«Почему тебя не убили при рождении?» — вот что хотела она сказать. По мнению старухи, смерть Линни избавила бы семейство де Валькур от обрушившихся на него беД. Что ж, беда и в самом деле стояла у порога, и очень возможно, что в этом была и ее, Линни, вина. Она закрыла глаза и почувствовала, что сейчас, сию минуту, рухнет на пол — ужас, связанный с мрачными обстоятельствами ее рождения, одолел ее. Неожиданно чья-то рука подхватила ее под локоть, и окутавшая сознание черная мгла стала постепенно рассеиваться.
— Ты ни в чем не виновата, — взволнованно прошептала ей на ухо Беатрис.
Линии вздрогнула. Славная, добрая Беатрис. Если бы не ее глубокая привязанность, вряд ли бы она, Линни, дожила до сегодняшнего дня. Но облегчить ей жизнь было не в силах Беатрис, хотя уже одно то, что она не признавала грубых суеверий и не верила в тяготевшее над Линии проклятие, значило для девушки чрезвычайно много. Между ними существовала тесная душевная связь, о которой окружающие не подозревали. Беатрис была единственным существом, любившим Линни, и та отвечала ей взаимностью со всем жаром своего не избалованного лаской сердца.
Вот и теперь ей было достаточно услышать несколько добрых слов и заручиться нежным рукопожатием сестры, чтобы к ней вернулось самообладание. Она посмотрела 1 ясные глаза Беатрис и погладила ее по щеке.
— Спасибо тебе, Би. Большое спасибо. Впрочем, не так уж важно, по чьей вине нас постигла беда. Сейчас главное что она пришла и стучится в наши двери.
Беатрис кивнула в знак согласия и прикоснулась лбом ко лбу Линии, как это делали они в детстве. В эту минуту Линии ощутила невероятную близость с Беатрис, и желание зщитить сестру от всяческих опасностей выросло в ней во ст(крат.
Первой отстранилась Беатрис. — Мне пора идти к Мейнарду… — Ни в коем случае, — запротестовала Линии, не отпуская руки Беатрис. — Нельзя тебе выходить во двор в одиночестве, когда там враги так и шныряют.
— Со мной пойдет Норма, — Беатрис взглянула на престарелую няньку, которая, сидя на лавке, пыталась отдышаться.
— Нет, Норма пойдет со мной, — наставительно сказал Линии.
— Но разве ты не слышала, что сказала бабушка? К Мейнарду пойду я, а ты останешься здесь.
Но переубедить Линии было не так-то просто. Разумеется, ей вовсе не улыбалось идти во двор, где сновали захватчики, да и видеть кровоточащие раны брата тоже, но еще меньше ей хотелось, чтобы с неприятностями такого рода столкнулась ее нежная Беатрис.
— Раны Мейнарда, верно, выглядят ужасно, — торопливо заговорила она из опасения, что Беатрис ее прервет, — а ведь я куда меньше, чем ты, боюсь вида ран и крови. Так что лучше туда отправиться мне. — «К тому же, — подумала девушка, — это единственная возможность доказать бабке, что к увечью брата я не имею никакого отношения. Только бы удалось спасти Мейнарда…»
~ А что будет, если он умрет? — перебила ее Беатрис жарким шепотом. Какими-то неведомыми путями ей удалось проникнуть в мысли Линни. Но Линни не хотелось даже думать об этом. ~ Пойдем со мной, Норма. Давай-ка, Би, переоденемся. Быстро обменяемся платьями, а потом ты закройся в наших покоях и не открывай никому, кроме домочадцев.
Беатрис заколебалась по вполне понятной причине. Они не переодевались таким вот образом уже целую вечность — с тех самых пор, как умерла мать и бабка запретила забавы с переодеваниями. Как-то раз они нарушили этот запрет и были сурово.наказаны — по крайней мере, Линни. Но вот Беатрис кивнула, как всегда соглашаясь, хотя и не без колебаний, с авантюрными планами Линни.
Так уж у них было заведено с детства. Отчаянная и бесшабашная Линни вечно что-нибудь придумывала, а тихоня Беатрис с опаской присоединялась к ее затеям. Линни наказывали, и, если заслуженно, она была не прочь и малость пострадать за это. Зато очень страдала от незаслуженных наказаний. К примеру, не могла взять в толк, отчего домочадцы лишили ее своей любви к ней и нежности и превратили в своего рода парию. Не хватало ей и маленьких материальных доказательств любви близких, хотя Беатрис получала их во множестве.
Линни торопливо стянула с себя грубое домотканое платье безо всякой вышивки или иных украшений. Зато платье Беатрис было сшито из лучшей шерстяной ткани красивого изумрудного цвета и украшено вышивкой из золотой нити по воротнику и подолу. К талии прикреплялся тонкий кожаный ремешок с выдавленными на нем узорами в старокельтском стиле. Девушка ощутила прикосновение к коже мягкой ткани, на какое-то мгновение вообразила себя Беатрис. А ведь это было не лучшее платье из гардероба сестры. Даже худший из ее нарядов выглядел куда богаче и краше самого праздничного платья Линии.
