор, как он прибыл в Фэйрфеллз два дня назад.Сперва Конистану показалось непонятным, зачем ей понадобилось полностью отделить друг от друга мужчин и женщин на этом этапе, почему дамам не было позволено наблюдать за подготовкой к состязаниям. Но потом он поднял глаза и увидел, как туча пыли летит в лицо Вардену Соуэрби из-под копыт лошади Бранта Девока, вырвавшейся вперед перед прыжком через тот самый барьер, на котором он сейчас сидел. Варден торопливо вытер платком запорошенные глаза и выплюнул пригоршню песка, попавшую ему в рот. Конистан усмехнулся: ни один из соперников не стал бы вести себя подобным образом в присутствии дам. Мысленно он похвалил Эммелайн за ее прозорливость.По мере того, как перед ним на каждой новой странице записей представала тонкая работа ее ума, дальновидно предусмотревшего самые разнообразные детали подготовки к турниру, Конистан почувствовал, что его восхищение перерастает едва ли не в одержимость. Держа перед глазами бумаги, включавшие подробную, строго выдержанную в масштабе карту местности, он как будто слился с нею душой, а дойдя до последней страницы, обнаружил коротенькую приписку, заставившую его задрожать. Это была всего одна фраза: «Кон, не забудьте напомнить мне о субботней „скачке“!»Его поразили две вещи. Во-первых, она сотворила из его титула короткое прозвище «Кон». Его никто и никогда еще так не называл, и теперь он испытывал странное ощущение принадлежности ей: Эммелайн дала ему имя. А самое странное заключалось в том, что ему это понравилось.Во-вторых, приписка на последней странице свидетельствовала о том, что она заранее решила поручить ему руководство участниками турнира. Нет, тут уж речь следовало вести не о прозорливости, а прямо-таки о ясновидении! Оторвавшись от бумаг, Конистан взглянул на берег озера. Что же ему теперь делать? Его желание нисколько не изменилось: он по-прежнему намеревался разбить ей сердце, доказать, что это осуществимо, что она не сможет вечно и безнаказанно играть чужими сердцами, сохраняя незатронутым свое собственное. Но вот удастся ли ему это сделать?Со всех сторон слышался топот копыт, заставлявший сотрясаться даже каменную кладку изгороди. Вот раздался торжествующий вопль Дункана: ему удалось опередить Бранта Девока в пробежке от сарая до стены. Оглянувшись на младшего брата, Конистан ощутил прилив любви к нему, знакомое чувство, ставшее привычным в ранние школьные годы, когда Дункан, в то время совсем еще зеленый юнец, готовился к поступлению в Итон, а теперь почти позабытое. Сколько лет прошло с тех пор, подумал он, испытывая щемящую горечь утраты. Почему время так беспощадно развело их в разные стороны? Но вот теперь они снова вместе, словно школьники, играющие в рыцарей, вступающие в поединок. Черт побери, до чего же это здорово! Содрогнувшись от неожиданности, сам себе удивляясь и не веря, Конистан вынужден был признать, что по-настоящему радуется жизни. Впервые за много лет!
Эммелайн отступила на шаг от кучки молодых особ, сгрудившихся посреди необъятной гостиной. Они собрались, чтобы начать работу — находившуюся пока в зародышевой стадии — над большим турнирным покрывалом. Волна гордости захлестнула ее при виде любимых подруг и добрых приятельниц, увлеченных спором, повизгивающих от возбуждения, с головой ушедших в решение грандиозной задачи. На полу были разбросаны не меньше двух дюжин широчайших бумажных трафаретов с различными рисунками. Оливия Брэмптон, стоя на коленях, то и дело перемещала их относительно друг друга, следуя просьбам остальных участниц действа. По крайней мере с десяток рабочих шкатулок, переполненных клубками и катушками разноцветного шелка, были расставлены по комнате в шахматном порядке. Четыре вышивальщицы, из самых опытных и искусных, заглядывали по-очередно в каждую из них, делясь друг с другом предыдущим опытом, смеясь над прошлыми неудачами и восхищаясь успехами. Вот так и рождается, подумала Эммелайн, прислушиваясь к горячему спору о размере иголок и наилучшем расположении рисунков на полотне для достижения самого выигрышного общего эффекта, дружба на всю жизнь.