https://wodolei.ru/catalog/vanni/na-nozhkah/
Нужно научиться пропускать мимо ушей всю эту пустопорожнюю болтовню. Существует две астрологии: ложная и подлинная. Первая пытается на основе даты рождения человека строить предвидение относительно его будущих деяний. Это ложное и еретическое учение, как тебе известно, запрещенное с незапамятных времен. Подлинная астрология изучает влияние звезд на природу в целях познания, а не предвидения. Тот факт, что светила влияют на земные дела, неоспорим. Сперва обратили внимание на связь приливов и отливов с луной, – продолжал рассказывать Робледа, счастливый возможностью блеснуть своими знаниями, – затем на связь металлов, залегающих в толще земли и потому недосягаемых для света и тепла, со звездами. Да и многое другое ad abundantiam в изобилии ( лат.)
невозможно объяснить иначе, как вмешательством небесных тел. Даже такое скромное растение, как сердечная мята, согласно «De Divinatione» Цицерона, расцветает лишь в день зимнего солнцестояния, самого короткого в году. Метеорология также доказывает власть небесных светил над явлениями, происходящими на земле: восходы и закаты семи звезд, расположенных в созвездии Тельца, названном греками Хиады Хиады (от греч. Huades – «нимфы, превратившиеся в звезды») – название семи звезд, образующих созвездие Тельца
, отмечены ливнями. О животных и говорить не приходится: всем известно – на восходе и на закате луны улитки, крабы и прочие гады теряют жизненную силу. Верно также и утверждение Кристофано: Гиппократ и прочие знаменитые врачеватели знали, что в течении болезни во время солнцестояния и равноденствия наблюдаются драматические периоды. Это подтверждено как святым Фомой, так и Аристотелем в «Метеорологиях», и многими другими философами и мыслителями, среди которых Доменико Сото, Йавелла, Доменико Банес, Капреоло. Немало можно узнать, почерпнуть, читая мудрейший труд Джованни Баггисты Грассетти, вышедший несколько месяцев назад под названием «Астрология подлинная и ложная».
– Но если, как вы говорите, подлинная астрология не противоречит христианскому вероучению, должна быть и христианская астрология?
– Так оно и есть, – отвечал Робледа, гордый своей ученостью. – Жаль, что у меня нет под рукой книги «Дополненный Христианский Зодиак, или двенадцать знаков Божественного Предопределения», выдержанной в нужном ключе, начисто лишенной еретических воззрений. Она написана моим собратом Иеремией Дрекселем и опубликована в этом городе около сорока лет назад. В ней дюжина знаков Зодиака были наконец заменены таким же количеством символов традиционно христианских: факел, череп, золотая дароносица Евхаристии, пустой алтарь, розовый куст, фиговое дерево, лист табака, кипарис, два древка, объединенных короной из оливковых ветвей, коромысло, якорь и цитра.
– Таковы знаки христианского Зодиака? – прикинулся я удивленным.
– Нет. Каждый из них – символ вечных ценностей веры. Факел – это внутренний свет бессмертной души, написано ведь: Lucerna pedibus meis verbum tuum et lumen semitis meis Псалтырь 118:105: «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» (лат.)
; череп – символ размышлений о смерти; золотая дароносица указует на частоту исповеди и причащения; алтарь… Смотри, у тебя что-то выпало.
Доставая из кармана четки, я обронил листья, найденные Угонио и Джакконио.
– Ах, да это так, – попытался я соврать. – Это… необычная пряность, мне ее предложили на рынке с площади Навоны несколько недель назад.
– Покажи-ка! – Робледа выхватил у меня один из листьев и стал вертеть его в руках. – Прелюбопытно, – проговорил он наконец. – Как только он здесь оказался, непонятно.
– А что в нем удивительного?
– Это растение не произрастает в Европе. Оно издалека, из Индии или Перу.
– А как оно называется?
– Мамакока.
Отец Робледа поведал мне захватывающую историю мамакоки, необычного растения, которое приобретет в нашей жизни большое значение в последующие дни.
