Тем не менее мысль о тайных планах Эммелайн, стоявших за приглашением его на рыцарский турнир в Фэйрфеллз, заставила Дункана просто содрогнуться от ужаса. У него вовсе не было намерения жениться на ком бы то ни было, даже если бы он считал мисс Баттермир самой обворожительной женщиной в Соединенном Королевстве. Черт побери, его вполне устраивала холостяцкая жизнь, и он не имел ни малейшей охоты затягивать на шее брачную петлю!Гарви прервал его размышления, ответив наконец на вопрос о том, чем же хороша мисс Баттермир.— К твоему сведению, она отличается редкостной красотой, я такой почти никогда не встре-чал. Кожа у нее изумительная, без единого изъяна. С места мне не сойти, если она не окажется бархатистой на ощупь. А взгляни на цвет лица! Какая белизна, какой нежный румянец на щеках! Да она просто бесподобна! К тому же у нее чудесная улыбка. Правда, я думаю, ей следовало бы улыбаться чаще.Он наклонился ближе к Дункану и прошептал:— Быть может, ты заставишь ее это сделать. 3 Но встревоженному выражению в голубых глазах Дункана Эммелайн догадалась, что произошло нечто непредвиденное. Похоже, Конистану все же удалось каким-то образом, скорее всего угрозами, выведать правду у сводного брата. Чувствуя себя уязвленной и рассерженной, девушка усилием воли подавила в глубине души приступ раздражения и решила при первом же удобном случае излить свой гнев на самого Конистана. Поэтому к Дун кану она повернулась с самой солнечной из своих улыбок и сердечно пожала ему руку.— Мисс Пенрит, — сказал он, пожимая пальчики, затянутые в перчатку, и чопорно кланяясь. — Вы ведь знакомы с Гарви Торнуэйтом, не правда ли?Заливаясь звонким смехом, Эммелайн заверила его, что они с Торни — большие друзья, и, протянув Гарви руку, которую тот с жаром по-целовал, спросила:— Но ради всего святого, скажите, в какой глуши вы себя похоронили на столь долгий срок? С тех пор, как мы с вами в последний раз танцевали, миновала целая вечность! — Она перевела взгляд на Дункана и с грудным смешком добавила:— Месяца полтора назад на королевском балу Торни так страшно напился, что во время кадрили наступил на шлейф Эмили Каупер, порвал его, а сам свалился замертво. Можете себе представить, что мне пришлось пережить! Вот смеху-то было!Грэйс вновь мысленно помянула своего папеньку, и Эммелайн не без удивления заметила выражение недовольства, промелькнувшее в го-лубых глазах Дункана по завершении ее скандального повествования. Это лишь укрепило ее во мнении, что Грэйс и Дункан просто созданы друг для друга.Вновь переведя взгляд на Гарви, она молниеносно сменила тему разговора.— Надеюсь, вы собираетесь присоединиться к нам этим летом в Фэйрфеллз? Мне хотелось бы увидеть вас в кольчуге и броне. Должна признаться, вид мужчин в полном рыцарском облачении волнует меня до глубины души!— В таком случае я положительно обязан принять участие в вашем маленьком увеселении! — живо откликнулся Гарви.Он все еще продолжал сжимать ее руку и, казалось, ни за что не хотел ее отпускать, в то же время охватывая томным взором стройную фигуру девушки. Когда этот взгляд остановился на ее груди, задержавшись на ней неприлично долго, Эммелайн выдернула руку и сердито шлепнула его веером по густой каштановой шевелюре.Ничуть не обидевшись, Гарви весело улыбнулся ей и даже подмигнул с сочувственным и заговорщическим видом.— Если у вас остался незанятый танец, — сказал он, — буду счастлив, если вы запишете его за мной.Эммелайн не замедлила с ответом, свято блюдя интересы Грэйс:— Но тогда пусть Дункан будет четвертым. Мисс Баттермир только что жаловалась мне, как трудно найти хорошего партнера для кадрили.Она взглянула на Дункана, ясно давая понять, что ему следует пригласить Грэйс на танец, и не обращая при этом ни малейшего внимания на невнятные протесты подруги.Дункан уже собирался ответить согласием, когда у него над ухом раздался хорошо знакомый, звучный и властный голос:— До чего же многообещающая у вас подбирается компания! Я настаиваю, чтобы мне позволили занять вакантное место. — Раскланявшись со всеми по очереди, кроме Эммелайн, он добавил:— Надеюсь, я не нарушил ваших планов.С негодованием обернувшись, Эммелайн встретилась взглядом с вызывающе-насмешливыми серыми глазами лорда Конистана. Он стоял в шаге от нее, и она, не мигая, уставилась на него в ответ. Безмолвная дуэль продолжалась несколько мгновений. Наконец, стремительно расправив веер, Эммелайн чуть присела в небрежном реверансе.— Милорд, — бросила она в виде приветствия.Он передразнил ее жест, едва заметно склонив голову, и ответил с насмешливой улыбкой:— Мисс Пенрит.— Что касается кадрили, сэр, — продолжала Эммелайн, слегка обмахиваясь веером и с трудом удерживаясь от язвительных замечаний, так и просившихся на язык, — то вам придется нас извинить. Мне очень жаль, но я уже пригласила… э-э-э… сестер Брэмптон составить нам компанию.Лорд Конистан оглянулся на двух очаровательных сестричек, с живейшим интересом следивших за их разговором.