Замужние дамы (тут следовало отдать должное не столько им самим, сколько заслугам миссис Тиндейл, постаравшейся с самого начала удержать их от вмешательства в дела молодых) уселись в сторонке, попивая чай. При этом они обменивались сплетнями, перелистывали зачитанные экземпляры дамских журналов, обсуждали сравнительные достоинства своих докторов и домашних лекарственных средств, отпускали колкости при возникновении разногласий по самым пустяковым вопросам, — словом, веселились от души. Эммелайн на мгновение задержала на них взгляд, прекрасно понимая, что истинную радость доставляет им возможность побыть вдали от дома, вдали от утомительных и хлопотных забот по воспитанию детей.Ей пришлось столкнуться только с одной трудностью, представшей ее взору в образе двух юных особ — Мэри Керкбрайд и Элизабет Уэстлин, — чьи матери тоже в эту минуту мирно пили чай вместе с другими матронами. Хотя ни одна из девушек не протестовала вслух (напротив, обе они предпринимали героические усилия, стараясь выказать интерес к изготовлению покрывала), Эммелайн сразу поняла, что душа у них не лежит к рукоделью. Когда Октавия Брэмптон, сестра-близнец Оливии, спросила у Мэри, какие трафареты она предпочитает использовать в своей части гобелена, та покраснела и, заикаясь, пробормотала в ответ нечто невнятное. При этом она покусывала нижнюю губу и бросала отчаянные взгляды на мать. К счастью для Мэри, Октавия, наделенная от рождения исключительной словоохотливостью, принялась, не дожидаясь ответа, увлеченно расписывать великолепие рисунка, которого намеревалась добиться сама. Что до Элизабет, она просто подошла поближе к Мэри Керкбрайд, как только Октавия закончила свое повествование, и тихонько призналась, что с детства не может похвастаться достижениями в искусстве вышивания, так что вряд ли сумеет выполнить задачу с честью!С глубоким вздохом Элизабет добавила:— Маме будет так стыдно за меня! Не упомню, сколько раз она меня бранила за нелюбовь к пяльцам и мулине! Что же мне… что же нам делать?Мэри не знала, что ответить, и только поглядывала на свою мать, продолжая покусывать нижнюю губу.Ив самом деле, подумала Эммелайн, что же делать с дамами, которые очень скоро, как только их неискусность и отсутствие интереса к работе станут очевидны для всех, почувствуют себя отверженными среди увлеченных созданием гобелена подруг? Немного поразмыслив, она отвела обеих в сторонку и попросила их уединиться вместе с нею в музыкальном салоне, покинув большую гостиную. Там хозяйка дома осведомилась у смущенных девиц, не желают ли они принять участие в ином, но не менее ответственном и почетном деле, имеющем непосредственное отношение к увеселению участников турнира?— О, да! — ответили девушки дружным хором и с таким явным облегчением, что обеим пришлось справиться с приступом радостного смеха, даже не спросив у Эммелайн, чем, собственно, они могут быть ей полезны.Хорошо зная привычки Мэри и Элайзы (которая именно под этим именем была известна всем своим друзьям), Эммелайн предложила им каждый вечер перед обедом исполнять дуэты на фортепьяно и арфе.— Боюсь, — добавила она, — что это потребует длительных ежедневных репетиций, так как я уверена, что вы не захотите играть каждый вечер одно и то же… — и она многозначительно не закончила фразы.Элайза и Мэри были отличными музыкантшами; мысль о том, что они смогут проявить свой талант в таком приятном деле, как составление дуэтов для услаждения всей компании, вместо того, чтобы мучиться с иголками и нитками, привела их в восторг и вызвала бурные выражения благодарности.