Как только была завоевана Вест-Индия и дикари – последователи лжерелигий и любители богохульств подавлены, иезуиты-миссионеры взялись за святое дело евангелизации, обращения в истинное вероучение. Одновременно шло изучение бесчисленных разновидностей растений Нового Света. Оказалось, что там просто гибель новых видов. Если в старейшей «Медицинской науке» Диоскорида упоминается всего триста растений, то доктор Франсиско Эрнандес описал в семнадцати томах своей «Historia natural de las Indias» Натуральная история Индий (ucn.)
три тысячи видов.
Тем не менее замечательные открытия таили в себе каверзы. Колонизаторы были неспособны распознать растения, обладающие наркотическими и ядовитыми свойствами, как и выявить целителей-колдунов из числа коренных жителей. Деревни прямо-таки кишели колдунами, способными, по их признаниям, вызывать духов умерших либо по корням и травам разгадывать будущее.
– Гляди-ка, прямо как астрологи! – воскликнул я, не теряя надежды понять связь листьев с событиями в «Оруженосце».
– Астрология здесь ни при чем, – заверил меня Робледа, обманув мои ожидания. – Я говорю о вещах более важных.
Послушать колдунов, так выходило, что каждое растение могло иметь двоякое назначение: для лечения и для того, чтобы узреть дьявола. Растений, используемых для второго, было в Вест-Индии в изобилии.
Коренные жители окрестили donanacal (вроде отец Робледа именно так произнес это экзотическое название) «чудесным грибом», вводящим в сношение с Сатаной. То же касалось и семян olluchi и еще одного гриба – peyote. Для того же, чтобы услышать лжепредсказания из Ада, колдуны пользовались растением pate.
Инквизиция взялась сжигать поля, на которых выращивались все эти растения и грибы, а время от времени еще и какого-нибудь колдуна в придачу. Но полей было немеряно, а колдунов и того больше.
– Дошло до того, что стали опасаться за целостность христианского вероучения! – страшным голосом прошептал Робледа и помахал у меня перед носом листочком мамакоки, словно предостерегая от Лукавого. – Из-за этих проклятых растений обращенные в новую религию, крещеные дикари святотатствовали, профанировали святые имена отцов церкви. Послушать иного, так святой Варфоломей для того только и отправился в Америку, чтобы открыть для нас эти растения, обладающие чудодейственной силой, а святой Фома – в Бразилию ради деревьев, чьи листья содержат смертельный яд, тогда как он превратил их в прекрасное лекарство. Обращенные в нашу веру туземцы принимали наркотики, а это запрещено Церковью. Словом, отсюда пошли новые ереси, опасные, непривычные для европейцев. Дошло даже до проповеди новых евангелий. – Голос Робледы пресекся. Он с отвращением отдал мне лист, словно тот был заразным. – Эти святотатственные евангелия утверждали, что Христос, повзрослев, был вынужден бежать, ибо дьяволы насели на него, пытаясь забрать его душу. Свят, свят, свят. – Робледа осенил себя крестным знамением. – И якобы на найдя сына дома, Мария взобралась на осла и отправилась на его поиски. Вскоре заблудилась и оказалась в лесу, где ощутила, что силы покидают ее. Иисус увидел это и пришел ей на помощь: благословил куст мамакоки, что рос неподалеку. Осла потянуло к кусту, он отказывался продолжать путь, и тогда Мария поняла, что куст этот благословлен для нее. Она пожевала листики, и жажда и голод отступили, усталость как рукой сняло. Она снова пустилась в путь и добралась до деревни, где ей предложили поесть. Она отвечала, что не голодна, и показала ветку мамакоки: «Посадите ее, она пустит корни, вырастет куст». Женщины послушались, и четыре дня спустя вырос куст с плодами. Из них извлекли семена. И теперь еще выращивают эту культуру.
– Но это же ужасно! Так осквернять имена Девы Марии и Христа, утверждать, что они питались растениями колдунов…
– Ты прав, это ужасно, – согласился Робледа, отирая пот с лица. – Но и это не все.
