держатели для туалетной бумаги
одна
загорелая, голая рука простерлась, откинувшись, по выжженной
земле. Какой он все-таки ребенок -- затащить человека в такое
место в надежде увидеть здесь нечто сверхъестественное! Все же
мистер Херд пока не успокоился на его счет окончательно. Может
быть, он только притворяется.
Время шло. Изо всех сил старавшийся не заснуть епископ
ощущал, как опускаются его веки, защищая глаза от заливающего
все вокруг света. К нему опять подбирался озлобленный дух,
обитающий в этих мирных, пронизанных солнцем местах, -- их
пагубное порождение, казалось, отнимавшее у епископа силу воли.
Оно придавило его своим весом. Епископ задремал, тяжело и
беспокойно.
Через какое-то время он вдруг проснулся и, резко
поворотившись, вгляделся в своего спутника. Денис лежал в той
же привольной позе, не сдвинувшись ни на дюйм. Странный юноша.
Не задумал ли он какого-нибудь обмана?
Вокруг расстилалась истерзанная, пустынная земля. Как
здесь, оказывается, тихо, подумал епископ. Неземная тишь. И
какая жара! Глыбы лавы, словно, покачивались и дымились,
залитые яростным светом. Мертвый мир. Он напомнил епископу
иллюстрации к Дантову "Аду". Епископ вспомнил фигурки
осужденных навек, корчившиеся среди языков пламени.
Взгляд его снова упал на виллу кузины. Странно! Теперь
вдоль края обрыва прогуливались двое. Два крохотных пятнышка...
Он вытащил бинокль. Пятнышки обратились в фигуры миссис Мидоуз
и мистера Мулена.
Черт! -- подумал епископ. -- Это еще что такое?
Они прогуливались взад-вперед, в точности там, где сам он
прогуливался с нею. Похоже, они пребывали в самых дружеских
отношениях. В отличнейших отношениях. Отсюда казалось, что оба
смеются, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на
что-то -- книгу или иной предмет, который она несла в руке.
Черт! Время от времени кузина оказывалась в опасной близости от
края обрыва -- у епископа перехватило дыхание, ему вспомнилось
головокружение, ощущение давящего ужаса, с которым он наблюдал
за соколом, безумно плывущим над бездной. Ей, судя по всему,
близость бездны доставляла наслаждение. Вот они развернулись,
пошли назад, теперь на краю оказался мужчина. Очевидно и он
страдал головокружением не более, чем она. Смеется,
жестикулирует. Черт! О чем они разговаривают? Что они делают
там, в такое неподходящее время? Раз пять или шесть они
прошлись взад-вперед, а потом, совершенно неожиданно, прямо на
глазах у мистера Херда произошло нечто такое... нечто
невероятное.
Он опустил бинокль, но тут же снова поднял его к глазам.
Никаких сомнений. Мулена там больше не было. Исчез. Миссис
Мидоуз легкой поступью двигалась к вилле.
Мистеру Херду стало плохо. Не сознавая, что делает, он
начал с ненужной силой трясти Дениса. Молодой человек лениво
повернул к нему раскрасневшееся лицо.
-- Где... что... -- начал он. -- Забавно! Вы его тоже
видели? О, Господи! Вы меня разбудили. Жалость какая...
Постойте, мистер Херд, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
Епископ, с жестоким усилием взял себя в руки.
-- Наверное, солнечный удар. Африка сказывается! Пожалуй,
нам лучше уйти. Дайте мне руку, Денис, будьте добры. Я хочу
спуститься вниз.
Рассудок его был потрясен, ноги ослабли. И все же ему
хватало разумения, чтобы понять -- он стал свидетелем
отвратительного, тщательно обдуманного убийства.
ГЛАВА XLII
Все традиции его расы, столетия честного и
добропорядочного почитания закона, ужас чистоты перед тем, что
нечисто -- все восставало против случившегося, в которое он
никогда бы не поверил, если бы не свидетельские показания его
собственных глаз. Он испытывал такое унижение, словно его
ударили; ему хотелось съежиться, спрятать лицо от людей. Даже в
положении свидетеля было что-то пятнающее. Какая мерзость! И
как тщательно было выбрано время и место.