— Но это же бесподобно! — возразил виконт. — Не понимаю, за что вы просите извинения, мисс Пенрит, ведь совершенно очевидно, что мне предоставлена возможность выбрать одну из двух прелестнейших девушек в Лондоне!Прежде, чем Эммелайн успела слово вымолвить, Конистан пригласил сестер присоединить-ся к их маленькому болтливому кружку и тут же осведомился, какая именно из двух юных леди предпочитает танцевать с ним кадриль. Девиц охватил сильнейший приступ волнения, они нервно захихикали и принялись судорожно обмахиваться веерами. А когда Конистан пообещал пригласить в качестве восьмого участника красивого молодого офицера из Конной гвардии, более застенчивая из близняшек вытолкнула вперед сестру, и вопрос был решен ко всеобщему удовлетворению, если не считать Эммелайн, оставшейся в меньшинстве.Конистан повел всю компанию вниз, в бальный зал, и Эммелайн поравнялась с ним.— Вы слишком много на себя берете, милорд! — заявила она.— Что вы имеете в виду? — с самым невинным видом осведомился виконт и, удивленно выгибая соболью бровь, продолжал:— Неужели я ошибся, предположив, что вы лишь в последний момент придумали этот танец, причем сестры Брэмптон не только не имели кавалеров, но даже не подозревали до последней минуты с том, что они сами приглашены? Ведь это было так очевидно, что любой дурак мог бы догадаться! Сознайтесь, вы просто пытались избавиться от меня!Эммелайн подарила ему сладчайшую улыбку.— Избавиться от вас? С какой стати мне это делать? Ведь среди моих знакомых нет человека приятнее вас!— Фу, какое наглое вранье! — презрительно фыркнул Конистан. — Вы меня ненавидите всей душой, и все только потому, что я не спешу слиться с толпой ваших многочисленных ухажеров!Эммелайн так и вскипела, услыхав эти слова, но — хотя ей сразу же пришло в голову, что Конистан нарочно пытается вывести ее из себя — не удержалась от резкого ответа.— Не судите о других по себе, милорд, и не считайте меня столь же тщеславной, как вы сам. Меня подобные вещи совершенно не волнуют, хотя, я полагаю, вам нелегко будет в это поверить: ведь вы-то ни о чем другом просто не помышляете.Он прищелкнул языком.— Какой суровый приговор, мисс Пенрит! Осмелюсь просить вас умерить пыл ваших высказываний. Учтите, только я один могу дать вам то, чего вы желаете.— И что же это, скажите ради Бога? — спросила она, раздраженная до крайности его высокомерием.В ответе лорда Конистана прозвучало злорадное торжество:— Дункан, разумеется. 4 Роджер Лэнгдейл, пятый виконт Конистан, выполнял хитроумные фигуры кадрили с привычной легкостью человека, проведшего в столице несчетное количество сезонов. Ему было тридцать пять лет, и давно уже миновало то время, когда он готов был ублажать легкомысленных дебютанток, делающих первые шаги в высшем свете, или потакать прихотям такой коварной интриганки, как Эммелайн Пенрит.Он следил за нею со смешанными чувствами, ибо Эммелайн вызывала у него сильнейшую неприязнь и в то же время невольное восхищение. Возможно, именно по этой причине в его голове вдруг с пугающей отчетливостью возникло самое первое воспоминание о ней. Однажды он отправился в оперу один и увидел там Эммелайн. Сидя рядом со своим отцом и машинально стиснув рукой барьер ложи, она всем телом подалась вперед, целиком поглощенная спектаклем.Конистана поразило то, с каким напряженным вниманием Эммелайн слушала музыку. Ее тело, натянутое, как струна, едва заметно покачивалось в такт мелодии. Золотистые, как у ангела, волосы подобно легчайшему облачку обрамляли ее лицо и водопадом струились по спине. Он был очарован безупречной белизной и свежестью ее кожи, красиво очерченными высокими скулами и даже тем, как она чуть-чуть приоткрывала рот от восторга при звуках музыки. Эта девушка представляла собою бриллиант чистой воды, и уже тогда, при первой встрече, он ни на минуту не усомнился, что весь Высший свет окажется у ее ног, что вскоре и произошло. Однако то первое, ничем, казалось бы, не омраченное впечатление, когда Конистан, пораженный красотой Эммелайн, следил, с каким чистым и непосредственным восторгом она упивается музыкой, вызвало у него в душе какое-то непонятное расстройство, тревогу, пробиравшую его до костей при каждой новой встрече. Если бы он мог сам себе объяснить свое первое чувство, то, пожалуй, назвал бы его глупой ребяческой влюбленностью. Но этому чувству так и не суждено было перерасти в нечто большее, потому что Эммелайн с самого начала отнеслась к Конистану с открытой неприязнью. Тем не менее воспоминание о первой встрече так и не потускнело в его памяти. Да, Эммелайн Пенрит была поистине необыкновенной женщиной.И вот теперь он смотрел, как непринужденно она болтает с Гарви Торнуэйтом, словно с другом детства.Конистан считал себя человеком справедливым и снисходительным в своем отношении к Эммелайн. Успех, завоеванный ею в свете и возраставший от сезона к сезону, представлялся ему вполне заслуженным. Она вращалась в высших кругах, была принята при дворе, и даже сам Принни Прозвище наследного принца Георга, который в 1811 — 1820 годах был регентом в связи с психическим заболеванием своего отца Георга III; впоследствии стал королем Георгом IV.