Запретных растений там была тьма тьмущая, так что колонизаторам (и в том числе иезуитам, – со смирением добавил Робледа) они уже стали застить свет. Да и как было безошибочно распознать все эти oliuchi, donanacal, peyote, cocoba, pate, cola, iopo, mate, guarana, mamacoca?
– Неужто мамакока употреблялась и во время молитвы?
– Нет, – слегка смешавшись, отвечал он. – Она служила в иных целях.
Листья этого безобидного на вид растения обладали поразительной силой прогонять усталость, избавлять от голода, веселить и вселять силу. Кроме того, как убедились иезуиты, мамакока унимала боль, благотворно действовала на кости, согревала и излечивала застарелые гноящиеся раны. И наконец, и это, возможно, главное, благодаря ей работники и рабы могли долгие часы трудиться, не уставая.
У завоевателей возникла мысль: лучше использовать бич, вместо того чтобы искоренять его. Мамакока позволяла туземцам переносить большие нагрузки, а миссиям иезуитов в Вест-Индии постоянно требовались рабочие руки.
С этого растения был снят запрет. Труд местных работников оплачивался пистьями мамакоки, имевшими для них большую цену, чем монеты, серебро либо золото. Духовенству было разрешено взимать десятину с этой культуры, в основе многих священнических и епископских рент – прибыли с продажи этого растения.
– Но разве это не одно из орудий Дьявола? – опешив, поинтересовался я.
– Гм… в общем, – замялся Робледа, – обстановка была не из простых, требовалось выбрать: запретить или разрешить. В случае свободного хождения мамакоки появлялась возможность расширять миссионерскую деятельность, цивилизовывать другие народы и в конечном итоге все больше и больше душ наставлять на путь истинный.
Я потер листик и поднес к носу: ничего особенного.
– А как это могло попасть в Рим?
– Вероятнее всего, испанское судно доставило груз в Португалию, затем его переправили в Геную или Фландрию. Это все, что мне известно. Я узнал листья, поскольку один из моих собратьев показывал мне их, кроме того, я видел их изображения в посланиях миссионеров. Тот, кто тебе его дал, знает больше меня.
Я уже собрался попрощаться, как у меня возник еще один вопрос.
– Последний вопрос, святой отец. Как употребляется мамакока?
– Но, мой мальчик, надеюсь, ты не собираешься этого делать!
– Нет, святой отец, мне просто любопытно.
– Дикари ее пережевывают, смочив слюной и посыпав пеплом. Но возможно и как-то иначе.
По пути на кухню я заглянул к аббату Мелани, чтобы рассказать ему о том, что узнал от Робледы.
– Очень интересно, – задумчиво протянул он. – Даже если пока и неясно, куда это может нас завести. Надо подумать.
На кухне я застал Кристофано мятущимся по своему обыкновению между погребом и печами и готовящим разнообразные снадобья против чумы. Надо сказать, в последние дни его кипучая фармацевтическая деятельность шла по нарастающей: пытаясь спасти Бедфорда, он пустил в ход все. Я даже присутствовал при разграблении им закромов моего хозяина под предлогом того, что нечего добру понапрасну гнить. Утверждая, что скрывать вонь разлагающихся тушек дичи так, как это делает Пеллегрино, – значит наносить здоровью непоправимый вред, он завладел серыми куропатками, сизыми голубями, болотными куликами, кавказскими рябчиками и перепелами с одной-единственной целью – нафаршировать их вишнями из Дамаска и черными вишнями, поместить в мешок из белой холстины, положить оный под пресс, отжать и получить сироп, якобы необходимый для поправления здоровья горемычного Бедфорда. До этих пор все его попытки изготовить по-настоящему действенный remedium потерпели крах. А молодой организм Бедфорда устоял.
Кристофано известил меня, что прочие постояльцы пребывают в добром здравии, за исключением Доменико Стилоне Приазо и Помпео Дульчибени: у одного на губе выскочила лихорадка, а другого поразил почечуй, не иначе как из-за вымени. И от того, и от другого показано одно средство – едкий натр.