Поэтому хозяйка с легким сердцем оставила их в музыкальном салоне, расположенном в дальнем крыле первого этажа, занятых перебиранием сотен нотных тетрадей, смеющихся и благословляющих судьбу за избавление от многодневной томительной скуки.Закрыв за собой дверь музыкальной комнаты, Эммелайн неожиданно увидела в нескольких шагах от себя виконта Конистана, наблюдавшего за нею с насмешливой улыбкой.— Что вы здесь делаете, сэр? — воскликнула она. — Неужели вы покинули свой пост, не продержавшись даже до обеда? Следовало ожидать, — добавила Эммелайн с презрительным смешком, — что джентльмены поднимут бунт, но я не думала, что это произойдет так скоро. Они требуют назначения нового командира?— Ничуть не бывало. Если хотите знать правду, никто, кроме Соуэрби (который к этому часу уже начал бы штурмовать Фэйрфеллз, если бы только мог придумать, чего можно добиться подобным способом!), на эту должность не претендует. Пока же, — добавил он с усмешкой, — я оставил ваше сборище бродячих рыцарей на попечение Дункана. Сейчас они ведут себя довольно смирно, но я вас заранее предупреждаю, что слагаю с себя всякую ответственность за тот ущерб, который они еще могут причинить. Простите, что упоминаю об этом, но вы собрали под одной крышей слишком много горячих голов, так что спокойствия не ждите!— Верно, — кивнула она с улыбкой, ведя его по коридору обратно к парадной гостиной. — И разве это не замечательно?Конистан взглянул на нее с удивлением, и Эммелайн сочла нужным в ответ на его откровенность пояснить:— Светские сезоны с их строгими правилами и условностями всегда были мне не по нутру. Я вовсе не хочу сказать, что одобряю, к примеру, поведение Вардена, кружившего меня по поляне, но мне приятно сознавать, что здесь, в Фэйрфеллз, каждый может свободно выражать свои чувства и вести себя более непосредственно, чем в какой-нибудь чопорной лондонской гостиной. Я вас шокирую?— О да, каждую минуту?— Прекрасно. Ну а теперь скажите, чем еще я могу вам помочь? Полагаю, вы искали меня с какой-то определенной целью?Они как раз подошли к утренней столовой, выходившей окнами на английский парк, разбитый позади дома. Конистан провел ее внутрь, выразив желание полюбоваться прекрасным видом, но едва они переступили порог, демонстративно закрыл за собой дверь.— Что это значит? — возмущенно спросила Эммелайн, когда Коннистан повернулся к ней с лукавой улыбкой.— Вы же сказали, что высоко цените непосредственное поведение. Так вот, я только что ощутил самое непосредственное желание насладиться запретным разговором наедине с вами и вот мы здесь!— Вы прекрасно знаете, что я не это имела в виду.Чинно сложив руки на груди, Эммелайн заявила, что подобного рода игры ей совершенно не по вкусу, и что она была о нем лучшего мнения, а затем поинтересовалась, почему человек таких выдающихся умственных способностей, как виконт Конистан, оказался не в состоянии придумать нечто более остроумное, чем самым скандальным образом затолкать молодую леди в пустую комнату?— Вы уже столько раз меня разочаровывали, — заметила она с хитрецой. — Так дальше не пойдет! Если вы сейчас же не измените свое поведение в лучшую сторону, мне придется отречься даже от дружбы с вами!Он стоял, крепко зажав в руке ее записки, и ей показалось, что вид у него какой-то нерешительный, пожалуй, даже смущенный. Он не подошел к ней, как можно было ожидать, но продолжал стоять неподвижно в нескольких футах от нее, не сводя глаз с ее лица, словно пытаясь проникнуть в ее мысли.— В чем дело? — спросила она наконец, видя, что Конистан продолжает хранить молчание.— Разве мисс Керкбрайд и мисс Уэстлин не пожелали принять участие в создании вашего покрывала?Эммелайн нахмурилась, не понимая, куда он клонит.— К вашему сведению, ни одна из упомянутых вами дам не проявила ни малейшего интереса к рукоделию. Однако я пригласила их в Фэйрфеллз, безусловно, не для того, чтобы уморить со скуки, и поэтому предложила им другие занятия.