Не будем забивать себе голову, позабудем про все печали — хотя бы на несколько часов.
С этими словами она нагнулась и сорвала желтый цветочек руты.
— Видишь? Помогает выгонять глистов.
Экстон окинул и цветок, и жену бесстрастным взглядом.
— Есть ли на свете такая травка, которая помогает забыться?
Линни почувствовала, как у нее от нежности к этому большому и сильному человеку сжалось сердце.
— Говорят, что валериана помогает избавиться от дурных снов. Но память… — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, будто видела в первый раз в жизни. — От дурных воспоминаний позволяет избавиться одно — время.
— А какие травы отбивают голод?
— Голод? Если ты голоден, то можно поискать землянику или чернику. Есть также съедобные корешки…
— Я не такого рода голод имею в виду, Беатрис. — Линни решила упорно не обращать внимания на имя сестры, а вникать в смысл им сказанного. Экстон говорило голоде тела, о вожделении, а вовсе не о пище. Врезавшаяся в ее обнаженную плоть золотая цепь мигом напомнила ей об этой сфере бытия.
— Существуют травы, которые помогают… обуздать голод и такого рода.
— Я, знаешь ли, не стал бы его обуздывать, а попытался бы его утолить. — Тут он придвинулся к ней и пошел рядом — бок о бок.
— Есть ли здесь трава или человек, которые помогли бы мне утешиться? Предупреждаю, в этом смысле я очень голоден, — добавил он, направляя свои шаги в сторону тенистой тисовой рощи.
Дрожь вожделения и ожидания волной пробежала по телу. Временами Линни представляла себе Экстона диким зверем, эдаким черным медведем, сошедшим с герба де ла Мансе. При этом себя она видела в роли жертвы и тряслась от страха. Но теперь она находила подобное распределение ролей волнующим и даже весьма соблазнительным.
Они все дальше и дальше углублялись в заросли — до тех пор, пока буйная весенняя зелень не скрыла от их взглядов замок. В рощу не долетали никакие звуки, кроме цокота белок, перепрыгивавших с ветки на ветку, и клекота паривших в небе над их головами ястребов. Здесь они были одиночестве. У Линни учащенно забилось сердце. Она не хотела и одновременно страстно желала того, чтобы это произошло между ними прямо здесь, в рощице. Страсть воспламенила се, и временами ей начинало казаться, что она может стать причиной лесного пожара.
Экстон прижал свою жену к огромному тису. Это было старое-престарое дерево, под чьими ветвями находило пристанище не одно поколение влюбленных. Но никогда еще старый тис не был свидетелем такой кипучей, бешеной страсти. При этом захватившее Экстона чувство — помимо вожделения отличалось невероятной, почти мистической глубиной и потому было выше страсти и именовалось любовью. Да, это была любовь.
Просто Экстон, прижимая тело жены к теплой шершавой коре тиса, об этом еще не знал, а если и догадывался смутно о чем-то подобном, то не находил слов, чтобы это объяснить. Он упорно смотрел в ее сине-зеленые, цвета моря глаза, словно в надежде прочитать в них ответ на свой не высказанный пока вопрос.
Любовь ли это? Или просто вполне объяснимая тяга мужчины к красивому, исполненному неги и страсти женскому телу? Если бы Экстона спросили, что ему нужно от жены, он бы, не задумываясь, ответил: добра, ласки, преданности — чего же еще?
Овладевая Линни под раскидистым, корявым от груза прожитых веков деревом, он вбирал в себя ее вкус, запах, даже звуки, которые она издавала в процессе соития. И при этом был убежден, что все происходит именно так, как он думал. Не более того. Ни в коем случае. Просто его жене удалось поселить у него в душе мир и одарить страстными ласками, на которые способна далеко не всякая женщина. От этого на его месте не отказался бы ни один мужчина, да и чувствовал бы при этом, наверное, то же самое, что и он. Любовь не имеет ничего общего со всем этим — да и не может же он испытывать любви к дочери де Валькура.
Тем не менее ему приходило в голову, что между ним и женой могло бы установиться со временем чувство обыкновенной человеческой приязни. Если она докажет ему свою преданность и будет вести себя, как положено доброй жене…
Ну и конечно, если она подарит ему сына и будет и впредь его ублажать… тогда… тогда… кто знает? Может быть, он даже сумеет ее полюбить… Может быть.
Они вернулись назад, когда наступили сумерки и небо над Мейденстоном сделалось пурпурно-алым. Бледный диск луны уже маячил на горизонте, обещая вскоре налиться отраженным золотом солнца. «Хорошая примета», — подумала Линни.
Завтра наверняка будет прекрасный день. Она закинула за плечи растрепавшиеся и спутанные волосы. Ноги у нее промокли, а зеленые пятна и засохшие разводы грязи на подоле, казалось, делали явным даже для самых недогадливых, чем они с Экстоном занимались в рощице.