– Подавляет гнойники и язвы, подходит для лечения лишая и почечуя, – заявил он и повелел: – Recipe Возьми (лат.) – слово из аптекарского лексикона
крепкого уксуса.
Смешав уксус с кристалликами мышьяка, солями аммониака и хлорной ртутью, он растер все и довел до кипения.
– Прекрасно. Теперь дождемся, когда испарится половина уксуса. Затем я поднимусь к Стилоне Приазо и попробую вывести этим его прыщи. А ты тем временем займись приготовлением обеда: я уже отобрал в погребе индюшек, которые сейчас как нельзя лучше подходят для питания наших пансионеров. Отвари их с корнями и подай к ним похлебку из тертой хлебной корки.
Я засучил рукава. Кристофано с натром отправился к Стилоне, а перед уходом наказал мне:
– Ты мне понадобишься, когда я пойду лечить Дульчибени. При раздаче пищи я тебе помогу, так ты не ухлопаешь уйму времени, а то, я смотрю, всех так и тянет заговорить тебя, – многозначительно закончил он.
После обеда мы отправились кормить Бедфорда, а затем надолго застряли у Пеллегрино. Ему что-то совсем не пришлось по вкусу специально приготовленное для него лекарем кушанье, обладающее очистительными свойствами, – нечто вроде серой тюри. Вообще же я с удовольствием отметил, что он пошел на поправку. А уж как я чаял узреть его здоровым, и сказать не могу. Он понюхал тюрю, а потом огляделся, сложил пальцы в кулак, выставив большой палец и стал ритмично указывать им себе на рот. Так он обычно давал знать о жажде и желании промочить глотку.
Только я открыл рот, чтобы призвать его к благоразумию, как Кристофано жестом остановил меня.
– Ты же видишь, он приходит в себя, ум пробуждается от спячки. Можно позволить ему полчарочки красного.
– Но он уже столько выпил, никак себя не ограничивая, пока не заболел!
– Золотые слова. Вино следует потреблять с умеренностью: оно питательно, способствует пищеварению, придает силы, успокаивает, смягчает нрав, веселит, проясняет мысли, освежает мозги. Сбегай-ка за вином в погреб, – с ноткой нетерпения закончил Кристофано. – Одна чарочка пойдет ему только на пользу.
Когда я уже направлялся к лестнице, за моей спиной раздалось:
– Да смотри, чтоб было прохладное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
невозможно объяснить иначе, как вмешательством небесных тел. Даже такое скромное растение, как сердечная мята, согласно «De Divinatione» Цицерона, расцветает лишь в день зимнего солнцестояния, самого короткого в году. Метеорология также доказывает власть небесных светил над явлениями, происходящими на земле: восходы и закаты семи звезд, расположенных в созвездии Тельца, названном греками Хиады Хиады (от греч. Huades – «нимфы, превратившиеся в звезды») – название семи звезд, образующих созвездие Тельца
, отмечены ливнями. О животных и говорить не приходится: всем известно – на восходе и на закате луны улитки, крабы и прочие гады теряют жизненную силу. Верно также и утверждение Кристофано: Гиппократ и прочие знаменитые врачеватели знали, что в течении болезни во время солнцестояния и равноденствия наблюдаются драматические периоды. Это подтверждено как святым Фомой, так и Аристотелем в «Метеорологиях», и многими другими философами и мыслителями, среди которых Доменико Сото, Йавелла, Доменико Банес, Капреоло. Немало можно узнать, почерпнуть, читая мудрейший труд Джованни Баггисты Грассетти, вышедший несколько месяцев назад под названием «Астрология подлинная и ложная».
– Но если, как вы говорите, подлинная астрология не противоречит христианскому вероучению, должна быть и христианская астрология?
