Уже велись приготовления к выступлениям любимицы публики в военных лагерях для поднятия боевого духа солдат. Свой собственный дух Вивиан мог поднять, лишь вызываясь добровольцем в любую вылазку, которая позволяла убежать как можно дальше от города, где жила его мать, более не нуждающаяся в сыне, и девушка, которую он не осмеливался увидеть снова.
К середине ноября Вивиан уже привык к поездкам на Оскаре или Тинтагеле рядом с огромным бронированным поездом, из бойниц которого высовывались готовые к бою стрелки. Иногда он присоединялся к группе всадников, отвлекавших на себя основные силы буров, пока другой отряд захватывал ослабленные позиции противника. Это приводило лишь к потерям с обеих сторон и незначительному ослаблению артиллерийских обстрелов. Гарнизон Кимберли был слишком мал, чтобы предпринять попытку прорыва блокады, а противник, казалось, не собирался атаковать город. Единственной надеждой оставалось прибытие подкрепления извне, прежде чем голод заставит сдать город.
Двадцать седьмого ноября на постоянные сигналы прожектором был получен ответ. Издалека засверкали вспышки, был установлен контакт с британскими войсками, наступавшими от Кейптауна. Хотя обмен сигналами был всего лишь подтверждением их присутствия, он позволил определить, что идущие на помощь войска находятся у реки Моддер, не далее чем в двадцати милях от города.
Кимберли обезумел от радости. Несмотря на комендантский час, тут же были созваны многочисленные вечеринки, а жители выложили на столы припрятанную именно для такого праздника снедь. После шести недель осады они с нетерпением ждали освобождения. Двадцать миль казались «почти рядом» — по крайней мере, для гражданских лиц.
С точки зрения военных, двадцать миль представляли собой однодневный марш-бросок. И когда на следующее утро обстрел города внезапно прекратился, полковник Кекевич решил, что окруженный противник обнаружил английские войска и собирается их атаковать. По совету своих командиров он разработал план атаки в тылу буров и принялся его осуществлять. В палаточных лагерях зазвучали многочисленные приказы, заставляя людей с энтузиазмом хвататься за оружие. Наконец-то их ждал настоящий бой против врага.
Вивиан разделял общее возбуждение: поднимаясь с походной кровати и натягивая мундир и шлем, он приказал груму немедленно оседлать Оскара.
Полуденное солнце заливало все горячими лучами, когда Вивиан ехал на сборный пункт, где около двух тысяч военных суетились, погруженные в подготовку к бою. Это было волнующее зрелище, и большая часть населения города высыпала на улицы, чтобы поглазеть на происходящее. Чувствуя какое-то почти праздничное возбуждение, они смотрели на солдат, как на лучших людей — благородных героев, бросающих вызов врагу.
Замечая их радость, Вивиан лишь криво улыбался — ведь до сих пор, по примеру Родса, обыватели считали их лишь напыщенными, самодовольными дураками.
Присоединившись к большой группе всадников — по его оценке, около шестисот человек, — Вивиан узнал план сражения, представленный Скотт-Тернером. Они проведут комбинированную атаку позиций буров на юге — между городом и рекой Моддер, — что позволит отвлечь внимание врага от приближающихся войск и освободит ключевые позиции на двух перевалах, с которых буры могли контролировать обширные площади. Отряд, включавший почти всех пехотинцев, должен был атаковать один перевал под прикрытием сильного артиллерийского огня из шести орудий, а кавалерия будет поддерживать их на правом фланге, пытаясь захватить остальные три укрепления, если буры начнут отступать, деморализованные поражением на первом рубеже. В это же самое время бронированный поезд дойдет до того места, где враги взорвали пути, и солдаты в поезде отвлекут на себя внимание части буров.
Это был отличный план, внушающий доверие, несмотря на то, что им придется выступать на открытой равнине под палящим солнцем, не имея преимущества внезапности. Если товарищи жертвуют собой, чтобы пробиться в город, их долг— показать такое же мужество и героизм.
Вивиан получил в подчинение группу местных жителей, которых хорошо узнал во время предыдущих рейдов. Некоторые были просто отчаянными парнями, отличаясь больше энтузиазмом, чем умением воевать, но в основном группу составляли люди, чей изумительный талант наездников восполнял отсутствие боевого опыта. Они доверяли ему и выполняли любой приказ. Вивиан улыбался им, втайне желая, чтобы на их месте были его собственные уланы. В этот момент он вдруг понял, что вскоре сможет вернуться в свой полк, и радостное настроение исчезло. Нахождение в составе гарнизона Кейптауна ничуть его не привлекало, так же как перспектива вернуться к беременной жене, которой придется объяснять внезапное уменьшение доходов, вызванное замужеством матери. Вивиан пока еще не представлял, как компенсировать финансовые потери.