Оправив ладонями пышную юбку, девушка затянула на талии ремешок с богатым орнаментом. Но, выпростав из узкого ворота свои пышные волосы, она взглянула на Беатрис, снова вернулась к невеселой действительности.
Даже в ее простом, будничном платье Беатрис по-прежнему выглядела красавицей, и Линии чуть было не решила отказаться от задуманной ею хитрости. Ведь каждому, у кого есть глаза, не составит труда догадаться о подмене.
— Господи помилуй! — пробормотала Норма, переводя взгляд с одной сестры на другую. — Если бы не твоя родинка, Линни, я бы в жизни не подумала…
Нянька замолчала, но Линии поняла, что она имела в виду. Выходит, разница между нею и Беатрис не столь уж очевидна? И страхи ее напрасны?
— Только не забудь ключи, — шепотом сказала Норма, словно опасаясь, что об их замысле узнают стены и поведают о нем обитателям замка. Неясно было, чьего гнева они страшится больше — леди Хэрриет или этого злодея де ла Мансе? По спине Линни пробежал холодок страха, и девушка поняла, что такой же вопрос она могла бы задать себе.
— Будь осторожна, дорогая сестра, — взмолилась Беатрис, заключив Линни в крепкие объятия. — И не забудь сказать нашему брату, что я молюсь за него. Как только все сделаешь — тотчас возвращайся назад.
Линни и Норма вышли из девичьих покоев и стали спускаться по крутым каменным ступеням, поддерживая друг друга, чтобы не оступиться. В самом воздухе Мейденстонского замка чувствовалось что-то враждебное, чужеродное, Даже если бы до них не доносился запах дыма и день не был бы отмечен столь ужасными событиями, Линни все равно ощутила бы, что под кровлей Мейденстона что-то не так. От знакомых с детства каменных стен исходила непонятная тревога — и даже звуки, отражавшиеся эхом под гулкими каменными сводами, казались непривычными для уха. Прежде всего слышалось слишком много мужских голосов — и ни одного женского.
Куда же, черт возьми, запропастились все женщины? Когда до каменной арки, которая вела в главный зал замка, осталось несколько ступенек, Линни с Нормой и вовсе замедлили шаг и тащились, как черепахи. Норма явно была вне себя от страха. Линни тоже боялась, но мысль о том, что Мейнарду, быть может, с каждой минутой становится все хуже, подхлестнула ее и заставила не только войти в зал, но и втащить за собой упиравшуюся Норму.
И первый, кого она увидела в зале, был молодой отпрыск проклятых де ла Мансе. Он стоял в окружении трех рослых мужчин и в сравнении с ними выглядел мальчишкой. От отвращения Линни скривила губы — кто он в самом деле такой, этот юнец, и по какому праву изгоняет их семейство из замка?
Словно почувствовав кожей это невысказанное презрение, молодой человек повернул в ее сторону голову, и их взгляды скрестились, будто клинки.
«Чтобы весь твой род скосила чума!» — мысленно пожелала ему Линни.
В ответ молодой человек неожиданно одарил Линни широкой улыбкой и, повернувшись к одному из своих спутников, дернул того за рукав. Когда рыцарь нагнулся, чтобы выслушать юношу, на Линни снова волной накатил страх. Эти четверо до ее появления говорили с ее отцом, рядом с которым вырисовывался согбенный силуэт бабки. Но теперь внимание людей де ла Мансе явным образом сосредоточилось на ней. Хотя она и не слышала слов, которыми обменялись между собой юноша и воин из его свиты, она поняла, что речь шла о ней, вернее, о том, кто она такая и какое положение занимает в замке. Это напомнило Линни, что она, возможно, спасает Беатрис от грозившей ей беды, и заставило продолжить задуманную вместе с сестрой игру.
— Не мешало бы нам поторопиться, — сказала она Норме, и они пошли вдоль стены к двери, которая вела на кухню и в лазарет, находившийся неподалеку от садика с лечебными растениями.
Однако, прежде чем женщинам удалось скрыться за этой окованной железом дверью, им преградил путь все тот же наглый юнец из клана де ла Маисе, державший на поводке огромного волкодава.
— Беатрис де Валькур? — осведомился он с величественностью, которая больше пристала бы королю. — Ты дочь Эдгара де Валькура?
Линии вздернула подбородок, остановила на юноше полный ненависти взгляд и ничего не ответила. В ту секунду она просто не знала, что сказать, и отчаянно пыталась отыскать в памяти подходящие для такого случая горькие и гордые слова.
Впрочем, фразы из куртуазного обихода того времени никак не шли ей на ум. Ее бы воля, она воспользовалась бы простонародным языком и посоветовала юнцу сначала сожрать свиной хвост, а потом повеситься на воротах замка, Но что сказала бы при подобных обстоятельствах Беатрис? Вряд ли она назвала бы непрошеного гостя кривоногим ублюдком. Скорее всего продолжала бы хранить холодною молчание и одарила бы юнца презрением, всячески давая ему понять, что настоящей леди разговаривать с таким дур но воспитанным молокососом не пристало.
