А ведь она была дебютанткой, впервые начала выезжать в свет! И когда этот несчастный не выдержал ее бесконечных нападок и колкостей, он в конце концов поцелуем заставил ее замолчать! И произошло это в городском доме ее отца, прямо в коридоре, если память меня не подводит!Леди Пенрит вздохнула с улыбкой.— Папа так рассердился, когда я позволила вам себя обнять… О, дорогой мой Джайлз, что бы я делала, если бы вы не решились тогда на эту вольность! Наверное, я бы так и не поняла, что люблю вас… — Она внезапно замолчала и подозрительно уставилась на мужа:— Уж не хотите ли вы сказать, что нарочно позволили Конистану поцеловать Эммелайн?— Я на это надеялся! Не хотелось мне в этом сознаваться, но я так хорошо его понимаю! Настолько хорошо, что даже страшно становится! Я как будто вновь переживаю свое прошлое. В одном у меня сомнений нет: такого, как Конистан, нелегко расшевелить и вынудить вступить в борьбу. — С минуту помолчав, он добавил:— Я также уверен, что он единственный, кто мог бы составить счастье нашей дочери.Не без труда леди Пенрит откинула голову назад, чтобы заглянуть в лицо мужу.— Джайлз, — сказала она, и в ее голосе послышались слезы, — вы никогда не поймете и не узнаете, каким счастьем, какой радостью я обязана вам. Никогда!Сэр Джайлз наклонился и поцеловал ее, наслаждаясь нежностью ее губ и даже соленым вкусом слез, скатывавшихся по ее щекам и попадавших ему в рот. Потом он поцеловал ее в лоб и снова выглянул в ночное окно. Окна спальни о выходили в английский парк, разбитый позади дома. Протоптанные в траве тропинки вели из парка к хозяйственным постройкам и к конюшне. Пейзаж замыкали утесы, неровной зубчатой стеной вздымавшиеся к ночному небу. Поздний вечер дышал красотой и каким-то таинственным, неясным ожиданием.Наконец из-за угла конюшни вновь показалась Эммелайн, предшествуемая лакеем с пляшущим фонарем в руке и сопровождаемая зябко кутающейся в шаль горничной. И тут сэр Джайлз почувствовал, как тело жены замерло и напряглось у него на руках. Когда он спросил, не сделал ли он ей больно, она торопливо ответила:— Нет-нет, конечно же, нет! У вас на руках мне очень хорошо. Но я вдруг подумала… Что если Эммелайн просто закроет свое сердце перед Конистаном? Ей ничего не стоит это сделать. Она ведь уже не раз это проделывала, отказывая самым завидным женихам, а их у нее было не меньше дюжины!— Можете положиться на Конистана, моя дорогая, он возьмет эту крепость штурмом!Леди Пенрит покачала головой.— Нет, за этим еще что-то кроется, дорогой мой. Что-то неладное творится с нашей девочкой. Бывали случаи, когда я начинала думать: уж не догадывается ли она о своем происхождении? Может, она чувствует себя недостойной внимания, неровней? Мне даже показалось, что она решила вообще не вступать в брак! Одна мысль об этом приводит меня в ужас. Нельзя допустить, чтобы наша дочка, с ее любовью к жизни, отказалась от всех ее радостей! Ну скажите мне, разве я ошибаюсь? Эммелайн готова устраивать судьбы всех своих подружек, но только не свою собственную!Сэру Джайлзу вспомнилось одно из мгновений прошедшего вечера, когда они вставали из-за обеденного стола. В тот момент ему тоже показалось, что на его дочь нашли какие-то черные мысли. Он вздохнул, ощущая в сердце странную тяжесть, о природе которой не хотел даже задумываться.— Я не знаю, любовь моя. Мне всегда казалось, что все дело в ее взыскательности, в тех высоких требованиях, которые она предъявляет к избраннику. Ее рыцарь просто еще не появился на коне под окном, чтобы назвать ее своей. С другой стороны, я согласен: что-то ее тревожит, но что именно — ума не приложу. Что касается обстоятельств ее рождения, полагаю, если бы у нее были сомнения на сей счет, она давно уже задала бы нам прямой вопрос.Леди Пенрит несколько минут провела в полном молчании. Когда она заговорила, ее голос был едва слышен:— Джайлз, боюсь, мне потребуется настойка опия.— Дорогая! — огорченно вскричал он. — Вам не следовало так долго терпеть! Надо было сказать мне раньше. Я слышу в вашем голосе боль и усталость.Он тотчас же уложил ее в постель и бережно укрыл одеялом.Устроив жену поудобнее, сэр Джайлз подтянул стул поближе, сел и взял ее за руку. Лекарство подействовало очень быстро. Дыхание леди Пенрит стало заметно спокойнее, довольная улыбка появилась у нее на губах, разглаживая прочерченные болью страдальческие морщины на лице. Ее веки отяжелели, и она погрузилась в сон, а ее последними, сквозь зевок произнесенными словами, были:— Хочу надеяться, что Конистан пробудит ее сердце для любви, как вы пробудили мое. 15 На следующий день, глядя, как Грэйс спускается по ступенькам дорожной кареты миссис Тиндейл, Эммелайн в бессчетный раз подивилась тому, до чего же безобразно миссис Баттермир одевает свою дочь. Темно-коричневый спенсер Вид верхней одежды, короткий жакет.