Был отдан приказ, началось движение вперед. Ритмичные удары сапог, позвякивание шпор и скрип кожаных седел, грохот колес перевозимых орудий звучали весьма впечатляюще, когда ряды одетых в хаки людей пересекали границы города. Однако на опаленной солнцем равнине эти звуки, казалось, растворились в неестественной тишине, столь свойственной этим местам. А затем появилось ощущение незащищенности. Вивиан чувствовал, как мурашки забегали по спине, когда он скакал на Оскаре вдоль колонны пехотинцев, чьи загорелые лица насупились.
Так всегда бывает перед сражением. Нервы напряжены, глаза болят, уши прислушиваются в ожидании невидимого противника. Во рту пересыхает, горло сводит судорога. А как только звучат первые выстрелы, выдающие местонахождение врага, уже не остается времени на мысли или чувства. Они придут позже, когда наступит естественная реакция и человек похоронит своих друзей — или расстреляет их, чтобы спасти от мучений во время пыток.
Вивиан нервно сглотнул и провел пальцем по ремешку шлема. Он сильно вспотел, как и другие, находящиеся рядом, — лица пехотинцев были покрыты каплями пота, они маршировали по пыльной равнине в сторону скал, где скрывались буры. Напряжение буквально сгустилось в воздухе. Вдалеке бронированный поезд, неспешно движущийся по колее, выдавал свое присутствие натужными свистками и дымом, а также бликами солнца на металле. Было что-то успокаивающее в его присутствии — он выглядел таким неуязвимым.
Внезапная серия громких ударов заставила Вивиана подпрыгнуть от неожиданности, так же как и многих других. Оскар шарахнулся в сторону, другие лошади отреагировали более бурно. Вокруг стали разрываться снаряды, вызывая панику среди перепуганных животных. Успокоив Оскара, Вивиан повернулся, чтобы посмотреть на их собственные орудия. Что-то, видимо, пошло наперекосяк, так как те не были передвинуты в специально отведенные для них места, чтобы обеспечить столь необходимую защиту. С негодованием он заметил, что артиллеристы поторопились начать огонь, не дождавшись выхода на установленные позиции, и их снаряды не долетают до буров, падая в опасной близости к собственным войскам.
Начавшись, бой продолжается по своим законам; неважно, каким был первоначальный план. Так произошло и теперь. Открытая равнина стала адом, где крики перемешивались со свистом пуль и снарядов, которые, попадая на землю, поднимали фонтаны пыли, забивавшей солдатам глотки и покрывавшей их лица словно маска. Пехотинцы также слишком рано открыли огонь, совершенно безвредный для укрывшихся буров. Пули тех, в свою очередь, нещадно косили английских солдат.
Скоро стало ясно, что основной мишенью противника является кавалерия, так как буры хорошо понимали беззащитность пеших людей в подобных условиях. Вивиан в тревоге оглядывался, пытаясь найти Скотт-Тернера в этом пыльном облаке. Вместо топтания на месте они давным-давно должны были атаковать, поддерживая пехотинцев. О чем думает их командир? Почти сразу же раздался приказ, но это было не то, что ожидал Вивиан. Им приказывали атаковать второй рубеж, чтобы штурмом захватить укрепления — действие, которое предполагалось совершить только в случае отхода врага. А в настоящий момент с того направления велся сильный огонь, без всяких признаков отступления. Все это попахивало сумасшествием, но они послушно повернули и поскакали галопом, оставляя пехотинцев совершенно беззащитными.
Вивиан погонял Оскара, чувствуя себя пешкой в игре, которая развивается независимо от его воли. День превратился в громыхающий, ревущий ад под палящим солнцем. Мундир прилип к спине, лицо покрылось пылью, когда во главе отряда он скакал к каменным укреплениям буров, где те, несомненно, скопили значительные силы. Попав в радиус действия пуль, они были встречены шквальным огнем.
Земля вокруг Вивиана буквально закипела от пуль. Он выхватил револьвер, хрипло крикнув идущим за ним, чтобы те стреляли только по конкретным мишеням. Пули свистели мимо их голов, и он вспомнил, что эти местные жители были отличными стрелками. Вокруг него стали падать люди, раздавались полные боли крики. Оскар, однако, не сбавил скорости, и Вивиан оказался настолько близко, что мог разглядеть бородатые лица, выглядывающие из-за камней и поставленных боком фургонов. Стреляя по ним, он низко склонился над Оскаром.
