Ни хороших манер, ни опрятности, ни даже умения пошутить.
«И у тебя тоже нет ничего подобного», — казалось, добавила она про себя.
И снова Экстон позволил себе расхохотаться. «А малютка, однако, мила, — решил он. — Хотя, видимо, испорчена своим папашей, который имел обыкновение брать все, что плохо лежит». Неожиданно Экстон осознал, что владеет всем, что когда-то принадлежало этой женщине и ее отцу, включая даже золотое шитье, которым украшен ворот ее платья.
Впервые за день он по-настоящему ощутил, что значит победа. Теперь он получил то, чего хотели, но не могли дать ему его отец и братья. И во многом благодаря этой женщине, вернее, предстоящему браку с ней. Экстон чувствовал, что за хрупким изящным обличьем Беатрис де Валькур скрывался сильный характер, хотя она и выглядела напуганной и у нее тряслись губы всякий раз, когда она заговаривала с ним. Кто знает, возможно, этой женщине удастся избавить его от клокотавшей в нем ярости и принести мир его душе? Как-никак скоро она сделается его женой, и женой премиленькой. На первый взгляд она отвечала всем требованиям, какие мужчина имеет обыкновение предъявлять будущей спутнице жизни, — и даже требованиям самого интимного свойства.
Экстону вдруг подумалось, что он правильно сделал, отказав себе в утехах со служанками, — сегодня вечером с молодой женой он свое возьмет!
— Не было ли иных свиней мужского пола, кроме сэра Кларенса, которые претендовали бы на твою руку? — поинтересовался Экстон, продолжая испытывать характер свое будущей жены. Девушка отвернулась.
— Отец вел кое с кем переговоры, — ответила она холодно, — но они вынужденно прервались, поскольку твоему Генриху вздумалось на нас напасть. Теперь у отца другие заботы, — добавила она с сарказмом.
— Да уж, в этом вряд ли кто усомнится, — сухо заметил Экстон, откинувшись на спинку кресла, на котором до него, сеньора де ла Мансе, сидел только один человек — отец его будущей жены. Но теперь хозяином здесь был он, Экстон, и этой женщине очень скоро предстоит в этом убедиться.
? ?ебе сказали, что сегодня вечером ты выходишь замуж?
У нее задрожал подбородок — так, по крайней мере, показалось Экстону, и ему захотелось это впечатление проверить.
— Вне всякого сомнения, ты считаешь меня точно такой же свиньей, как и сэра Кларенса, или даже хуже. — Тут Экстон склонился к ней и зашептал в самое ухо: — Уверен, однако, моя прекрасная невеста, что завтра утром ты будешь больше ко мне расположена.
На этот раз она нервно сглотнула — Экстон это заметил. Впрочем, смущение не уберегло девушку от дальнейших расспросов. Ему требовалось зримое подтверждение ее зависимости от его воли.
— Поскольку у меня, насколько я понимаю, нет соперников, позволь, о благородная дама, стать твоим рыцарем. Должен заметить, что я держу тело в чистоте, стараюсь поддерживать ровное расположение духа и, по возможности, шутить, что соответствует твоим запросам.
Линии не промолвила в ответ ни слова, даже не взглянула на него. Тогда Экстон протянул руку и коснулся ее рукава.
— Кроме того, я преуспел в искусстве любви. Так что ты, Беатрис, можешь быть уверена, что я исполняю супружеских обязанности со всем возможным рвением.
Девушка часто-часто замигала и в страхе повернула к нему личико. Экстон воспользовался моментом и взял ее за подбородок. «Удивительно привлекательное лицо, — подумал он, ? и кожа нежная, как у младенца. И волосы тоже хороши — каким роскошным водопадом они, должно быть, струятся по ее плечам, когда она их распускает на ночь!»
— Черт меня побери, — прошептал он, снова уселся прямо и отпустил лицо девушки из плена.
Ему достанет времени разобраться во всех этих прелестях сегодня ночью, так что нечего распускаться, подобно сбежавшему из родительского дома крестьянскому парню. Разумеется, красивая жена — неплохое приобретение, но не стоит забывать, что она родом из проклятого племени де Валькуров. И все восемнадцать лет, что он странствовал с семьей по Нормандии и терпел лишения, она пользовалась благами, незаконно отторгнутыми у рода де ла Мансе ее отцом.
Он не позволит ей водить себя за нос! В зал вошли люди, и Экстону пришлось отвлечься. Линии тоже этому обрадовалась, решив, что святой Иуда все же пришел ей на помощь. Как глупо, что она позволила втянуть себя в опасный разговор о несостоявшихся женихах Беатрис!
Но ведь он так ее напугал, когда заговорил о супружеских обязанностях!
Она отодвинулась от стола, продолжая напряженно следить краем глаза за двумя рыцарями, которые вошли в зал. Один из них — мускулистый мужчина с темно-рыжей бородой — замешкался, прежде чем обратиться к Экстону, и одарил ее не слишком любезным взглядом. Другой рыцарь всем своим видом также демонстрировал нежелание вести разговор в присутствии представительницы враждебного племени, хотя ей и предстояло через несколько часов возлечь с их господином на брачное ложе.