– Так оно и есть, – отвечал Робледа, гордый своей ученостью. – Жаль, что у меня нет под рукой книги «Дополненный Христианский Зодиак, или двенадцать знаков Божественного Предопределения», выдержанной в нужном ключе, начисто лишенной еретических воззрений. Она написана моим собратом Иеремией Дрекселем и опубликована в этом городе около сорока лет назад. В ней дюжина знаков Зодиака были наконец заменены таким же количеством символов традиционно христианских: факел, череп, золотая дароносица Евхаристии, пустой алтарь, розовый куст, фиговое дерево, лист табака, кипарис, два древка, объединенных короной из оливковых ветвей, коромысло, якорь и цитра.
– Таковы знаки христианского Зодиака? – прикинулся я удивленным.
– Нет. Каждый из них – символ вечных ценностей веры. Факел – это внутренний свет бессмертной души, написано ведь: Lucerna pedibus meis verbum tuum et lumen semitis meis Псалтырь 118:105: «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» (лат.)
; череп – символ размышлений о смерти; золотая дароносица указует на частоту исповеди и причащения; алтарь… Смотри, у тебя что-то выпало.
Доставая из кармана четки, я обронил листья, найденные Угонио и Джакконио.
– Ах, да это так, – попытался я соврать. – Это… необычная пряность, мне ее предложили на рынке с площади Навоны несколько недель назад.
– Покажи-ка! – Робледа выхватил у меня один из листьев и стал вертеть его в руках. – Прелюбопытно, – проговорил он наконец. – Как только он здесь оказался, непонятно.
– А что в нем удивительного?
– Это растение не произрастает в Европе. Оно издалека, из Индии или Перу.
– А как оно называется?
– Мамакока.
Отец Робледа поведал мне захватывающую историю мамакоки, необычного растения, которое приобретет в нашей жизни большое значение в последующие дни.
Как только была завоевана Вест-Индия и дикари – последователи лжерелигий и любители богохульств подавлены, иезуиты-миссионеры взялись за святое дело евангелизации, обращения в истинное вероучение. Одновременно шло изучение бесчисленных разновидностей растений Нового Света. Оказалось, что там просто гибель новых видов. Если в старейшей «Медицинской науке» Диоскорида упоминается всего триста растений, то доктор Франсиско Эрнандес описал в семнадцати томах своей «Historia natural de las Indias» Натуральная история Индий (ucn.)
три тысячи видов.
Тем не менее замечательные открытия таили в себе каверзы. Колонизаторы были неспособны распознать растения, обладающие наркотическими и ядовитыми свойствами, как и выявить целителей-колдунов из числа коренных жителей. Деревни прямо-таки кишели колдунами, способными, по их признаниям, вызывать духов умерших либо по корням и травам разгадывать будущее.
– Гляди-ка, прямо как астрологи! – воскликнул я, не теряя надежды понять связь листьев с событиями в «Оруженосце».
– Астрология здесь ни при чем, – заверил меня Робледа, обманув мои ожидания. – Я говорю о вещах более важных.
Послушать колдунов, так выходило, что каждое растение могло иметь двоякое назначение: для лечения и для того, чтобы узреть дьявола. Растений, используемых для второго, было в Вест-Индии в изобилии.
Коренные жители окрестили donanacal (вроде отец Робледа именно так произнес это экзотическое название) «чудесным грибом», вводящим в сношение с Сатаной. То же касалось и семян olluchi и еще одного гриба – peyote. Для того же, чтобы услышать лжепредсказания из Ада, колдуны пользовались растением pate.
Инквизиция взялась сжигать поля, на которых выращивались все эти растения и грибы, а время от времени еще и какого-нибудь колдуна в придачу. Но полей было немеряно, а колдунов и того больше.