— Понятно, — протянул Конистан, скептически покачивая головой. — Значит, желая избавить этих молодых особ от необходимости мучиться с шитьем, вы их заставили разучивать гаммы?Эта мысль, по всей видимости, показалась виконту забавной.Эммелайн улыбнулась в ответ.— Обе они, да будет вам известно, прекрасные музыкантши, обожающие свои инструменты. Видели бы вы, с каким восторгом ухватились они за возможность продемонстрировать нам свои таланты на фортепьяно и арфе. Можете мне поверить! Впрочем, если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, прошу вас, пойдите и убедитесь сами, довольны они или нет. В настоящий момент, уверяю вас, они с увлечением разучивают дуэты.— Эммелайн… — начал было Конистан, но голос изменил ему. С досадой хлопнув себя по ноге кипой бумаг, он покачал головой, словно был не в силах справиться с какими-то невидимыми, но могучими и противоречивыми устремлениями, раздиравшими ему грудь в борьбе за превосходство. — Лучше бы вы кокетничали со мною откровенно, а не щелкали меня по носу своим поразительным умением все устраивать и улаживать ко всеобщему удовлетворению. Вы это прекрасно знаете. Не можете не знать! Вы должны понять, что с каждым днем я восхищаюсь вами все больше и больше!Какое загадочное замечание!— Не понимаю, о чем вы. К тому же я ведь уже говорила, что вам следует проявлять больше ума и изобретательности в своих ухаживаньях, если вы действительно хотите заставить меня изменить свое отношение к вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Эммелайн отступила на шаг от кучки молодых особ, сгрудившихся посреди необъятной гостиной. Они собрались, чтобы начать работу — находившуюся пока в зародышевой стадии — над большим турнирным покрывалом. Волна гордости захлестнула ее при виде любимых подруг и добрых приятельниц, увлеченных спором, повизгивающих от возбуждения, с головой ушедших в решение грандиозной задачи. На полу были разбросаны не меньше двух дюжин широчайших бумажных трафаретов с различными рисунками. Оливия Брэмптон, стоя на коленях, то и дело перемещала их относительно друг друга, следуя просьбам остальных участниц действа. По крайней мере с десяток рабочих шкатулок, переполненных клубками и катушками разноцветного шелка, были расставлены по комнате в шахматном порядке. Четыре вышивальщицы, из самых опытных и искусных, заглядывали по-очередно в каждую из них, делясь друг с другом предыдущим опытом, смеясь над прошлыми неудачами и восхищаясь успехами. Вот так и рождается, подумала Эммелайн, прислушиваясь к горячему спору о размере иголок и наилучшем расположении рисунков на полотне для достижения самого выигрышного общего эффекта, дружба на всю жизнь.Замужние дамы (тут следовало отдать должное не столько им самим, сколько заслугам миссис Тиндейл, постаравшейся с самого начала удержать их от вмешательства в дела молодых) уселись в сторонке, попивая чай. При этом они обменивались сплетнями, перелистывали зачитанные экземпляры дамских журналов, обсуждали сравнительные достоинства своих докторов и домашних лекарственных средств, отпускали колкости при возникновении разногласий по самым пустяковым вопросам, — словом, веселились от души. Эммелайн на мгновение задержала на них взгляд, прекрасно понимая, что истинную радость доставляет им возможность побыть вдали от дома, вдали от утомительных и хлопотных забот по воспитанию детей.