Экстону де ла Мансе ничего не оставалось, как придумать приличный предлог, чтобы уединиться со своими людьми. Может быть, он опасался, что она почувствует себя оскорбленной, когда он уйдет? Вот глупец! Теперь наконец-то у нее появилась возможность исчезнуть. Хотя втайне Линии пыталась потешаться над Экстоном, выставляя его в дураках, мысль о том, что она обманывает столь могущественного человека, не давала ей покоя. Стоит ему только узнать, кто она такая на самом деле… Холодок ужаса пробежал у девушки по спине. Ей даже думать не хотелось о последствиях своего обмана.
Выскользнув из-за стола, она огляделась. Слева был ход в свободные покои, занавешенный тяжелой узорчатой шторой. Линни двинулась туда, но, запутавшись в тяжелых складках драпировки, на что-то наступила. Это «что-то» при ближайшем рассмотрении оказалось огромной собакой. Потеряв от испуга и неожиданности равновесие, Линни едва не упала при этом на дремавшее животное, которое испугавшись не меньше Линии, подняло неистовый вой.
— Стой на месте, если не хочешь расстаться с головой, ? скомандовал юношеский голос. — Он перекусит тебе шею словно цыпленку.
Девушка подчинилась команде, но мгновением позже поняла, что она исходила от плюгавого юнца, скрывавшего за шторой. Вряд ли кто-либо иной, кроме Питера де ла Мансе, мог позволить себе разговаривать с ней в подобном тоне. Да и кто, кроме него, мог безнаказанно разгуливать по замку в сопровождении огромного волкодава? — Спокойно, Мур, спокойно, — визгливо прикрикнул молодой человек на собаку. — Эта женщина не стоит твоего внимания.
Линни стояла, прижавшись к стене, не сводя испуганного взгляда с собаки, скалившей на нее свои огромные желтые клыки.
— Спокойно, Мур, — еще раз повторил молодой негодник. Он явно испытывал удовольствие при виде испуганной до полусмерти женщины. Хорошо еще, что при этом он схватил пса за металлический ошейник, тем самым избавив Линни от опасности быть съеденной заживо. — Стало быть, ты хотела улизнуть тайком, не спросив разрешения у брата? Тебе надо подвесить на шею колокольчик, чтобы всякий знал, куда ты направляешься! Линни изо всех сил пыталась прийти в себя. Она нервно стянула с головы сбившийся набок головной убор и теперь стискивала его в руках, не обращая внимания на то, что золотистые волосы растрепались и волной хлынули на плечи.
— Позволь мне все-таки пройти, — миролюбиво попросила она, глядя на ухмыляющегося юнца, которого в этот момент готова была задушить.
— Возвращайся тем путем, которым пришла, — сказал юноша, изобразив на лице презрительную гримасу. — Да и от кого тебе здесь бежать? Разве что от моего братца? То есть я хочу сказать, от его распаленной чувственности?
Прежде Линни редко обращала внимание на двусмысленные намеки, не слишком разбираясь в них, но теперь, после разъяснений бабушки и взбудоражившей ее беседы с де ла Мансе, она стала понимать куда больше, нежели ей хотелось.
— Твой брат беседует со своими людьми, — бросила она.
— Неужто? Значит, это деловой разговор. Можешь быть уверена, что мужчины в интимном смысле его не интересуют — как и меня, впрочем, — хвастливо добавил несносный юнец.
Линни сделала круглые глаза. Интересно знать, что он имел в виду? Впрочем, выяснять это ей вовсе не хотелось. Она и так наслушалась предостаточно мерзостей за этот день, и теперь ею владело только одно желание — поскорее уйти отсюда.
— Дай-ка мне пройти, парень, — сказала она, чувствуя, как ее начинает захлестывать злость.
Подобрав тяжелые юбки, Линни устремилась вперед, будто собираясь сбить младшего де ла Мансе с ног, что, вероятно, и произошло бы, если бы на нее снова не напустилась собака. Линни в испуге отпрянула и опять прижалась к стене.
— Как это ты меня назвала? Парень, если не ошибаюсь? При всем том я достаточно взрослый, чтобы сдерживать этого могучего зверя. Да и тебя укротить смогу — уж будь уверена!
Слова Питера переполнили чашу терпения Линни. Что, в самом деле, происходит? Сначала его здоровенный братец запугивает ее, поведав о своих супружеских правах. А теперь еще этот сопляк задирает перед ней нос и дерзит!
— Знаешь, что уложит на месте этого зверя вернее, чем стрела из арбалета? — прошипела она, уже не находя в себе сил, чтобы сдерживаться. — Немного белладонны, которой надо напитать кусок мяса, а потом швырнуть этому чудовищу, по странной прихоти судьбы именуемому собакой. И знай, сделать это не составит для меня особого труда.