И ведь никто иной как он сам во время той вечерней
прогулки подал ей эту мысль. Он сказал ей о том, как легко
сбросить оттуда человека. Нет ничего проще...
Надо полагать, с течением времени мысли его придут в
порядок. Между тем он вспомнил, кто такой Ретлоу -- alias(61)
Мулен. Что-то вдруг словно вспыхнуло в мозгу. Этот человек был
первым мужем кузины, может быть даже единственным ее законным
мужем, поскольку она могла и не найти против него свидетельств,
достаточных для возбуждения дела о разводе, -- да ведь она, в
сущности говоря, и потеряла негодяя из виду на несколько лет,
предшествовавших ее тайному побегу с молодым Мидоузом. Вполне
могло оказаться, что Мулен, как-то прослышав о ее пребывании на
Непенте, приехал сюда, чтобы обновить знакомство с нею. Но
совершить такое отвратительное преступление! Поскольку о
внезапном порыве с ее стороны нечего было и думать. Она играла
с ним -- нарочно подманивала его. Визиты Мулена в Старый город,
это тихое время дня... Нет. Она выполняла постыдный план,
подробнейшим образом все обдумав.
Мистер Херд, придавленный ужасной тайной, не выходил из
дому. Его начали одолевать практические вопросы. Как ему
следует поступить? Ждать! постановил он. Какое-нибудь решение
обязательно найдется. Пока же он слишком ошеломлен, чтобы ясно
все обдумать. Ему тоже этот малый не нравился. Но ведь никто не
станет убивать человека только за то, что тот ему не нравится.
Никто не станет убивать человека... -- дурацкие слова вновь и
вновь повторялись в его сознании.
Простить -- да, пожалуйста. Простить мистер Херд мог все,
что угодно. Но что подразумевает сам акт прощения? Всего лишь
то, что несчастные, блуждающие в потемках люди вечно нуждаются
в сочувствии и наставлении. Простить может всякий. Для
обладателя безжалостной честности, подобного мистеру Херду,
одного лишь прощения было мало. Ему необходимо было понять. А
как поймешь, как объяснишь такой подлый поступок? Каковы могли
быть ее побуждения? В каком деле или замысле должен быть
повинен несчастный, чтобы заслужить подобную участь, пусть даже
в ее глазах? Ибо очевидно же, что никто не станет убивать
человека только за то, что тот ему не нравится.
Так и тянулось утро, пока не пришел Денис. Юношу тревожило
состояние епископа после вчерашнего солнечного удара.
-- Я так винил себя за то, что вытащил вас наружу, --
начал он. -- Я... нет, правда...
-- Забудьте об этом! Я быстро оправлюсь. Посижу сегодня
дома.
-- Вы и сейчас еще на себя не похожи. Каким же я был
дураком! Я вам сказать не могу, до чего я об этом жалею.
-- Не о чем говорить. Завтракать останетесь?
Известие об исчезновении Мулена распространилось вечером
этого же дня, не вызвав ровно никакого удивления. Иностранцы
вообще имели обыкновение неожиданно появляться на острове и
загадочным образом исчезать, это было самое обычное дело --
задолжать всем, кому только можно, а после смыться. Владельцы
отелей, сознавая, что их достойные постояльцы обладают такой
особенностью, соответственно ей устанавливали расценки: они так
вздували цены, что честному приходилось платить за нечестного,
как это принято у английских портных. Прочие городские
коммерсанты -- улыбчивый кондитер, простоватый сапожник,
добродушный торговец канцелярскими принадлежностями, неизменно
вежливый чулочник -- все они исходили из того же самого
принципа. Они возмещали убытки, обдирая как липку наиболее
простодушных своих клиентов.