Но она была спокойна — так же, как и он, хотя по выражению лица трудно было с уверенностью определить его состояние. Рука его покоилась у нее на талии и время от времени ласково касалась бедра.
Когда они вышли из зарослей на тропинку, которая вела к замку, и увидели два факела, обозначавшие створ ворог. она, повинуясь внезапно возникшему порыву, тоже обхватила его рукой за поясницу.
— Ты боишься возвращаться в замок? — спросил Экстон — Боюсь ли я? — эхом отозвалась Линни. Слово «боюсь не вмещало в себя множество противоречивых чувств, нахлынувших на нее при возвращении в замок. — Нет, пожалуй. Просто мне бы хотелось… чтобы в Мейденстоне наконец установились покой и мир.
— «Наконец»? Неужели в Мейденстоне не было мира до моего появления? — Он остановился, чтобы получше всмотреться ей в лицо. — Интересно, какую жизнь вели обитатели замка до того, как я раскинул лагерь под его стенами?
«Никчемную, — едва не выпалила Линни в ответ. До того, как в моей жизни появился ты, она была пустой, скучной и одинокой», — вот что ей хотелось сказать Экстону. Впрочем, в этих словах не было всей правды. Ведь раньше не сознавала этого, поскольку не знала, что бы иначе. Когда же в ее жизни возник Экстон и заполнил ее сердце до краев, только тогда она поняла, насколько пустым и бессодержательным было ее прежнее существование.
— Их жизнь была проста, и в ней почти ничего не происходило, — произнесла она после минутного раздумья. — И что, в ней не было покоя?
В ответ она только пожала плечами, и тогда Экстон сказал:
— Настанет такой день, Беатрис, когда жизнь в замке снова сделается простой и спокойной.
— Но что-то в ней все же будет происходить? — спросила она. Поскольку Экстон снова назвал ее Беатрис, она разволновалась и выпалила первое, что ей пришло в голову.
Экстон взял ее лицо в ладони и приник губами к ее рту. Линии невольно отметила про себя, что в его поцелуе — помимо страсти — присутствовало что-то еще, чему ей не удавалось подобрать названия.
«А ведь он крайне редко награждает меня поцелуями», — подумала она, когда муж медленно от нее отстранился. Ей вспомнился поцелуй на свадьбе — вот, пожалуй, и все. Когда они предавались любви, ничего подобного не происходило.
Но сегодня все было по-другому. Сегодня он поцеловал ее сначала у дерева, а потом во второй раз — когда они упали на траву. И вот теперь — в третий раз!
Определенно, сегодня между ними что-то произошло. Интересно, он почувствовал это или нет? Понимает ли он, что она его любит? Неужели она себя выдала каким-нибудь словом или поступком?
Она стала всматриваться в его лицо, испытывая страх и надежду одновременно. Но тут его внимание привлек крик, и он отвернулся. В их сторону мчалось во весь опор трое всадников в сопровождении собаки. «Это псина Питера», — отметила про себя Линни, когда всадники подскакали поближе. Одним из них был Питер собственной персоной, другим — сэр Морис, а третьим — незнакомый ей рыцарь.
— Как дела, брат? — осведомился Питер, сдерживая разгоряченного скакуна. Поскольку его спутники держались в отдалении, он стал продолжать по-дружески подтрунивать над Экстоном. — А мы-то уж подумали было, что на тебя напало какое-нибудь лесное чудище. Но теперь-то я вижу, что никакого чудища небыло и в помине, а тебя увлекла за собой в чащу лесная нимфа — и долго от себя не отпускала.
— Все может быть, — отозвался Экстон, прижимая Линни к себе. — Но я тронут твоей заботой, — добавил он сухо.
— На самом деле нас подвигла на розыски леди Милдред, — вступил в разговор сэр Морис, но сразу же осек заметив, что Экстон нахмурился, а Линни поежилась.? Ей не хотелось, чтобы вы опоздали к обеду, — после секундной заминки закончил он все же фразу.
— Поедешь со мной верхом? — спросил Питер, подавая Линни руку.
Младший де ла Мансе с любопытством на нее поглядывал — видно было, что ему до смерти хочется узнать, как ей удалось поладить сЭкстоном и укротить его бешеный характер. В ответ Линни красноречиво склонила голову на плечо Экстона, хотя и подумала, что это получилось у нее несколько театрально, да и слишком уж смело.
Экстон, впрочем, неудовольствия не выразил, а у Питера на лице появилась широкая насмешливая улыбка.
— Мы пойдем пешком, — заявил Экстон. — Так что прошу вас всех возвращаться. Уж позвольте нам возвратится в замок нормальным шагом, а не галопом. И пусть не беспокоится — к обеду мы успеем.
Сэр Морис и бывший при нем рыцарь согласно кивнули, дав шпоры своим коням, поскакали к замку. Питтер исполнить волю брата не торопился. Он стал скакать перед ними, демонстрируя великолепное умение править лошадью.