, обшитый черным репсом, который Грэйс надела поверх унылого дорожного платья из перекрахмаленной хлопковой саржи, ни в коей мере не способствовал выявлению стройности фигуры юной леди и не оттенял нежных черт ее лица. Слава Богу, Эммелайн догадалась заранее позаботиться о пополнении убогого гардероба подруги и заручилась услугами знаменитой портнихи из Эмблсайда, чтобы восполнить этот досадный пробел.Деспотичный отец Грэйс позволил ей принять приглашение на турнир только при условии, что ее будет сопровождать замужняя дама хорошего рода и с безупречной репутацией. К тому же он настоял, чтобы путешествие проходило неторопливо, с большим количеством остановок. Джейн Тиндейл, милая и славная девушка, с го-ловы до ног усыпанная веснушками, пожалела бедную мисс Баттермир и предложила ей место в своей карете, поскольку они жили в графствах, граничивших друг с другом, и им все равно было по пути. Грэйс охотно согласилась и попросила у Эммелайн разрешения поселиться в одной комнате с Джейн по приезде в Фэйрфеллз. Две юные особы быстро подружились.Прежде, чем обменяться хоть словом с Эммелайн, Грэйс, первой ступившая на усыпанную гравием подъездную аллею, дождалась, пока из недр кареты не появятся миссис Тиндейл и Джейн. Когда же миссис Тиндейл, легонько подтолкнув в спину обеих молодых леди, велела им поздороваться с хозяйкой, Грэйс, подхватив под руку Джейн, устремилась вперед. Ее лицо светилось приветливой улыбкой, а глаза блеете ли от волнения.Обе девушки, с веселым лепетом, прерываемым взрывами смеха, от души расцеловали Эммелайн. Миссис Тиндейл, чья внушительная фигура была облачена в теплую, янтарного цвета накидку мериносовой шерсти, а голову венчала шляпка с полями козырьком, украшенная двумя белыми страусовыми перьями, пожала хозяйке руку и сообщила, что обе ее подопечные трещали, как сороки, не умолкая с тех самых пор, как они достигли вершины перевала.— «Уэзермир!» — завопили они хором, — пожаловалась миссис Тиндейл, хотя ворчливый тон ее голоса никак не вязался с довольной улыбкой на разрумянившемся лице. — Я едва не оглохла! — она обернулась и одарила улыбкой обеих девушек по очереди. — Клянусь вам, это так! Уши заложило, до сих пор ничего не слышу. Господи Боже, они так разволновались, что я даже встревожилась. «В чем дело?» — спрашиваю, а они в ответ только вздыхают и восклицают: «До чего же романтично выглядит озеро!» И обе надеются повстречать на берегу одного из наших поэтов. Я им сказала: «Вроде бы вода очень холодная» — и посоветовала не бродить по холмам, не укутавшись потеплее, а что до обуви, так я им обеим запретила надевать что бы то ни было, кроме прочных полусапожек. Мне говорили, что Дороти Вордсворт Английская писательница (1771-1855), сестра великого поэта Озерной школы Уильяма Вордсворта, посвятившего ей многие свои стихотворения.

исходила все эти горы вдоль и поперек, но я просто не представляю, как бы я могла пуститься в столь опасный путь. Конечно, вы — люди молодые, вам моцион полезен, только вот стоит Джейн немного разгорячиться, как у нее веснушки розовеют…Эммелайн проводила гостью в вестибюль, кивая в такт ее безобидной болтовне и уверяя на ходу, что леди Пенрит целиком и полностью полагается на здравый смысл миссис Тиндейл, и уверена, что та не допустит, чтобы хрупкие женщины подвергали себя ненужному риску.— Не сомневайтесь, я твердо намерена исполнить свой долг! — воодушевилась миссис Тиндейл. — Я затем и приехала, чтобы помочь вашей матери, облегчить ее бремя. Скажите, как ее здоровье? — спросила она участливо.— Вы очень добры, сударыня. Здоровье моей дорогой мамочки не лучше и не хуже, чем можно было ожидать, но я боюсь, она будет присоединяться к нам только в обеденные часы, и то, если сможет.Миссис Тиндейл, добрая душа, ласково пожала руку Эммелайн своей пухлой ручкой и прибавила:— У меня всегда сердце щемит, как только подумаю о ней, о ее болезни. Как это, должно быть, мучительно для вас и сэра Джайлза!Вполне оценив великодушие миссис Тиндейл, Эммелайн тем не менее замешкалась: она никогда не знала, как отвечать на подобные выражения сочувствия.— Вы ошибаетесь! — горячо возразила она. — Мы перед мамочкой в неоплатном долгу. Она никогда не жалуется и таким образом делает наш жалкий ропот совершенно бессмысленным. Поэтому приберегите свое сочувствие непосредственно для нее. Она будет очень рада обществу одной из своих подруг. А теперь позвольте мне проводить вас в вашу комнату, вы ведь наверняка устали после переезда через Сторожевые Ворота.