Что касается Мулена, то его исчезновение вызвало даже
меньше удивления, чем обычно. Всякий, кто видел, как он сорит
деньгами и выставляется напоказ, ожидал, что рано или поздно он
покинет остров самым что ни на есть традиционным способом, то
есть ночью, на втайне нанятой и добросовестно оплаченной
заранее парусной лодке. Ближайшие его друзья, Судья и Консул,
удивились менее прочих. Правда, синьор Малипиццо немного
обиделся, поскольку Мулен практически пригласил его погостить в
свой родной город, представляющий помимо развлечений на любой
вкус еще и отборное женское общество. Роскошные женщины -- и
богатые! Приятное разнообразие после опрятных, но скучноватых
парков Сальсомаджоре. Впрочем, Судья крепко надеялся вскоре
получить из какого-либо городка, лежащего за пределами
итальянского королевства, письмо с указанием времени и места их
встречи на предмет совместного отдыха. Разумеется, проформы
ради он распорядился начать обычное судебное расследование.
Такое распоряжение должно было неплохо выглядеть в протоколах
Суда.
А мистер Паркер, по-прежнему сидевший в состоянии
отрешенности у себя на вилле, которой новость также быстро
достигла, подумал всего лишь:
"Вышел, значит, сухим из воды. И готов поспорить, в Клубе
по счету не заплатил. Удрал. Везучий черт. В другого бы
приезжего, вроде меня, местные чиновники мертвой хваткой
вцепились. А этот смылся. Хорошо я ему хоть денег взаймы не
давал. У других-то он набрал порядочно, это как пить дать."
Однако прошел всего час с небольшим, как официальное
судейское расследование привело к ошеломляющему открытию.
Выломав дверь гостиничного номера Мулена, следователи обыскали
его имущество. Ни одного письма, позволяющего хотя бы косвенно
установить его нынешнее местонахождение, обнаружено не было.
Однако -- что можно считать почти невероятным -- среди вещей
Мулена были найдены мелкие, но все-таки деньги. Более
кропотливое исследование доказало, что этот джентльмен перед
тем, как в последний раз выйти из гостиницы, оделся с немалым
тщанием. Он сменил носки и прочее нижнее белье, больше того, он
облачился в свежую рубашку. Старая, в синюю полоску, виденная
на нем за завтраком, была небрежно наброшена на спинку стула, а
в манжетах ее осталась пара дорогих эмалевых запонок --
лазурных, под цвет полосок. Более того, в небольшой шкатулке,
спрятанной в гардеробе под воротничками, было найдено несколько
иностранных банкнот, пара перстней и горсть золотых монет,
похожих на те, которые Мулен имел привычку всюду таскать с
собой. Руководивший расследованием Судья приказал изъять эти
ценности, опечатать и сдать на хранение в Суд.
Это открытие придало делу новую, зловещую окраску. Если
человек намеревается удрать, он не станет бросать украшений,
которые легко унести с собой -- пару эмалевых запонок. А если
он в спешке и неразберихе отъезда и оставляет подобные
элегантные безделушки, то уж собственные деньги он взять
никогда не забудет -- и менее всех на это был способен такой
человек, как Мулен.
Владелец гостиницы дал пространные письменные показания.
Относительно персональных привычек Мулена в них сообщалось, что
названный джентльмен до настоящего времени счетом ни разу не
поинтересовался и к нему никто с настоятельной просьбой об
оплате не обращался. Иностранных гостей не принято беспокоить
счетами, поскольку это раздражает их до такой степени, что они
иногда перебираются в другую гостиницу и делают долги уже в ней
-- долги, которые в некоторых неожиданных случаях полностью
погашаются, между тем как прежние, имеющие столь же законную
силу долги так и остаются неоплаченными -- перспектива,
способная обескуражить любого. Что касается образа жизни
Мулена, этот документ сообщал о том наводящем на размышления
факте, что в последнее время Мулен среди дня в гостинице не
обедал. По утверждению ее владельца Мулен имел странное
обыкновение уходить куда-то поздним утром -- быть может,
купаться -- и возвращался после пяти, предположительно закусив
в каком-то прибрежном ресторанчике.
