Увы, эти суровые часовые явно не напугали непрошеного посетителя — на покрытом пылью полу через всю комнату тянулась цепочка следов. Беспорядочные отпечатки тех же следов виднелись по всему дому. Скорее всего, таинственный посетитель бродил здесь без особой цели, но вот в кабинете судьи ему явно приглянулась какая-то определенная вещь. Тут цепочка следов вела прямо к туалетному столику и от него обратно к выходу. Над столом в стене остались торчать два гвоздя, как будто когда-то здесь висели картины. Эштону оставалось только гадать, что же такое могло привлечь внимание грабителя.
— Когда я получил твой портрет, вместе с ним было и письмо. Оказалось, что таких портретов было два — твой и твоей сестры. Судье они достались в подарок от вашего отца. У тебя есть сестра, ее зовут Ленора, и судья хранил оба портрета вплоть до самой смерти. Я был уверен, что после того, как он умер, портрет Леноры переслали ей. Но эти отпечатки на полу совсем свежие и как ты можешь заметить, — Он указал ей на следы. — Как только этот человек вошел в комнату, он направился прямиком к этой стене.
— Но чем его мог так заинтересовать какой-то портрет, — Она обвела рукой комнату, — когда здесь полным-полно гораздо более ценных вещей?
Эштон хмыкнул.
— Знаешь, а ведь никогда не видел эти портреты, пока они висели здесь. Но если эта Ленора хоть немного похожа на тебя, тогда мне понятно, что заставило беднягу забыть обо всем и утащить ее портрет.
— Не глупи, Эштон! Уверена, что у этого неизвестного была для этого гораздо более важная причина.
Эштон передернул плечами.
— Понятия не имею, зачем ему это понадобилось. Никто не имеет права входить в этот дом без нашего разрешения. Твой девушка позаботился, чтобы и этот дом, и все, что в нем, после его смерти досталось тебе. Как ни странно, он даже не сделал попытки пересмотреть свое завещание после того, как получил известие, что ты утонула во время нашего свадебного путешествия.
— Но почему?
— Ленора и твой отец всегда были со стариком на ножах и покинули этот дом, окончательно рассорившись с ним. Мне кажется, после этого он считал меня единственным близким человеком. По крайней мере, он дал мне это понять, когда я пришел к нему. Увы, он был уже на смертном одре, но успел сказать, что, дескать, я теперь унаследую все, что раньше предназначалось тебе. Так что, надо думать, он понимал, что делает. — Эштон обвел задумчивым взглядом комнату, словно видел ее в первый раз. — Знаешь, я все никак не мог заставить себя прийти в этот дом! Ведь я был уверен, что тебя нет в живых! Слишком много воспоминаний связано у меня с этим домом.
— А я вот совсем не помню, чтобы когда-нибудь жила здесь, однако… — Лирин вдруг вздрогнула, будто ледяная рука коснулась ее спины, и в испуге оглянулась. — Знаешь, я что-то чувствую… — Под его недоумевающим взглядом она смущенно потупилась и чуть слышно шепнула, — Будто этот дом рыдает, оплакивая кого-то … а может, наоборот, предупреждает …
— Пойдем, радость моя, — ласково прошептал Эштон, увлекая жену к выходу. — Давай вернемся в гостиницу. Какой смысл оставаться здесь, тем более раз это так расстраивает тебя?
Лирин позволила мужу вывести ее из дома. Но дойдя до ворот, она вдруг остановилась и оглянулась назад, пристально вглядываясь в особняк, в его пологую крышу и затененные галереи, окружавшие дом по всему фасаду. Под нависающими широкими козырьками темные тусклые окна, казалось, уставились на нее в печальном недоумении, словно умоляя остаться и снова вернуть их к жизни. Запертые ставни на нижней веранде тоже были покрыты толстым слоем пыли и явно нуждались в починке. Небольшой кокетливый цветник сплошь зарос сорняками. Лишь одинокая виноградная лоза прекрасно чувствовала себя на этой плодородной почве и пышно разрослась, так что побеги ее почти сплошь заплели крышу дома. Лирин перевела взгляд вниз, потом почему-то ее внимание привлекло одно из окон на втором этаже. Оно было такое же запыленное, как и другие, через него не было ничего видно, но Лирин могла бы поклясться, что уловила какое-то движение в доме. С любопытством вздернув брови, она обвела внимательным взглядом весь этаж, вглядываясь в окна, но те казались совсем тусклыми, и сквозь них ничего невозможно было разглядеть. Скорее всего, у нее просто разыгралось воображение. А может, тень от пролетавшей мимо птички скользнула по стеклу и привлекла ее внимание?
— О чем ты задумалась?
Этот низкий голос прервал ход ее мыслей, она со смехом обернулась и покачала головой.
— Призраки! Они преследуют меня, когда я смотрю на этот старый дом, — Лирин оперлась на его руку. — Должно быть, дедушка очень любил это место! Даже сейчас видно, что когда-то за домом и садом ухаживали с любовью. Это всегда замечаешь.
