Мне не хотелось, чтобы какая-то там гадалка рассказывала мне о моем будущем по линиям на ладони. У меня и в настоящем хватало забот. К последнему дню 1972 года я полностью перевернула свою жизнь. Мне было только двадцать три года.
Вместо того чтобы удрать в Самарру, я отправилась в центр управления на вершине небоскреба «Пан-Американ» на Манхэттене. Он находился гораздо ближе Самарры и в десять часов вечера был таким же пустым и изолированным от мира, как горная вершина.
Я и чувствовала себя словно на вершине горы. За окнами, выходившими на Парк-авеню, шел снег — крупные хлопья изящно кружились, парили в коллоидной суспензии. Совсем как в стеклянном шаре, где заключена одинокая, безупречно красивая роза или миниатюрная копия швейцарской деревеньки. А за стеклом центра в здании «Пан-Американ» мирно гудело несколько акров новейшего компьютерного оборудования, которое контролировало полеты и заказ билетов на авиарейсы по всему миру. Это было спокойное место, где хорошо прятаться, когда нужно подумать.
У меня как раз было о чем подумать. Три года назад я приехала в Нью-Йорк работать в компании МММ. Компания была одним из крупнейших мировых производителей компьютеров. А «Пан-Американ» была одним из моих клиентов. Они до сих пор позволяли мне пользоваться своими базами данных.
Но теперь я перешла на другую работу, что вполне может оказаться величайшей ошибкой в моей жизни. Мне выпала сомнительная честь стать первой женщиной, вступившей в профессиональные ряды ДОА почтенной и солидной фирмы «Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам». Им не нравился мой стиль.
Для тех, кто не знает, ДОА означает «дипломированный общественный аудитор». Фирма была ведущей среди восьми крупнейших подобного профиля, которых окрестили «Большой восьмеркой».
«Общественными аудиторами» именуют для пущей солидности бухгалтеров-счетоводов. «Большая восьмерка» проводила аудит для большинства крупных корпораций. Она пользовалась огромным уважением, что в переводе на нормальный язык означает — держала клиентов на крючке, шантажируя их. Если «Большая восьмерка» во время аудита предлагала клиенту потратить полмиллиона долларов на улучшение методов финансирования, клиент был бы глупцом, если бы проигнорировал это предложение (то есть проигнорировал бы тот факт, что аудиторская фирма «Большой восьмерки» может «услужить» ему, обеспечив солидный штраф). Подобные вещи в мире больших финансов понимают без слов. В руках аудиторов огромное количество денег. Даже младший партнер может иметь доход с шестью нулями.
Не все задумываются о том, что сфера аудита представлена только мужчинами. Фирма «Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам» не была исключением, и это ставило меня в неловкое положение. Поскольку я была первой женщиной не-секретарем, которую они видели, они воспринимали меня как редкий товар вроде ископаемого дронта, нечто потенциально опасное, что следует тщательно изучить.
Быть первой женщиной где-либо — это не сахар. Будь ты первой женщиной-астронавтом или первой, кого пригласили работать в китайскую прачечную, тебе придется смириться с заигрыванием, хихиканьем и поглядыванием на твои ножки. А также с тем фактом, что придется работать больше всех, а получать меньше.
Я узнала, что это значит, когда тебя представляют как «мисс Велис, нашу женщину-специалиста в этой области». После такого представления меня, наверное, принимали за гинеколога.
На самом деле я была компьютерным экспертом, лучшим специалистом в Нью-Йорке по индустрии перевозок. Вот почему меня взяли на работу. Когда компания «Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам» проэкзаменовала меня, долларовые значки замелькали в их налитых кровью глазах; они видели не женщину, а ходячее вложение капитала, которое принесет деньги на их банковские счета. Достаточно молодую, чтобы быть восприимчивой, достаточно наивную, чтобы быть внушаемой, достаточно простодушную, чтобы отдать своих клиентов на растерзание их штатным акулам аудита. Словом, я была всем, что они искали в женщине. Но медовый месяц был коротким.
Когда за несколько дней до Рождества я заканчивала расчет оборудования, чтобы клиент, занимающийся грузоперевозками на судах, мог получить документы до конца года, в мой офис нанес визит наш старший партнер Джок Уфам.
Высокому, тощему и моложавому Джону было за шестьдесят. Он много играл в теннис, носил модные костюмы от «Брукс бразерс» и красил волосы. Когда он шел, то подпрыгивал на носках, словно собирался забить гол.
Итак, Джок впрыгнул в мой офис.
— Велис, — сказал он панибратским тоном, — я тут подумал об исследовании, которым ты занимаешься, даже поспорил с собой и, кажется, понял, что меня беспокоило.
Это была манера Джока сообщать о том, что причин не согласиться с ним не существует. Он уже поработал адвокатом дьявола для обеих сторон и поскольку подыгрывал себе любимому, то выиграл дело.