Но когда до укреплений буров оставалось не более нескольких метров, Вивиан был ранен в бедро. Вскрикнув от боли, он толчком послал лошадь вперед, продолжая стрелять по врагам, пока тяжелый удар по шлему не заставил потерять равновесие; Оскар вдруг резко повернул влево. Сползая с седла, Вивиан зацепился ногой за стремя, и конь потащил его по неровной каменистой земле. Боль была сильна, но последний удар головой об острый камень погрузил его в блаженное беспамятство.
Массовые похороны не в меру старательного Скотт-Тернера и девятнадцати других погибших во время боя прошли при большом стечении людей, в основном военных. Длинный ряд повозок с покрытыми флагами гробами оказался слишком гнетущим зрелищем для тех, кто только вчера был Полон радостного ожидания. Звуки выстрелов, салютующих погибшим, разорвали тишину над городом, напоминая жителям, что война продолжается. Атака провалилась. Буры остались на своих позициях, и не было никаких сведений о спешащих на помощь английских войсках.
В маленьком тенистом коттедже в одном из тихих районов города Нелли механически выполняла свои обязанности, двигаясь словно сомнамбула. Сержант, с которым она завязала такую счастливую дружбу, лежал в одном из гробов. Лейла, понимая горе девушки, оставила ее в покое, горячо благодаря Бога, что Вивиан остался жив. Днем раньше она, как и другие женщины, провожала солдат на бой, разделяя чувства их матерей и любимых.
Все это время она испытывала страх за жизнь Вивиана. Многие знакомые офицеры рассказывали о частых вылазках кавалерии, сопровождавшей бронированный поезд, а также отправляющейся в разведку, постоянно упоминая офицера-улана, который с такой готовностью вызывался добровольцем. И мысли о том, что Вивиан совершенно не ценит свою жизнь, тревожили Лейлу еще больше, чем его очевидное желание избегать встреч с ней.
В осажденном городе, не получавшем известий извне, весь мир ограничен маленьким обществом, и ни один житель не мог говорить или делать что-то без того, чтобы это не дошло до ушей другого. Лейла знала, что Маргарет Вейси-Хантер собирается выйти замуж за барона фон Гроссладена, как только будет прорвана блокада, и что Вивиан больше не видится с ней, ограничиваясь короткими записками из военного лагеря.
Убежденная, что именно она является вероятной причиной его добровольного затворничества, Лейла мечтала поговорить с Вивианом, уверить его, что принятые в цивилизованном обществе дружеские отношения все еще возможны между ними. Он не должен оставаться в своей палатке все время. Мужчина не имеет права отказывать себе в возможности хоть немного расслабиться, забыть об опасности, которой он себя с таким рвением подвергает. Когда они встретились месяц назад, Вивиан, казалось, был на грани срыва. И так оно и случится, если ему не удастся снять напряжение.
Если даже Лейла постоянно слышала новости о нем, то уж он тем более должен был знать, что Лейла Дункан участвует в различных мероприятиях, призванных поднять боевой дух. Хотя театр был по-прежнему закрыт — в него даже попал снаряд, — актерский состав «Наследницы из Венгрии» был постоянно задействован. Кроме выступлений в домах богатых граждан, они появлялись каждый день на территории компании «Де Бирс», где давали рабочим возможность немного передохнуть от производства снарядов и пуль. Пару раз актеры выступали в концертах под открытым небом, сопровождаемые полковым оркестром, — все это по просьбе Сесила Родса.
Лейла была представлена тому, кого никогда и не мечтала увидеть, и испытала разочарование. Лишенный внешнего обаяния, со странным квакающим голосом, этот человек выглядел менее значительным, чем его репутация. Вспомнив Рози, она мысленно окрестила его «Забавный Роде».
Кроме участия в концертах — включая и подготовку к тому, грандиозному, что был отложен до прихода английских войск, — Лейле приходилось принимать поток посетителей. В то время как многие мужчины из труппы нашли себе занятия в компании «Де Бирс», девушкам приходилось туго. Живя в дешевых комнатах, оплаченных Мередитом Чьютоном, они не получали зарплаты и не знали, чем себя занять. Лейла пыталась развлечь их, позволяя собираться в ее приятном деревянном бунгало с восхитительным садом вокруг. И это место вскоре стало одним из любимых для отпущенных в увольнение военных, которые просиживали часами в саду, болтая с девушками. Мужчины из местных, составлявшие основу сил обороны, имели дома и семьи в Кимберли, но англичане с удовольствием пользовались случаем забыть хоть ненадолго войну в компании красивых актрис.
Всеобщей любимицей стала Салли Вилкинс. Те, у кого на родине остались дети, обожали разучивать с ней детские стишки или рассказывать сказки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59