Содержание этих показаний, подписанных уважаемым
гражданином, вскоре просочилось наружу, став достоянием
публики. Будучи сопоставленными с обнаружением принадлежащих
Мулену денег, они открыли глаза обществу и более всех самому
Судье. Синьор Малипиццо с всегдашней его проницательностью
заключил, что Мулен собирался, как обычно, вернуться в свой
номер. Такое animus revertendi(62) с избытком доказывалось
запонками и мелкой монетой. Он не вернулся. Следовательно,
что-то ему помешало. Человек не возвращается, куда хочет, в том
случае, когда ему мешает сделать это какое-либо неблагоприятное
происшествие. Следовательно, произошло нечто неблагоприятное.
Неблагоприятные происшествия можно для удобства разделить на
два основных класса, раздела или категории:
1. Несчастные случаи.
2. Преступления.
Что же имело место в данном случае?
Гипотезу о тайном бегстве от местных кредиторов синьор
Малипиццо отверг как несостоятельную. Однако, дабы устранить
даже остатки сомнения, а также ради соблюдения внешних приличий
(поскольку предполагается, что мудрый судья ничего не принимает
на веру) он истребовал показания у всех моряков и рыбаков. Это
была работа совершенно ненужная, чистая формальность, Судья
наперед знал, что они скажут. Они всегда говорили одно и тоже.
Сказали и на этот раз. Допрошенные под присягой, они заявили,
все вместе и каждый в отдельности, что никакой человек,
подходящий под описание Мулена не появлялся на берегу в течение
долго времени, а именно, восьми месяцев и двенадцати дней, и уж
тем более не нанимал никакого судна. Жизнерадостные, но
консервативные мореходы ни в одном из множества серьезных
случаев, когда иностранец, намереваясь улизнуть с острова,
платил вперед за найм лодки, или когда предполагалось, будто он
это сделал, показаний своих не меняли. И хотя даже люди
невежественные никакого значения их утверждениям не придавали,
таковые принимались судом в качестве того, что принято называть
совокупностью улик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
загорелая, голая рука простерлась, откинувшись, по выжженной
земле. Какой он все-таки ребенок -- затащить человека в такое
место в надежде увидеть здесь нечто сверхъестественное! Все же
мистер Херд пока не успокоился на его счет окончательно. Может
быть, он только притворяется.
Время шло. Изо всех сил старавшийся не заснуть епископ
ощущал, как опускаются его веки, защищая глаза от заливающего
все вокруг света. К нему опять подбирался озлобленный дух,
обитающий в этих мирных, пронизанных солнцем местах, -- их
пагубное порождение, казалось, отнимавшее у епископа силу воли.
Оно придавило его своим весом. Епископ задремал, тяжело и
беспокойно.
Через какое-то время он вдруг проснулся и, резко
поворотившись, вгляделся в своего спутника. Денис лежал в той
же привольной позе, не сдвинувшись ни на дюйм. Странный юноша.
Не задумал ли он какого-нибудь обмана?
Вокруг расстилалась истерзанная, пустынная земля. Как
здесь, оказывается, тихо, подумал епископ. Неземная тишь. И
какая жара! Глыбы лавы, словно, покачивались и дымились,
залитые яростным светом. Мертвый мир. Он напомнил епископу
иллюстрации к Дантову "Аду". Епископ вспомнил фигурки
осужденных навек, корчившиеся среди языков пламени.
Взгляд его снова упал на виллу кузины. Странно! Теперь
вдоль края обрыва прогуливались двое. Два крохотных пятнышка...
Он вытащил бинокль. Пятнышки обратились в фигуры миссис Мидоуз
и мистера Мулена.
Черт! -- подумал епископ. -- Это еще что такое?
Они прогуливались взад-вперед, в точности там, где сам он
прогуливался с нею. Похоже, они пребывали в самых дружеских
отношениях. В отличнейших отношениях. Отсюда казалось, что оба
смеются, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на
что-то -- книгу или иной предмет, который она несла в руке.