Эштон ласково сжал нежную ручку, которая так доверчиво покоилась в его ладони.
— Он бы с радостью пожертвовал всем этим, только бы ты была рядом с ним.
У нее вырвался печальный вздох.
— Как жаль, что дом в таком состоянии.
— Если хочешь, мы можем открыть его. Достаточно нанять прислугу и можно будет останавливаться здесь всякий раз, когда мы будем приезжать Новый Орлеан.
— Это было бы чудесно!
— Кто знает? Может быть, нашим детям придется по вкусу жить в городе. Тогда они поселятся здесь, в этом доме.
Лирин обвила его рукой за талию и улыбнулась, заметив, как в его глазах разгорается пламя.
— Сначала нужно обзавестись детьми.
— Я в вашем полном распоряжении, сударыня, — Он склонился перед ней в галантном поклоне.
— Может быть, мы обсудим это немного позже…скажем, у себя в номере, или в постели?
Лукавые чертики запрыгали в его смеющихся глазах, и он с любовью взглянул на жену.
— Я только-только собирался это предложить.
— Так, может быть, стоит вернуться и приступить к делу? — спросила она, стыдливо потупив глаза. — Ты всегда уверял, что когда-то давно мы с тобой доставили друг другу немало радости, так что я сгораю от желания увидеть этот приют любви.
Эштон радостно ухмыльнулся и подсадил жену в поджидавший их экипаж. Кучер хлестнул застоявшихся лошадей, и они охотно взяли с места резвой рысью. Коляска катила по утопающей в зелени улице. Вдруг в сознании Лирин один за другим стали мелькать обрывки воспоминаний о другой подобной поездке. Но тогда рядом с ней сидел высокий мужчина, одетый в черное и ласково гладил ее по руке…утешая? Лирин обхватила голову руками, изо всех сил стараясь восстановить в памяти атмосферу этого дня. Похоже, та поездка была связана с чьей-то смертью, но она сомневалась, так ли это. Само это ощущение было таким же расплывчатым и туманным, как и лицо ее спутника. Как ни странно, но чем-то его фигура казалась ей смутно знакомой, только вот шестое чувство безошибочно подсказывало ей, что тот высокий мужчина в черном — не Эштон. Кажется, он был плотнее…и, похоже, у него были усы.
Мелькавшие, словно в калейдоскопе картинки, которые она так и не смогла сложить в единое целое, привели ее в уныние. Лирин постаралась отмахнуться от них, чтобы не омрачать безоблачного счастья, но те, будто злобные духи прошлого, затеяли с ней какую-то игру. То и дело они мелькали перед ее глазами: то в ее сознании всплывала расплывчатая фигура мужчины, то слышался чей-то неясный шепот. Эти смутные образы появлялись и исчезали, никак не желая складываться в картинку и рассыпаясь, словно карточный домик.
Лирин печально вздохнула, но как только Эштон оглянулся на нее, с тревогой вздернув брови, она улыбнулась и погладила его по бедру.
— Как жаль, что я совсем не помню, как все это было у нас с тобой. Держу пари, мне было, что вспомнить!
— Ах, мадам, можете быть уверены в этом! Но не стоит переживать — я уж позабочусь, чтобы вы обзавелись новыми воспоминаниями и клянусь, что вы не сможете так быстро выкинуть их из памяти!
Полуденные лучи солнца пробились сквозь задернутые шторы и сделали полог на постели похожим на белоснежный парус. То и дело налетавшие порывы ветра вздували легкую шелковую материю, лаская сплетенные воедино обнаженные тела. Легкий бриз уносил прочь сладкий любовный шепот, клятвы верности, вопросы, прерываемые страстными поцелуями и вздохами. Мужские пальцы ласкали изящно изогнутые бедра, восхитительные округлости стройного тела и матовые, как слоновая кость, груди. Потом рука его скользнула по тонко изогнутой шее, погладила округлые, покатые плечи и отважилась спуститься к плоскому, упругому животу. В полумраке спальни смутно мерцали белые бедра, вызывавшие в нем какой-то безумный вихрь желаний. Это был какой-то нескончаемый праздник чувственного наслаждения, сверкающая интерлюдия, разыгрывающаяся за занавесом из прозрачного шелка. Это было слияние мужчины и женщины, повторение того, что было когда-то, и будет вновь.
Ночь была темной и довольно прохладной, по небу неслись низкие облака, на город опустилась тяжелая, влажная мгла. Эштон оторвался от своей молодой жены и, накинув халат на обнаженной тело, вышел на балкон. Уличный фонарь бросал вокруг бледный свет, словно одинокий маяк, освещая пустую в этот поздний час улицу. Откуда-то издалека до него донеслись неясные звуки музыки, сопровождаемые веселым смехом, как свидетельство того, что остались еще люди, которые готовы были наслаждаться каждой минутой и не замечали уносившего их потока времени. Так, возможно, будет и с ними, если ему посчастливиться совершить чудо. А сейчас он наслаждался только настоящим, счастье его было так велико, что Эштон почти боялся, что оно вновь покинет его.