— Я почти закончила, сэр. Завтра все уйдет клиенту, поэтому надеюсь, вы не захотите вносить значительных изменений.
— Ничего серьезного, — ответил он, осторожно подкладывая мне бомбу. — Я решил, что принтеры будут для нашего клиента более необходимы, чем дисководы. Соответственно, мне хотелось бы, чтобы ты изменила критерии отбора.
Это был пример того, что обычно называется подтасовкой. Это незаконно. Шесть продавцов компьютеров месяцем ранее согласились с предложенными ценами. Эти предложения базировались на критериях отбора, которые подготовили мы, непредвзятые аудиторы. Мы сказали, что клиент нуждается в мощных дисководах. Один из продавцов вышел с лучшим предложением. Если сейчас, когда цены уже предложены, мы заявим, что принтеры важней, чем дисководы, то контракт перейдет в ведение другого продавца. Я могла бы с ходу сказать, какого именно. Это будет та фирма, с президентом которой Джок сегодня обедал.
Понятно, что за этим обедом решалось что-то важное. Возможно, обещание бизнеса для нашей фирмы, а может быть, речь шла о маленькой яхте или спортивной автомашине для Джока. В чем бы ни заключалось дело, я не хотела в нем участвовать.
— Мне жаль, сэр, — сказала я ему. — Сейчас уже слишком поздно изменять критерии, тем более в отсутствие клиента. Мы могли бы позвонить ему и сказать, что хотим попросить продавцов переделать заявки, но это, конечно же, означало бы, что документы не будут готовы до Нового года.
— Это необязательно, Велис, — сказал Джок. — Я не стал бы старшим партнером фирмы, если бы игнорировал свою интуицию. Много раз я в мгновение ока спасал миллионы наших клиентов, а они и не знали об этом. Мой животный инстинкт выживания год за годом поднимает нашу фирму на вершину «Большой восьмерки».
Он одарил меня улыбкой с ямочками.
Вероятность того, что Уфам сделал бы что-либо для клиента, не обобрав его до нитки, была такой же, как в случае с библейским верблюдом, пролезающим в игольное ушко. Он сказал неправду, но я не стала возражать.
— Тем не менее, сэр, мы несем моральную ответственность за то, чтобы клиент правильно взвесил и оценил предложенные цены. Кроме того, мы — проверяющая фирма.
Ямочки Джока исчезли, словно он проглотил их.
— Вы, конечно же, понимаете, что означает ваш отказ принять мое предложение?
— Если это предложение, а не приказ, я бы предпочла не делать этого.
— А если бы я приказал? — хитро спросил Джок. — Ведь я старший партнер в этой фирме.
— Тогда, боюсь, мне придется отказаться от проекта и передать его кому-нибудь другому. Конечно, я сохраню копии моих расчетов, на случай если о них будут задавать вопросы.
Джок знал, что это значило. Аудиторские фирмы никогда не проверяли друг друга. Единственными, кто мог задавать вопросы, были люди из правительства США. Их вопросы обычно относились к незаконной или мошеннической практике.
— Понятно, — сказал Джок. — Хорошо, тогда я оставляю вас работать, Велис. Ясно, что решение мне придется принимать самому.
Он резко развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
На следующее утро ко мне зашел мой менеджер, энергичный блондин лет тридцати по имени Лайл Хольмгрен. Лайл был взволнован, редеющие волосы всклокочены, галстук переносился.
— Кэтрин, чем, черт возьми, ты насолила Уфаму? — были первые слова Лайла, сорвавшиеся с его языка. — Он бесится так, словно ему наступили на любимую мозоль. Вызвал меня сегодня утром ни свет ни заря. Я едва успел побриться. Он заявил, что найдет на тебя управу, твердит, что ты рехнулась. Уфам не желает, чтобы тебя в будущем допускали к клиентам, говорит, ты не готова играть в мячик с большими мальчиками.
Жизнь Лайла вращалась вокруг фирмы. У него была требовательная жена. Она измеряла успех количеством членских взносов в загородных клубах. Лайлу приходилось играть по правилам фирмы, хотя, возможно, он и не одобрял этого.
— Полагаю, прошлым вечером я потеряла голову, — саркастически сказала я. — Я отказалась «изменить» предложенные цены. Сказала Джоку, что он может передать работу кому-нибудь другому, если ему так уж приспичило.
Лайл опустился в кресло рядом со мной. С минуту он ничего не говорил.
— Кэтрин, есть масса вещей в мире бизнеса, которые человеку твоего возраста могут показаться неэтичными, но они необязательно таковы, какими кажутся.
— Эта была такой.
— Я даю тебе слово, что, если Джок Уфам просит тебя сделать что-нибудь подобное, у него есть на это веские причины.
— Готова побиться об заклад, что у него есть тридцать— сорок веских причин, — ответила я ему и вернулась к своей бумажной работе.