Улыбка вновь расцвела на лице миссис Тиндейл, и она увлеченно пустилась в душераздирающее описание крутого подъема к перевалу, подробно перечисляя различные моменты опасного путешествия, когда ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется, но, к счастью, она вспомнила о нюхательных солях.— После этого спуск в долину показался мне почти развлечением. О, какое удивительное украшение! — воскликнула почтенная матрона, заметив широкий, сшитый из лоскутков гобелен, висевший на площадке второго этажа. — Совершенно необычное, — добавила она, остановившись, чтобы получше рассмотреть его. — Но что это?Эммелайн взглянула на настенное покрывало, и на нее нахлынули воспоминания, одновременно и радостные, и грустные. Каждый из стежков, соединявших отдельные квадратики ткани, напоминал о нескончаемых часах работы, проведенных за дружеской беседой. Покрывало было сшито руками юных леди, приглашенных на турнир в прошлом году. Пока молодые господа готовились к состязаниям по стрельбе из лука и скачкам с препятствиями, их прекрасные дамы собирались в кружок и усердно работали иглой, воздавая дань подвигам своих кавалеров. В прежние времена женщины месяцами и годами плели ковры необъятных размеров, чтобы запечатлеть героические завоевания великих и благородных рыцарей. В Фэйрфеллз ткацкие станки были заменены пяльцами и большими льняными салфетками, на которых юные леди, каждая по своему выбору, прилежно вышивали рисунок, изображавший какой-либо из эпизодов турнирных испытаний. Все это Эммелайн объяснила миссис Тиндейл, и та, конечно, сопроводила ее рассказ множеством восклицаний, выражая восторг по поводу столь оригинального замысла.— А это что? — спросила она, указывая на две короны и вышитые под ними имена на центральном квадрате гобелена.На этот вопрос ответила Грэйс. Она тоже с большим интересом разглядывала именно эту часть покрывала.— Полагаю, это имена Рыцаря-Победителя и Королевы Турнира.Миссис Тиндейл бросила на нее заговорщический взгляд, и Грэйс, вспыхнув до корней волос, торопливо отвернулась к противоположной стене, словно ее внезапно заинтересовали висевшие на ней портреты.Приблизив лицо к уху Эммелайн и кивнув на две короны, миссис Тиндейл негромко заметила:— Знаете, и десяти месяцев не прошло после вашего прекрасного турнира, как она принесла близнецов своему Рыцарю! Молю Бога, чтобы на будущий год вы нашли мужа и для Джейн!— Мама! — простонала Джейн, заливаясь багровой краской.Увидев, что обе молодые гостьи едва не умирают от смущения, Эммелайн решительно повела всю троицу в их спальни. Вокруг миссис Тиндейл тотчас же начала хлопотать горничная. Она усадила почтенную матрону в кресло и спросила, не принести ли ей лавандовой воды для умывания. Миссис Тиндейл уселась поудобнее и с благодарностью признала, что лавандовая вода была бы ей сейчас очень кстати.Затем Эммелайн отвела Грэйс и Джейн в их комнату. Она распахнула двери, с торжеством отметив ошеломленное выражение на лице Грэйс при виде целой армии портних. Эммелайн уже успела шепнуть на ушко Джейн о сюрпризе, приготовленном для Грэйс, и теперь они многозначительно подмигнули друг дружке.В полной растерянности Грэйс сделала несколько шагов вперед, судорожно сжимая в руках ридикюль.— Что это значит, Эм? — спросила она. — Ты же не думаешь, что нам с Джейн понадобится столько служанок!Эммелайн взяла ее под руку и вывела на середину комнаты, укоризненно покачал головой:— Как ты можешь так оскорблять миссис Уэзерол, Грэйс? Да будет тебе известно, что она — лучшая портниха в Эмблсайде, настоящая мастерица своего дела. А ты называешь ее служанкой! Ей это не понравится!Оглушенная, потерявшая дар речи Грэйс оглянулась и увидела женщину ростом около шести футов Примерно 183 сантиметра

.— О, прошу прощения! — обратилась она к великанше. — Я, честное слово, не знала. — Потом, вновь обернувшись к Эммелайн, прошептала:— Но я ничего не понимаю! Зачем она здесь?Эммелайн ласково сжала руку подруги. — Хоть я и восхищаюсь швейным искусством твоей матери, ибо более прямых и ровных швов мне в жизни встречать не доводилось, все-таки должна сказать, что твои платья тебе просто не к лицу!Грэйс закусила губу.— Мне ли не знать! Я тысячу раз твердила маменьке, что эти ужасные цвета, — не говоря уж о бальных платьях, которые висят на мне, о как куча простынь, — никак не способствуют и ну, словом… они мне не идут… о. Господи!Ее речь захлебнулась, и Грэйс вновь опасливо покосилась на группу женщин, наметанным о глазом осматривавших ее невысокую субтильную фигурку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40