Черт! Время от времени кузина оказывалась в опасной близости от
края обрыва -- у епископа перехватило дыхание, ему вспомнилось
головокружение, ощущение давящего ужаса, с которым он наблюдал
за соколом, безумно плывущим над бездной. Ей, судя по всему,
близость бездны доставляла наслаждение. Вот они развернулись,
пошли назад, теперь на краю оказался мужчина. Очевидно и он
страдал головокружением не более, чем она. Смеется,
жестикулирует. Черт! О чем они разговаривают? Что они делают
там, в такое неподходящее время? Раз пять или шесть они
прошлись взад-вперед, а потом, совершенно неожиданно, прямо на
глазах у мистера Херда произошло нечто такое... нечто
невероятное.
Он опустил бинокль, но тут же снова поднял его к глазам.
Никаких сомнений. Мулена там больше не было. Исчез. Миссис
Мидоуз легкой поступью двигалась к вилле.
Мистеру Херду стало плохо. Не сознавая, что делает, он
начал с ненужной силой трясти Дениса. Молодой человек лениво
повернул к нему раскрасневшееся лицо.
-- Где... что... -- начал он. -- Забавно! Вы его тоже
видели? О, Господи! Вы меня разбудили. Жалость какая...
Постойте, мистер Херд, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
Епископ, с жестоким усилием взял себя в руки.
-- Наверное, солнечный удар. Африка сказывается! Пожалуй,
нам лучше уйти. Дайте мне руку, Денис, будьте добры. Я хочу
спуститься вниз.
Рассудок его был потрясен, ноги ослабли. И все же ему
хватало разумения, чтобы понять -- он стал свидетелем
отвратительного, тщательно обдуманного убийства.
ГЛАВА XLII
Все традиции его расы, столетия честного и
добропорядочного почитания закона, ужас чистоты перед тем, что
нечисто -- все восставало против случившегося, в которое он
никогда бы не поверил, если бы не свидетельские показания его
собственных глаз. Он испытывал такое унижение, словно его
ударили; ему хотелось съежиться, спрятать лицо от людей. Даже в
положении свидетеля было что-то пятнающее. Какая мерзость! И
как тщательно было выбрано время и место.
И ведь никто иной как он сам во время той вечерней
прогулки подал ей эту мысль. Он сказал ей о том, как легко
сбросить оттуда человека. Нет ничего проще...
Надо полагать, с течением времени мысли его придут в
порядок. Между тем он вспомнил, кто такой Ретлоу -- alias(61)
Мулен. Что-то вдруг словно вспыхнуло в мозгу. Этот человек был
первым мужем кузины, может быть даже единственным ее законным
мужем, поскольку она могла и не найти против него свидетельств,
достаточных для возбуждения дела о разводе, -- да ведь она, в
сущности говоря, и потеряла негодяя из виду на несколько лет,
предшествовавших ее тайному побегу с молодым Мидоузом. Вполне
могло оказаться, что Мулен, как-то прослышав о ее пребывании на
Непенте, приехал сюда, чтобы обновить знакомство с нею. Но
совершить такое отвратительное преступление! Поскольку о
внезапном порыве с ее стороны нечего было и думать. Она играла
с ним -- нарочно подманивала его. Визиты Мулена в Старый город,
это тихое время дня... Нет. Она выполняла постыдный план,
подробнейшим образом все обдумав.
Мистер Херд, придавленный ужасной тайной, не выходил из
дому. Его начали одолевать практические вопросы. Как ему
следует поступить? Ждать! постановил он. Какое-нибудь решение
обязательно найдется. Пока же он слишком ошеломлен, чтобы ясно
все обдумать. Ему тоже этот малый не нравился. Но ведь никто не
станет убивать человека только за то, что тот ему не нравится.
Никто не станет убивать человека... -- дурацкие слова вновь и
вновь повторялись в его сознании.