— Ты сама себе роешь могилу, ты это понимаешь? — спросил он. — Ты не можешь вертеть такими парнями, как Джок Уфам. Он не отправится спокойно в свой угол, как нашкодивший мальчишка, не будет ходить вокруг да около. Хочешь совет? Я думаю, тебе следует прямо сейчас отправиться к нему в кабинет и принести свои извинения. Скажи ему, что сделаешь все, о чем он попросит, пригладь ему перышки. Если ты этого не сделаешь, я тебе гарантирую, что твоя карьера окончена.
— Он не уволит меня за отказ делать незаконные вещи, — сказала я.
— Ему не придется тебя увольнять. Он занимает такое положение, что запросто сделает тебя несчастной и ты пожалеешь, что вообще пришла сюда. Ты хорошая девочка, Кэтрин, ты мне нравишься. Ты слышала мое мнение. Теперь я, пожалуй, пойду, а ты оставайся писать собственную эпитафию.
Это случилось неделю назад. Я не извинилась перед Джоком и никому не рассказала о нашем с ним разговоре. Я отправила свои рекомендации клиенту за день до Рождества, по графику. Кандидату Джока не повезло. С тех пор вокруг почтенной фирмы «Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам» все было спокойно. До этого утра.
Компании понадобилась неделя, чтобы придумать, какую форму пытки для меня выбрать. Этим утром Лайл прибыл в мой офис с приятными известиями.
— Итак, — проговорил он, — ты не можешь сказать, что я тебя не предупреждал. С женщинами всегда одни неприятности, они никогда не прислушиваются к доводам рассудка.
Кто-то в соседнем «офисе» воспользовался туалетом, и я переждала, пока не стихнет шум. Такое вот предзнаменование будущего.
— Какой смысл выслушивать «доводы рассудка», когда все уже произошло? — спросила я. Знаешь, как это называется? Пустопорожние размышления.
— Там, куда ты отправляешься, у тебя будет много времени для размышлений, — сказал Лайл. — Компаньоны встретились рано утром за кофе и пончиками с джемом и позаботились о твоей судьбе. Выбор был небольшой — между Калькуттой и Алжиром. Ты будешь счастлива узнать, что Алжир победил. Мой голос был решающим, надеюсь, ты это оценишь.
У меня под ложечкой противно засосало.
— О чем ты говоришь? — спросила я. — Где, к дьяволу, находится этот Алжир и какое отношение он имеет ко мне?
— Алжир — это столица Алжира, социалистического государства на побережье Северной Африки. Входит в страны третьего мира. Думаю, тебе лучше взять эту книгу и почитать о нем. — Он уронил тяжелый том на мой письменный стол и продолжил: — Как только тебе выправят визу, что займет примерно три месяца, ты станешь проводить там много времени. Это твое новое назначение.
— Что же я назначена делать? — спросила я. — Или это просто ссылка?
— Нет, мы только что начали там один проект. Мы работаем во многих экзотических местах. Это ежегодный сбор в маленьком клубе стран третьего мира, которые время от времени встречаются, чтобы поболтать о ценах на бензин. Он называется ОТРАМ или как-то в этом роде. Минутку…— Он достал из кармана куртки какие-то бумажки и пролистал их. — Вот, нашел, это называется ОПЕК.
— Никогда не слышала о таком, — сказала я.
В декабре 1972 года не так уж много людей знали об ОПЕК. Хотя в скором времени всему миру предстояло услышать об этой организации.
— Я тоже, — признал Лайл. — Вот почему компания считает, что это будет для тебя прекрасным назначением. Они хотят тебя похоронить, Велис, как я и говорил,
В туалете снова спустили воду, и с ней уплыли в канализацию все мои надежды.
— Несколько недель назад мы получили из парижского офиса телефонограмму, в которой нас просили прислать эксперта по компьютерам для работы в сфере нефти, природного газа и энергетики. Они возьмут любого, а мы получим жирный куш. Никто из старшего консультационного состава не пожелал поехать. Просто энергетика — не слишком высокоразвитая индустрия. Похоже, это назначение — тупик. Мы уже хотели телеграфировать им, что никого не нашли, когда всплыло твое имя.
Они не могли заставить меня силой принять это назначение: рабство закончилось в Штатах вместе с Гражданской войной. Они хотели заставить меня уйти из фирмы, но будь я проклята, если сдамся так легко.
— И что я буду делать для этих миляг из третьего мира? — сахарным голоском спросила я. — Я ничегошеньки не знаю о нефти и о природном газе. Знаю только то, что им несет из соседнего «офиса».
Я имела в виду туалет.
— Рад, что ты спросила, — сказал Лайл. — Тебя направляют в «Кон Эдисон», будешь работать там до самого отъезда в Алжир. На своей электростанции они используют все, что плывет вниз по течению Ист-Ривер, и за несколько месяцев ты станешь экспертом в энергетике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91