Ей пришлось столкнуться только с одной трудностью, представшей ее взору в образе двух юных особ — Мэри Керкбрайд и Элизабет Уэстлин, — чьи матери тоже в эту минуту мирно пили чай вместе с другими матронами. Хотя ни одна из девушек не протестовала вслух (напротив, обе они предпринимали героические усилия, стараясь выказать интерес к изготовлению покрывала), Эммелайн сразу поняла, что душа у них не лежит к рукоделью. Когда Октавия Брэмптон, сестра-близнец Оливии, спросила у Мэри, какие трафареты она предпочитает использовать в своей части гобелена, та покраснела и, заикаясь, пробормотала в ответ нечто невнятное. При этом она покусывала нижнюю губу и бросала отчаянные взгляды на мать. К счастью для Мэри, Октавия, наделенная от рождения исключительной словоохотливостью, принялась, не дожидаясь ответа, увлеченно расписывать великолепие рисунка, которого намеревалась добиться сама. Что до Элизабет, она просто подошла поближе к Мэри Керкбрайд, как только Октавия закончила свое повествование, и тихонько призналась, что с детства не может похвастаться достижениями в искусстве вышивания, так что вряд ли сумеет выполнить задачу с честью!С глубоким вздохом Элизабет добавила:— Маме будет так стыдно за меня! Не упомню, сколько раз она меня бранила за нелюбовь к пяльцам и мулине! Что же мне… что же нам делать?Мэри не знала, что ответить, и только поглядывала на свою мать, продолжая покусывать нижнюю губу.Ив самом деле, подумала Эммелайн, что же делать с дамами, которые очень скоро, как только их неискусность и отсутствие интереса к работе станут очевидны для всех, почувствуют себя отверженными среди увлеченных созданием гобелена подруг? Немного поразмыслив, она отвела обеих в сторонку и попросила их уединиться вместе с нею в музыкальном салоне, покинув большую гостиную. Там хозяйка дома осведомилась у смущенных девиц, не желают ли они принять участие в ином, но не менее ответственном и почетном деле, имеющем непосредственное отношение к увеселению участников турнира?— О, да! — ответили девушки дружным хором и с таким явным облегчением, что обеим пришлось справиться с приступом радостного смеха, даже не спросив у Эммелайн, чем, собственно, они могут быть ей полезны.Хорошо зная привычки Мэри и Элайзы (которая именно под этим именем была известна всем своим друзьям), Эммелайн предложила им каждый вечер перед обедом исполнять дуэты на фортепьяно и арфе.— Боюсь, — добавила она, — что это потребует длительных ежедневных репетиций, так как я уверена, что вы не захотите играть каждый вечер одно и то же… — и она многозначительно не закончила фразы.Элайза и Мэри были отличными музыкантшами; мысль о том, что они смогут проявить свой талант в таком приятном деле, как составление дуэтов для услаждения всей компании, вместо того, чтобы мучиться с иголками и нитками, привела их в восторг и вызвала бурные выражения благодарности.Поэтому хозяйка с легким сердцем оставила их в музыкальном салоне, расположенном в дальнем крыле первого этажа, занятых перебиранием сотен нотных тетрадей, смеющихся и благословляющих судьбу за избавление от многодневной томительной скуки.Закрыв за собой дверь музыкальной комнаты, Эммелайн неожиданно увидела в нескольких шагах от себя виконта Конистана, наблюдавшего за нею с насмешливой улыбкой.— Что вы здесь делаете, сэр? — воскликнула она. — Неужели вы покинули свой пост, не продержавшись даже до обеда? Следовало ожидать, — добавила Эммелайн с презрительным смешком, — что джентльмены поднимут бунт, но я не думала, что это произойдет так скоро. Они требуют назначения нового командира?— Ничуть не бывало. Если хотите знать правду, никто, кроме Соуэрби (который к этому часу уже начал бы штурмовать Фэйрфеллз, если бы только мог придумать, чего можно добиться подобным способом!), на эту должность не претендует. Пока же, — добавил он с усмешкой, — я оставил ваше сборище бродячих рыцарей на попечение Дункана. Сейчас они ведут себя довольно смирно, но я вас заранее предупреждаю, что слагаю с себя всякую ответственность за тот ущерб, который они еще могут причинить. Простите, что упоминаю об этом, но вы собрали под одной крышей слишком много горячих голов, так что спокойствия не ждите!— Верно, — кивнула она с улыбкой, ведя его по коридору обратно к парадной гостиной. — И разве это не замечательно?