Та, что он любил больше жизни, притягивала его к себе, словно магнитом. Эштон вернулся в комнату и замер в изножье постели, не в силах оторвать глаз от своей возлюбленной. Лирин свернулась клубочком на своей половине, погрузившись в безмятежный сон. Насколько он мог судить, их поездка до сих пор не пробудила в ней никаких воспоминаний. Оказались забытыми даже страстные ласки, которыми они обменивались когда-то, и вот это как раз мучило его сильнее всего. Что касается самого Эштона, то он все эти годы жил только своими воспоминаниями, хотя сейчас был бы рад, если бы мог выкинуть из памяти самые мучительные из них. Он до сих пор содрогался, вспоминая ту ужасную ночь на реке, когда потерял Лирин. А потом долгой, нестерпимо мучительной чередой потянулись дни, когда он лежал раненый, не в силах двинуться, и стоило ему открыть глаза, как дикая боль потери терзала все его существо. Даже когда муки становились нестерпимыми и он наконец забывался на какое-то мгновение тяжелым сном, тот же кошмар не переставал терзать его и во сне и просыпался о с единственным словом на пересохших губах? «Лирин!» Но в ответ слышал только одно «Нет, мы не нашли ее. Никаких следов. Ничего. Река унесла ее.» Потом потянулись дни, когда раны его стали понемногу заживать. Силы постепенно возвращались к нему. Вскоре он уже смог ходить и принялся бродить по дому. В то время неотвязные, мучительные мысли ни на минуту не оставляли его, почти лишая сна. Долгой, нескончаемой чередой тянулись долгие ночи, так что под конец он едва не сходил с ума, молясь, чтобы поскорее взошло солнце. Оно всходило…только для того, чтобы он с беспощадной ясностью мог увидеть одинокий стул, постель, в которой лежал один, пустое место возле него, где могла бы лежать Лирин … и в холодном свете дня он, наконец, вновь убеждался в том, что возлюбленная покинула его навсегда.
Поездка к ее деду была мучительной, но он заставил себя пройти через это, как только встал на ноги. Он нашел старика совершенно больным, прикованным к постели. Мысль, что Лирин уже никогда больше не войдет в этот дом, чтобы скрасить его жизнь, стала для судьи невыносимым ударом. Сделав над собой мучительное усилие, Эштон выдавил пересохшими губами «Лирин погибла» и остался с ним, чтобы разделить горе старика. Вскоре ему сообщили, что старый судья скончался.
В поисках спасения от терзавшего его неизбывного горя он отплыл на восток, а потом перебрался еще дальше — в Европу. Эштон отправился в Англию, избегая, однако, тех мест, где Роберт Сомертон вынашивал свою ненависть, но не потому, что у него были основания опасаться мести этого человека. Просто ему хотелось…если только это возможно…похоронить все воспоминания, связанные с Лирин. Увы, сколько он не скитался по свету, воспоминания по-прежнему продолжали терзать его, и он с головой ушел в работу. Эштон занялся семейным бизнесом, и под его неусыпным вниманием дело процветало. И вот сейчас, когда ему казалось, что мучившая его боль утраты немного притупилась, как по волшебству — Лирин вернулась к нему, словно лесная нимфа во мраке ночи и сейчас лежит перед ним, раскинувшись в безмятежном сне, а он не может оторвать от нее глаз. Он никак не мог смириться, что столько лет потеряно впустую. А кроме того, ему не давала покоя мысль о том, что до сих пор он не смог найти ни единого разумного объяснения ее отсутствию. Почему, черт возьми, она не вернулась к нему?!
— Сладкая моя, горькая моя любовь, куда же ты завела нас? — едва слышно прошептал он. — Ты вернулась ко мне, и мукам моим пришел конец. Но что будет, если ты вновь исчезнешь из моей жизни? Как я смогу пережить это?! — Даже сама мысль о том, чтобы потерять ее, казалась ему невыносимой. А если такому и суждено случиться, то, Бог ему свидетель, он перероет всю землю в поисках своей Лирин, он будет искать ее до самой смерти и не будет ему покоя, пока он не отыщет ее. — Сжалься надо мной, Лирин! Останься со мной навсегда! Не оставляй меня, иначе мне конец!
Он не мог сказать, сколько он простоял вот так, в изножье постели, где спала Лирин. Наконец Эштон не выдержал. Сбросив халат, он скользнул под одеяло и, заметив, что глаза у нее открыты, обхватил Лирин руками и крепко прижал к груди. Откинув в сторону одеяло, она прижалась к нему. И как только его обнаженное тело накрыло ее, губы Лирин потеплели и словно растаяли под его неистовыми поцелуями. Налетевший вихрь страсти подхватил и закружил их обоих, как и в ту ночь, когда он снова обрел любовь жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68