Простить -- да, пожалуйста. Простить мистер Херд мог все,
что угодно. Но что подразумевает сам акт прощения? Всего лишь
то, что несчастные, блуждающие в потемках люди вечно нуждаются
в сочувствии и наставлении. Простить может всякий. Для
обладателя безжалостной честности, подобного мистеру Херду,
одного лишь прощения было мало. Ему необходимо было понять. А
как поймешь, как объяснишь такой подлый поступок? Каковы могли
быть ее побуждения? В каком деле или замысле должен быть
повинен несчастный, чтобы заслужить подобную участь, пусть даже
в ее глазах? Ибо очевидно же, что никто не станет убивать
человека только за то, что тот ему не нравится.
Так и тянулось утро, пока не пришел Денис. Юношу тревожило
состояние епископа после вчерашнего солнечного удара.
-- Я так винил себя за то, что вытащил вас наружу, --
начал он. -- Я... нет, правда...
-- Забудьте об этом! Я быстро оправлюсь. Посижу сегодня
дома.
-- Вы и сейчас еще на себя не похожи. Каким же я был
дураком! Я вам сказать не могу, до чего я об этом жалею.
-- Не о чем говорить. Завтракать останетесь?
Известие об исчезновении Мулена распространилось вечером
этого же дня, не вызвав ровно никакого удивления. Иностранцы
вообще имели обыкновение неожиданно появляться на острове и
загадочным образом исчезать, это было самое обычное дело --
задолжать всем, кому только можно, а после смыться. Владельцы
отелей, сознавая, что их достойные постояльцы обладают такой
особенностью, соответственно ей устанавливали расценки: они так
вздували цены, что честному приходилось платить за нечестного,
как это принято у английских портных. Прочие городские
коммерсанты -- улыбчивый кондитер, простоватый сапожник,
добродушный торговец канцелярскими принадлежностями, неизменно
вежливый чулочник -- все они исходили из того же самого
принципа. Они возмещали убытки, обдирая как липку наиболее
простодушных своих клиентов.
Что касается Мулена, то его исчезновение вызвало даже
меньше удивления, чем обычно. Всякий, кто видел, как он сорит
деньгами и выставляется напоказ, ожидал, что рано или поздно он
покинет остров самым что ни на есть традиционным способом, то
есть ночью, на втайне нанятой и добросовестно оплаченной
заранее парусной лодке. Ближайшие его друзья, Судья и Консул,
удивились менее прочих. Правда, синьор Малипиццо немного
обиделся, поскольку Мулен практически пригласил его погостить в
свой родной город, представляющий помимо развлечений на любой
вкус еще и отборное женское общество. Роскошные женщины -- и
богатые! Приятное разнообразие после опрятных, но скучноватых
парков Сальсомаджоре. Впрочем, Судья крепко надеялся вскоре
получить из какого-либо городка, лежащего за пределами
итальянского королевства, письмо с указанием времени и места их
встречи на предмет совместного отдыха. Разумеется, проформы
ради он распорядился начать обычное судебное расследование.
Такое распоряжение должно было неплохо выглядеть в протоколах
Суда.
А мистер Паркер, по-прежнему сидевший в состоянии
отрешенности у себя на вилле, которой новость также быстро
достигла, подумал всего лишь:
"Вышел, значит, сухим из воды. И готов поспорить, в Клубе
по счету не заплатил. Удрал. Везучий черт. В другого бы
приезжего, вроде меня, местные чиновники мертвой хваткой
вцепились. А этот смылся. Хорошо я ему хоть денег взаймы не
давал. У других-то он набрал порядочно, это как пить дать."
Однако прошел всего час с небольшим, как официальное
судейское расследование привело к ошеломляющему открытию.
Выломав дверь гостиничного номера Мулена, следователи обыскали
его имущество. Ни одного письма, позволяющего хотя бы косвенно
установить его нынешнее местонахождение, обнаружено не было.