— Итак? — спросил тем временем юный господин, н(сводя с нее глаз. — Чего же ты молчишь? Ты что, язык проглотила?
«Я с удовольствием отрезала бы твой собственный язык; скормила его этому огромному псу», — подумала девушка Тем не менее что-то надо было сказать, и она, подняв и юношу взгляд, произнесла: — Да, перед тобой леди Беатрис.
Голос ее прозвучал холодно, а глаза выражали такое пренебрежение, что можно было подумать, будто перед ней и отпрыск знатной фамилии, а какое-нибудь ничтожное насекомое.
— Стало быть, ты леди Беатрис, — повторил юнец с непередаваемой издевкой, платя ей той же монетой. — А кол так, присоединяйся к нам. — Тут он сделал щирокий жес рукой, указывая на собравшихся в зале людей.
Не удостоив его и словом, Линии тем не менее повернулась лицом к собравшимся. За исключением посланцев вражьей стороны, все в зале хранили на лицах угрюмое выражение. Хотя крестьян уже вытолкали в шею, челядь все еще находилась здесь, сгрудившись позади хозяина.
Отец посмотрел на Линни странным взглядом, смысла которого она не сумела разгадать. Что заключалось в нем? Горечь поражения? Надежда? «Как он постарел», — ни с того ни с сего вдруг подумала девушка. Эдгар в этот момент и в самом деле выглядел куда старше своих лет — чуть ли не старше своей матери.
Леди Хэрриет тоже во все глаза смотрела на девушку, но понять ее оказалось значительно проще. Старуха пребывала в печали по поводу случившегося с ее семейством, но при этом всем своим видом выражала гордость за внучку. Она вздернула подбородок — мол, смотри веселее, дорогая Беатрис, не теряй достоинства, — и Линии, приняв этот молчаливый знак, ответила ей таким же движением головы.
«Сработало! Она тоже думает, что я — Беатрис. Они все так думают!» — возликовала Линии, и сознание этого больше, чем что-либо другое, наполнило ее сердце мужеством. Она приложит все силы, чтобы близкие гордились ею.
Высоко подняв голову, она двинулась через зал, сознавая, что сейчас за ней следят все — и свои, и чужие. Но сама смотрела только на бабку, набираясь от нее уверенности и сил. Конечно, старуха — существо вздорное и суеверное, но мужества в ней достанет и на десятерых мужчин. И она, Линни, тоже будет такой же мужественной.
— Милорд, — произнес молодой человек с собакой, обращаясь к высокому рыцарю, с которым он разговаривал перед тем, как в зале появилась Линни, — позволь представить тебе леди Беатрис де Валькур. И с прежней своей ухмылкой обратился к Линни: — Перед тобой, женщина, Экстон де ла Мансе — сын Аллена де ла Мансе. Он прибыл в Мейденстонский замок, чтобы восстановить свои законные права владельца этих мест.
Владельца этих мест? Расширившимися от изумления глазами Линии посмотрела на высокого рыцаря. Так вот кто, стало быть, сделается хозяином Мейденстона? Вовсе не тот несносный юнец. Настроение Линни ухудшилось еще больше. Экстон де ла Мансе был настоящим воином, о чем свидетельствовали висевший у него на поясе длинный меч и жесткое выражение лица, в котором даже самый снисходительный наблюдатель не увидел бы и капли жалости к побежденным. Господь, конечно, милостив, но этот господин ^ никак не походил на его посланца.
Внешность его почти не отличалась от внешности стоявших рядом с ним товарищей по оружию, тем не менее именно его — холодный и оценивающий — взгляд она прежде всего ощутила на себе, хотя на нее смотрели все рыцари из окружения милорда. О боже, какими же ледяными были его серые глаза. И взгляд его был не менее тверд, чем камни из стен Мейденстонского замка. Он исследовал ее чрезвычайно тщательно, изучал с ног до головы, но не проявлял при этом никаких эмоций. Линии знала, что может означать подобный взгляд, и вспыхнула. К счастью, именно этот взгляд заставил ее ощутить прилив ненависти к захватчикам.
— Леди Беатрис? Твоя дочь? — вопрос был обращен к ее отцу. — Да, Беатрис-моя дочь…
— И незамужняя, как я понимаю? — перебил его де ла Мансе, понизив голос. Хотя говорил он негромко, его рокочущий баритон далеко разносился по залу, и слова милорд; с расслышали все. После этого внимание собравшихся с новой силой устремилось к несчастной Линни,
На вопрос де ла Мансе так никто и не ответил. Впрочем милорд воспринял молчание как ответ, причем ответ утвердительный. Об этом можно было судить по ухмылке юнца с который в очередной раз осклабился до самых ушей.
«Он скорее всего и есть младший брат», — подумала Линни, предпочитая смотреть на эту улыбающуюся физиономию, нежели налицо несокрушимого воителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53