Конистан взглянул на нее с удивлением, и Эммелайн сочла нужным в ответ на его откровенность пояснить:— Светские сезоны с их строгими правилами и условностями всегда были мне не по нутру. Я вовсе не хочу сказать, что одобряю, к примеру, поведение Вардена, кружившего меня по поляне, но мне приятно сознавать, что здесь, в Фэйрфеллз, каждый может свободно выражать свои чувства и вести себя более непосредственно, чем в какой-нибудь чопорной лондонской гостиной. Я вас шокирую?— О да, каждую минуту?— Прекрасно. Ну а теперь скажите, чем еще я могу вам помочь? Полагаю, вы искали меня с какой-то определенной целью?Они как раз подошли к утренней столовой, выходившей окнами на английский парк, разбитый позади дома. Конистан провел ее внутрь, выразив желание полюбоваться прекрасным видом, но едва они переступили порог, демонстративно закрыл за собой дверь.— Что это значит? — возмущенно спросила Эммелайн, когда Коннистан повернулся к ней с лукавой улыбкой.— Вы же сказали, что высоко цените непосредственное поведение. Так вот, я только что ощутил самое непосредственное желание насладиться запретным разговором наедине с вами и вот мы здесь!— Вы прекрасно знаете, что я не это имела в виду.Чинно сложив руки на груди, Эммелайн заявила, что подобного рода игры ей совершенно не по вкусу, и что она была о нем лучшего мнения, а затем поинтересовалась, почему человек таких выдающихся умственных способностей, как виконт Конистан, оказался не в состоянии придумать нечто более остроумное, чем самым скандальным образом затолкать молодую леди в пустую комнату?— Вы уже столько раз меня разочаровывали, — заметила она с хитрецой. — Так дальше не пойдет! Если вы сейчас же не измените свое поведение в лучшую сторону, мне придется отречься даже от дружбы с вами!Он стоял, крепко зажав в руке ее записки, и ей показалось, что вид у него какой-то нерешительный, пожалуй, даже смущенный. Он не подошел к ней, как можно было ожидать, но продолжал стоять неподвижно в нескольких футах от нее, не сводя глаз с ее лица, словно пытаясь проникнуть в ее мысли.— В чем дело? — спросила она наконец, видя, что Конистан продолжает хранить молчание.— Разве мисс Керкбрайд и мисс Уэстлин не пожелали принять участие в создании вашего покрывала?Эммелайн нахмурилась, не понимая, куда он клонит.— К вашему сведению, ни одна из упомянутых вами дам не проявила ни малейшего интереса к рукоделию. Однако я пригласила их в Фэйрфеллз, безусловно, не для того, чтобы уморить со скуки, и поэтому предложила им другие занятия.— Понятно, — протянул Конистан, скептически покачивая головой. — Значит, желая избавить этих молодых особ от необходимости мучиться с шитьем, вы их заставили разучивать гаммы?Эта мысль, по всей видимости, показалась виконту забавной.Эммелайн улыбнулась в ответ.— Обе они, да будет вам известно, прекрасные музыкантши, обожающие свои инструменты. Видели бы вы, с каким восторгом ухватились они за возможность продемонстрировать нам свои таланты на фортепьяно и арфе. Можете мне поверить! Впрочем, если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, прошу вас, пойдите и убедитесь сами, довольны они или нет. В настоящий момент, уверяю вас, они с увлечением разучивают дуэты.— Эммелайн… — начал было Конистан, но голос изменил ему. С досадой хлопнув себя по ноге кипой бумаг, он покачал головой, словно был не в силах справиться с какими-то невидимыми, но могучими и противоречивыми устремлениями, раздиравшими ему грудь в борьбе за превосходство. — Лучше бы вы кокетничали со мною откровенно, а не щелкали меня по носу своим поразительным умением все устраивать и улаживать ко всеобщему удовлетворению. Вы это прекрасно знаете. Не можете не знать! Вы должны понять, что с каждым днем я восхищаюсь вами все больше и больше!Какое загадочное замечание!— Не понимаю, о чем вы. К тому же я ведь уже говорила, что вам следует проявлять больше ума и изобретательности в своих ухаживаньях, если вы действительно хотите заставить меня изменить свое отношение к вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40