Однако -- что можно считать почти невероятным -- среди вещей
Мулена были найдены мелкие, но все-таки деньги. Более
кропотливое исследование доказало, что этот джентльмен перед
тем, как в последний раз выйти из гостиницы, оделся с немалым
тщанием. Он сменил носки и прочее нижнее белье, больше того, он
облачился в свежую рубашку. Старая, в синюю полоску, виденная
на нем за завтраком, была небрежно наброшена на спинку стула, а
в манжетах ее осталась пара дорогих эмалевых запонок --
лазурных, под цвет полосок. Более того, в небольшой шкатулке,
спрятанной в гардеробе под воротничками, было найдено несколько
иностранных банкнот, пара перстней и горсть золотых монет,
похожих на те, которые Мулен имел привычку всюду таскать с
собой. Руководивший расследованием Судья приказал изъять эти
ценности, опечатать и сдать на хранение в Суд.
Это открытие придало делу новую, зловещую окраску. Если
человек намеревается удрать, он не станет бросать украшений,
которые легко унести с собой -- пару эмалевых запонок. А если
он в спешке и неразберихе отъезда и оставляет подобные
элегантные безделушки, то уж собственные деньги он взять
никогда не забудет -- и менее всех на это был способен такой
человек, как Мулен.
Владелец гостиницы дал пространные письменные показания.
Относительно персональных привычек Мулена в них сообщалось, что
названный джентльмен до настоящего времени счетом ни разу не
поинтересовался и к нему никто с настоятельной просьбой об
оплате не обращался. Иностранных гостей не принято беспокоить
счетами, поскольку это раздражает их до такой степени, что они
иногда перебираются в другую гостиницу и делают долги уже в ней
-- долги, которые в некоторых неожиданных случаях полностью
погашаются, между тем как прежние, имеющие столь же законную
силу долги так и остаются неоплаченными -- перспектива,
способная обескуражить любого. Что касается образа жизни
Мулена, этот документ сообщал о том наводящем на размышления
факте, что в последнее время Мулен среди дня в гостинице не
обедал. По утверждению ее владельца Мулен имел странное
обыкновение уходить куда-то поздним утром -- быть может,
купаться -- и возвращался после пяти, предположительно закусив
в каком-то прибрежном ресторанчике.
Содержание этих показаний, подписанных уважаемым
гражданином, вскоре просочилось наружу, став достоянием
публики. Будучи сопоставленными с обнаружением принадлежащих
Мулену денег, они открыли глаза обществу и более всех самому
Судье. Синьор Малипиццо с всегдашней его проницательностью
заключил, что Мулен собирался, как обычно, вернуться в свой
номер. Такое animus revertendi(62) с избытком доказывалось
запонками и мелкой монетой. Он не вернулся. Следовательно,
что-то ему помешало. Человек не возвращается, куда хочет, в том
случае, когда ему мешает сделать это какое-либо неблагоприятное
происшествие. Следовательно, произошло нечто неблагоприятное.
Неблагоприятные происшествия можно для удобства разделить на
два основных класса, раздела или категории:
1. Несчастные случаи.
2. Преступления.
Что же имело место в данном случае?
Гипотезу о тайном бегстве от местных кредиторов синьор
Малипиццо отверг как несостоятельную. Однако, дабы устранить
даже остатки сомнения, а также ради соблюдения внешних приличий
(поскольку предполагается, что мудрый судья ничего не принимает
на веру) он истребовал показания у всех моряков и рыбаков. Это
была работа совершенно ненужная, чистая формальность, Судья
наперед знал, что они скажут. Они всегда говорили одно и тоже.
Сказали и на этот раз. Допрошенные под присягой, они заявили,
все вместе и каждый в отдельности, что никакой человек,
подходящий под описание Мулена не появлялся на берегу в течение
долго времени, а именно, восьми месяцев и двенадцати дней, и уж
тем более не нанимал никакого судна. Жизнерадостные, но
консервативные мореходы ни в одном из множества серьезных
случаев, когда иностранец, намереваясь улизнуть с острова,
платил вперед за найм лодки, или когда предполагалось, будто он
это сделал, показаний своих не меняли. И хотя даже люди
невежественные никакого значения их утверждениям не придавали,
таковые принимались судом в качестве того, что принято называть
совокупностью улик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65