— Скажи, Экстон, должен ли я объявить твоим ли что гроза миновала, и теперь они могут без страха выходить тобой на учебный поединок — независимо от того, какой вид оружия ты для этого изберешь — меч ли, копье, или другое?
Экстон окинул младшего брата мрачным взглядом.
— Можешь им передать, что если у меня появится желание кого-нибудь из них как следует отколотить во время учебного поединка, то я начну с тебя.
Угрозы Экстона, впрочем, мало отразились на радостном состоянии духа Питера; он беззаботно рассмеялся, дал шпоры коню и понесся к воротам замка в сопровождении верного Мура.
«Что ж, Питер имеет все основания веселиться», — подумала Линни, когда они с Экстоном выбрались на широкую пыльную дорогу, которая вела к замку. Он полагает, что обстановка в замке постепенно входит в нормальное русло. Даже Экстон, несмотря на то, что мать явно не одобрила его женитьбу, выглядел сейчас куда более спокойным и уравновешенным по сравнению с тем, каким он был после стычки с сэром Эдгаром. Близость с женой в лесу хорошо на него повлияла. Питер был прав, отсылая Линни к Экстону.
Тем не менее мир, установившийся между нею и Экстоном, странным образом отразился на ее положении в замке, сделав его еще нестерпимее. Она полюбила Экстона, и в этом уже не могло быть никаких сомнений. И при этом была обязана его предать, да что там «обязана», — она уже предала его, когда произнесла у аналоя ложную клятву! Это ужасно мучило Линни, но она не знала способа, как открыть ему обман, не причинив никому еще большего вреда, в том числе и себе.
Оттого-то любовь к Экстону доставляла ей мучительные страдания.
Глава шестнадцатая
Настроение у собравшихся за пиршественным столом людей было самое разное. Солдаты де ла Мансе во главе с Питером, казалось, веселились и радовались от души. Возвращение леди Милдред являлось свидетельством того, что их многолетняя борьба успешно завершилась, они видели в ней символ своей победы. Сама же леди Милдред лишь старательно изображала веселье, не желая разочаровывать своих вассалов. Линни сидела неподалеку от матери Экстона и видела, каких усилий ей это стоило. Улыбка на ее лице была словно наклеенная, а руки дрожали. Кроме того, за весь вечер она ни разу не посмотрела Линии в глаза.
Экстона, судя по всему, тоже терзали противоречивые чувства. Он сидел между женой и матерью, но сэра Эдгара за столом не было видно вовсе. Линни сделала все, что был ее силах, чтобы отец остался у себя в комнате и не попадался на глаза новым хозяевам. При всем этом Линни знала, что спокойствие Экстона обманчиво и он тогда лишь обретет покой, когда молодой герцог Генрих вынесет окончательное решение по поводу замка Мейденстон и его бывших владельцев Эдгара и Мейнарда де Валькуров.
Тем временем грандиозный обед, состоявший из двенадцати перемен, продолжался. За молочными поросятами следовал пирог с дроздами, затем шли жареный лебедь, устрицы, паштеты из дичи и — во множестве — тушеные и вареные овощи, фрукты и огромные круглые хлебы. Гостей развлекали менестрели, музыканты и жонглеры, среди которых был даже пожиратель огня.
Сидевшие за нижним столом люди ели в свое удовольствие, пили в огромном количестве эль и отчаянно веселились, те же, кто сидел за господским столом, вели себя сдержанно, ели и пили в меру.
Первой покинула пиршественный стол леди Милдред, которую проводил до отведенных ей покоев ее сын Экстон де ла Мансе. Линии осталась за столом, чтобы дождаться возвращения и, пожелав ему спокойной ночи, тоже удалиться к себе. Ее провожал сильно подвыпивший Питер, который в этом состоянии куда больше напоминал мальчишку, нежели взрослого мужчину. Как обычно, за ним следовал его огромный пес.
— Я сказал матери, что вы с Экстоном отлично ладите. Думаю, после событий сегодняшнего дня в этом вряд ли кто усомнится.
Тут он зацепился шпорой за лежавший на полу ковер и рухнул бы на каменные плиты, если бы не ухватился за ошейник Мура и не удержался на ногах. Восстановив равновесие, Питер ласково потрепал пса за уши и глупо улыбнулся Линии.
— Сегодня великий день для всех де ла Мансе.
Линни бросила взгляд на лестницу, которая вела на третий этаж, где находились теперь покои Питера и Экстона.
— Мне кажется, что далеко не все де ла Мансе счастливы, как ты.
— Мать к тебе привыкнет — дай срок. Она женщина хорошая. В сущности, более достойной леди я не встречал за всю свою жизнь.
Не выпуская из рук кожаного, с металлическими шипами ошейника Мура, Питер отвесил Линни галантный поклон.
— Позволь пожелать тебе доброй ночи, миледи. Мне нужно вернуться в зал, поскольку там сейчас начнут заключать пари…
Он неожиданно замолк, застыдившись чего-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53