Тут она приободрилась, заметив, что Питер озадачен, и добавила: — Так вот по этой причине и тебе, и твоему псу следует держаться от меня подальше.
Девушке было страшно при мысли о том, что Питер все же попытается ее задержать, но еще больший ужас она испытывала от того, что ожидало ее в зале. Мгновенно взвесив все «за» и «против», она храбро ринулась вперед, двигаясь вдоль стены коридора, чтобы миновать огромного пса, которого продолжал удерживать за ошейник младший брат Экстона.
По счастью, Питер беспрепятственно ее пропустил, и она нырнула в первую попавшуюся дверь, за которой скрывалась сокровищница. Линни летела, будто на крыльях, но успела отметить про себя, что в комнате — полнейший беспорядок, а шкатулки, хранившие в себе достояние де Валькуров, пусты.
«Вот ведь скоты, — подумала она. — Ограбили, не моргнув глазом, все ее семейство, да еще и денежки унесли — все, до последнего пенни».
Проскользнув через помещение, она снова выбралась в коридор, где замедлила шаг и задумалась. Куда, спрашивается, ей бежать, когда в Мейденстоне не осталось ни одного уголка, где бы она могла укрыться, и ни одного человека, к чьей груди она могла бы припасть. Сестра, должно быть, уже за пределами замка, а обращаться за сочувствием к отцу было бесполезно. Не идти же, в самом деле, к бабке, каждая встреча с которой хуже любой пытки?
Зазвонил колокол замковой часовни, разрешив тем самым ее сомнения. «Скорее всего это указующий перст святого Иуды», — решила девушка.
Повернувшись, она направилась в часовню, где молился отец Мартин и скрывалась перед побегом Беатрис. Кто знает, может быть, она все еще там? А если даже и нет, то отец Мартин наверняка расскажет, что с ней, и, быть может, передаст от нее весточку. Или в крайнем случае согласится отнести сестре послание Линни.
Отец Мартин и в самом деле находился в часовне — в небольшом приделе, где имели обыкновение молиться де Валькуры. Там же оказалась и леди Хэрриет. Они о чем-то тихо переговаривались со священником, а может, и молились -
кто знает? Ясно было одно: она, Линни, и здесь не сможет обрести покоя, пока в стенах часовни находится леди Хэрриет. Впрочем, попадаться старухе на глаза было необязательно. Линни незамеченной прошмыгнула внутрь и тщательно осмотрела келийку отца Мартина и ризницу, но нигде не обнаружила следов присутствия Беатрис. Теперь ей уж совсем некуда было податься, и она с тяжелым сердцем побрела в караулку. Там, по крайней мере, она сможет посидеть рядом с Мейнардом и помолиться за его выздоровление.
«Не оставляй нас своими заботами, святой Иуда, — мысленно воззвала к нему Линни, — очень тебя прошу — не оставляй!»
Как ни странно, у изголовья постели Мейнарда уже кто-то молился. Хрупкая сгорбленная фигурка. Когда Линни подошла поближе, закутанное в покрывало существо в тревоге подняло голову.
— Ты кто? — грозно осведомилась Линни, радея за безопасность брата. — И где, скажи на милость, этот чертов оруженосец?
— Не беспокойся, сестрица, — последовал тихий ответ. — Это всего-навсего я… Линни.
— Господь всемогущий! — Линни бросилась к Беатрис — ибо это была она — и приникла к ее груди. — Я так за тебя боялась!
— Эй, Беатрис, — раздался хриплый голос лежащего на матрасе человека.
Это не был подлинный голос Мейнарда, а лишь слабое его отражение, некое призрачное подобие. Сестры, словно по команде, повернули к нему головы. При этом Беатрис лучилась от радости, а Линни с облегчением вздохнула.
— Беатрис, — повторил тем временем Мейнард, — мне плохо… У меня болит голова… Почему я здесь?… В этом гнусном месте?
— Таково распоряжение нового лорда, — начала было настоящая Беатрис.
— Я разговариваю с Беатрис, а не с тобой! — выдавил из себя Мейнард. Даже в страдании он помнил, какая из сестер родилась первой. Девушки обменялись понимающими взглядами. Беатрис отступила на задний план, и к больному приблизилась Линни, облаченная в одежды сестры. Брат выглядел больным и очень несчастным, но это отнюдь не избавило его от предрассудков и не сделало ни на гран добрее.
— Ты тяжело ранен, но мы надеемся, что с божьей помощью тебе удастся выжить. Для этого тебе необходимо побольше отдыхать и не волноваться по мелочам.
Мейнард поднял на нее глаза, в которых одновременно проступили боль и полнейшее недоумение. Линни обычно приходилось видеть в глазах брата презрение и злобу. Очень часто его глаза полыхали гневом, или же в них отражалась присущая его характеру жестокость. Однако видеть в его взгляде страдание загнанного охотниками зверя ей прежде не приходилось. «А ведь он всего лишь слабый человек, ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53