– Дошло до того, что стали опасаться за целостность христианского вероучения! – страшным голосом прошептал Робледа и помахал у меня перед носом листочком мамакоки, словно предостерегая от Лукавого. – Из-за этих проклятых растений обращенные в новую религию, крещеные дикари святотатствовали, профанировали святые имена отцов церкви. Послушать иного, так святой Варфоломей для того только и отправился в Америку, чтобы открыть для нас эти растения, обладающие чудодейственной силой, а святой Фома – в Бразилию ради деревьев, чьи листья содержат смертельный яд, тогда как он превратил их в прекрасное лекарство. Обращенные в нашу веру туземцы принимали наркотики, а это запрещено Церковью. Словом, отсюда пошли новые ереси, опасные, непривычные для европейцев. Дошло даже до проповеди новых евангелий. – Голос Робледы пресекся. Он с отвращением отдал мне лист, словно тот был заразным. – Эти святотатственные евангелия утверждали, что Христос, повзрослев, был вынужден бежать, ибо дьяволы насели на него, пытаясь забрать его душу. Свят, свят, свят. – Робледа осенил себя крестным знамением. – И якобы на найдя сына дома, Мария взобралась на осла и отправилась на его поиски. Вскоре заблудилась и оказалась в лесу, где ощутила, что силы покидают ее. Иисус увидел это и пришел ей на помощь: благословил куст мамакоки, что рос неподалеку. Осла потянуло к кусту, он отказывался продолжать путь, и тогда Мария поняла, что куст этот благословлен для нее. Она пожевала листики, и жажда и голод отступили, усталость как рукой сняло. Она снова пустилась в путь и добралась до деревни, где ей предложили поесть. Она отвечала, что не голодна, и показала ветку мамакоки: «Посадите ее, она пустит корни, вырастет куст». Женщины послушались, и четыре дня спустя вырос куст с плодами. Из них извлекли семена. И теперь еще выращивают эту культуру.
– Но это же ужасно! Так осквернять имена Девы Марии и Христа, утверждать, что они питались растениями колдунов…
– Ты прав, это ужасно, – согласился Робледа, отирая пот с лица. – Но и это не все.
Запретных растений там была тьма тьмущая, так что колонизаторам (и в том числе иезуитам, – со смирением добавил Робледа) они уже стали застить свет. Да и как было безошибочно распознать все эти oliuchi, donanacal, peyote, cocoba, pate, cola, iopo, mate, guarana, mamacoca?
– Неужто мамакока употреблялась и во время молитвы?
– Нет, – слегка смешавшись, отвечал он. – Она служила в иных целях.
Листья этого безобидного на вид растения обладали поразительной силой прогонять усталость, избавлять от голода, веселить и вселять силу. Кроме того, как убедились иезуиты, мамакока унимала боль, благотворно действовала на кости, согревала и излечивала застарелые гноящиеся раны. И наконец, и это, возможно, главное, благодаря ей работники и рабы могли долгие часы трудиться, не уставая.
У завоевателей возникла мысль: лучше использовать бич, вместо того чтобы искоренять его. Мамакока позволяла туземцам переносить большие нагрузки, а миссиям иезуитов в Вест-Индии постоянно требовались рабочие руки.
С этого растения был снят запрет. Труд местных работников оплачивался пистьями мамакоки, имевшими для них большую цену, чем монеты, серебро либо золото. Духовенству было разрешено взимать десятину с этой культуры, в основе многих священнических и епископских рент – прибыли с продажи этого растения.
– Но разве это не одно из орудий Дьявола? – опешив, поинтересовался я.
– Гм… в общем, – замялся Робледа, – обстановка была не из простых, требовалось выбрать: запретить или разрешить. В случае свободного хождения мамакоки появлялась возможность расширять миссионерскую деятельность, цивилизовывать другие народы и в конечном итоге все больше и больше душ наставлять на путь истинный.
Я потер листик и поднес к носу: ничего особенного.
– А как это могло попасть в Рим?
– Вероятнее всего, испанское судно доставило груз в Португалию, затем его переправили в Геную или Фландрию. Это все, что мне известно. Я узнал листья, поскольку один из моих собратьев показывал мне их, кроме того, я видел их изображения в посланиях миссионеров. Тот, кто тебе его дал, знает больше меня.
Я уже собрался попрощаться, как у меня возник еще один вопрос.
– Последний вопрос, святой отец. Как употребляется мамакока?
– Но, мой мальчик, надеюсь, ты не собираешься этого делать!
– Нет, святой отец, мне просто любопытно.