удостоил ее своим вниманием. Всем было известно, что принц-регент ищет встречи с нею всякий раз, когда им доводилось вместе посещать какое-нибудь из великосветских сборищ.Но вот чего Конистан никак не мог ей простить, так это неуемного увлечения работой на ниве сватовства. Сей труд, обычно весьма неблагодарный, удавался ей на славу. Можно было подумать, что единственной целью ежегодных появлений Эммелайн в Лондоне является ловля самых завидных женихов для своих подружек. Конистану уже не раз приходилось с грустью наблюдать за тем, как незадачливые джентльмены, попавшие в ее сети, один за другим покорно бредут по центральному церковному проходу, пропитанному смешанными запахами флердоранжа и нервной испарины, чтобы подставить шею под ярмо. Предосудительным, с его точки зрения, ремеслом сватовства занимались многие женщины, как правило, матери, мечтающие сбыть с рук взрослых дочерей, но всем им было далеко до Эммелайн. Неутомимая в своем рвении, она всякий раз добивалась поставленной цели. Однако вскоре ей предстоит впервые познать горечь поражения, ибо он готов пойти на что угодно, лишь бы не позволить Дункану жениться на Грэйс Баттермир.Бросив на нее взгляд, он заметил, как пугливо она отвела глаза, и вновь презрительно фыркнул, решив про себя, что Грэйс — никчемная серая мышь.Его настроение не укрылось от партнерши по танцу.— Я имела несчастье вызвать ваше неудовольствие? — осведомилась Оливия Брэмптон, скромно потупив взор, однако всем своим видом демонстрируя, что не верит собственным словам.Лорд Конистан плавно перевел взгляд на прелестное юное создание, повторявшее вместе с ним многочисленные фигуры кадрили, не преминув отметить задорно вздернутый подбородок, кокетливую полуулыбку розовых губ, веселую искорку в устремленных на него ярко-синих глазках. Все эти знаки внимания со стороны столь очаровательной молодой особы должны были бы льстить его самолюбию. И будь виконт желторотым юнцом, впервые попавшим в столицу на открытие светского сезона, вполне возможно, он почувствовал бы себя польщенным. Вероятно, его даже вдохновила бы возможность немного пофлиртовать с такой красоткой. Но сейчас ее слова заставили его лишь досадливо поморщиться. Вот так, наверное, матерый лис презрительно фыркает, заслышав звук охотничьего рога и прекрасно зная, какие маневры следует совершить, чтобы уйти от загонщиков, науськивающих свору псов.— О нет, я убежден, что вы не способны вызвать неудовольствие у кого бы то ни было, — любезно ответил он.Юная леди надула губки и широко раскрыла глаза.— Зато я больше ни минуточки не сомневаюсь, что чем-то обидела вас, — заметила она, — а не то вы не стали бы отвечать с такой холодной учтивостью!В ожидании ответа на губах у нее вновь заиграла едва заметная улыбка.Конистан с тяжелым вздохом спросил себя, почему звук охотничьего рога его больше ничуть не увлекает. «До чего же все это скучно!» — подумал он, а на вопрос девушки ответил так:— Приберегите ваши уловки для кого-нибудь другого. Боюсь, я для них уже староват.Мисс Брэмптон вспыхнула и пошла пятнами. Явно пристыженная его словами, она отвернулась и сосредоточила все свое внимание на Дункане.Конистану стало стыдно за собственное поведение, Боже праведный, неужели он настоль-ко очерствел душой, что стал способен ни за что ни про что оскорбить чувства такого прелестного создания, как Оливия Брэмптон?! Он молча поклялся загладить свою вину, попросить у девушки прощения и вернуть себе ее расположение, но тут же случайно встретился глазами с устремленным на него и полным укоризны взглядом Эммелайн. Ее большие зеленые глаза излучали негодование с такой неистовой силой, что он отшатнулся, как от удара.При обычных обстоятельствах Конистан ответил бы ей тем же, но сейчас, повергнутый в уныние краской смущения на щеках мисс Брэмптон, он улыбнулся в ответ с убитым видом и кивнул, покорно принимая осуждение, которое прочитал в глазах Эммелайн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40