– Дикари ее пережевывают, смочив слюной и посыпав пеплом. Но возможно и как-то иначе.
По пути на кухню я заглянул к аббату Мелани, чтобы рассказать ему о том, что узнал от Робледы.
– Очень интересно, – задумчиво протянул он. – Даже если пока и неясно, куда это может нас завести. Надо подумать.
На кухне я застал Кристофано мятущимся по своему обыкновению между погребом и печами и готовящим разнообразные снадобья против чумы. Надо сказать, в последние дни его кипучая фармацевтическая деятельность шла по нарастающей: пытаясь спасти Бедфорда, он пустил в ход все. Я даже присутствовал при разграблении им закромов моего хозяина под предлогом того, что нечего добру понапрасну гнить. Утверждая, что скрывать вонь разлагающихся тушек дичи так, как это делает Пеллегрино, – значит наносить здоровью непоправимый вред, он завладел серыми куропатками, сизыми голубями, болотными куликами, кавказскими рябчиками и перепелами с одной-единственной целью – нафаршировать их вишнями из Дамаска и черными вишнями, поместить в мешок из белой холстины, положить оный под пресс, отжать и получить сироп, якобы необходимый для поправления здоровья горемычного Бедфорда. До этих пор все его попытки изготовить по-настоящему действенный remedium потерпели крах. А молодой организм Бедфорда устоял.
Кристофано известил меня, что прочие постояльцы пребывают в добром здравии, за исключением Доменико Стилоне Приазо и Помпео Дульчибени: у одного на губе выскочила лихорадка, а другого поразил почечуй, не иначе как из-за вымени. И от того, и от другого показано одно средство – едкий натр.
– Подавляет гнойники и язвы, подходит для лечения лишая и почечуя, – заявил он и повелел: – Recipe Возьми (лат.) – слово из аптекарского лексикона
крепкого уксуса.
Смешав уксус с кристалликами мышьяка, солями аммониака и хлорной ртутью, он растер все и довел до кипения.
– Прекрасно. Теперь дождемся, когда испарится половина уксуса. Затем я поднимусь к Стилоне Приазо и попробую вывести этим его прыщи. А ты тем временем займись приготовлением обеда: я уже отобрал в погребе индюшек, которые сейчас как нельзя лучше подходят для питания наших пансионеров. Отвари их с корнями и подай к ним похлебку из тертой хлебной корки.
Я засучил рукава. Кристофано с натром отправился к Стилоне, а перед уходом наказал мне:
– Ты мне понадобишься, когда я пойду лечить Дульчибени. При раздаче пищи я тебе помогу, так ты не ухлопаешь уйму времени, а то, я смотрю, всех так и тянет заговорить тебя, – многозначительно закончил он.
После обеда мы отправились кормить Бедфорда, а затем надолго застряли у Пеллегрино. Ему что-то совсем не пришлось по вкусу специально приготовленное для него лекарем кушанье, обладающее очистительными свойствами, – нечто вроде серой тюри. Вообще же я с удовольствием отметил, что он пошел на поправку. А уж как я чаял узреть его здоровым, и сказать не могу. Он понюхал тюрю, а потом огляделся, сложил пальцы в кулак, выставив большой палец и стал ритмично указывать им себе на рот. Так он обычно давал знать о жажде и желании промочить глотку.
Только я открыл рот, чтобы призвать его к благоразумию, как Кристофано жестом остановил меня.
– Ты же видишь, он приходит в себя, ум пробуждается от спячки. Можно позволить ему полчарочки красного.
– Но он уже столько выпил, никак себя не ограничивая, пока не заболел!
– Золотые слова. Вино следует потреблять с умеренностью: оно питательно, способствует пищеварению, придает силы, успокаивает, смягчает нрав, веселит, проясняет мысли, освежает мозги. Сбегай-ка за вином в погреб, – с ноткой нетерпения закончил Кристофано. – Одна чарочка пойдет ему только на пользу.
Когда я уже направлялся к лестнице, за моей спиной раздалось:
– Да смотри, чтоб было прохладное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88