Совместное ведение хозяйства поставило перед людьми гораздо больше проблем, чем они могли предвидеть. Прежде всего — как управлять таким коллективом? Почти никогда не бывает, чтобы два еврея придерживались одного мнения по какому-нибудь вопросу, и существовала опасность, что и тут управление превратится в бесконечные митинги и препирательства.
Все, что касается здравоохранения, социальных дел и воспитания, решалось коллективом. Но как быть, если кто-нибудь не может или не хочет работать, как все? Как быть с теми, кто недоволен порученным делом? С теми, кому не нравится еда или жилье? Как разбирать личные ссоры?
Каждый житель Шошаны всем сердцем ненавидел то, что делало его похожим на еврея гетто. Они были полны решимости построить страну заново. Это объединяло их и помогало преодолевать трудности. В Шошане существовал свой кодекс чести, свои общественные законы. Даже в брак здесь вступали или, наоборот, разводились только с общего согласия. Они полностью порвали со старыми традициями, покончили с прошлым раз и навсегда.
После долгих веков гонений в Шошане сбылась вековая мечта: родилось подлинно свободное еврейское крестьянство. Они одевались, как крестьяне, и плясали хору при свете костра. Возделывание земли и строительство страны становились самыми почетными делами в жизни.
Время шло. В селении везде разбили цветники, посадили деревья и построили новые красивые здания. Для семейных пар соорудили небольшие коттеджи, начали строить библиотеку, в селе работал врач, получавший содержание из общих денег.
А затем случился женский бунт. Одну из четырех девушек, приехавших в Шошану, звали Руфью. Именно эта невысокая, некрасивая девушка возглавила бунт. Руфь доказывала, что женщины не для того покинули черту оседлости и, конечно же, не для того приехали в Шошану, чтобы стать здесь домохозяйками. Она требовала полного равенства не только дома, но и на работе. Женщины Шошаны опрокинули общепринятые традиции и даже в поле вышли вместе с мужчинами. Они обнаружили ничуть не меньше способностей и выносливости, чем мужья и братья. Они научились обращаться с оружием и несли вахту по ночам наравне со всеми.
Руфь поставила перед собой цель — возглавить животноводческую ферму, но мужчины на это ни за что не соглашались. Яков, самый опытный оратор, ринулся в словесную перепалку с Руфью. Как же она не понимает, что коровы — это слишком опасно для женщин! Кроме того, эти пять коров — самое ценное достояние Шошаны, которое надо беречь как зеницу ока.
Ко всеобщему изумлению Руфь замолчала и подчинилась. Это было так на нее не похоже! Целый месяц она не вспоминала о коровах, но при малейшей возможности убегала украдкой в соседнее арабское село и училась доить. В редкие свободные от работы часы Руфь от корки до корки изучила все книжки по животноводству, какие только ей удалось достать.
Однажды рано утром Яков вошел в коровник и застал там Руфь! Она доила Иезавель, их лучшую корову.
Немедленно был созван митинг, чтобы вынести Руфи общественное порицание за недисциплинированность. Однако эта неугомонная девица привела цифры, которые убеждали, что при правильном уходе за коровами можно увеличить надои. Она упрекнула мужчин в невежестве и нетерпимости. Чтобы доказать вздорность утверждений Руфи, собрание решило временно поручить ей стадо.
Дело кончилось тем, что Руфь все-таки добилась своего. Со временем ее стадо увеличилось в двадцать пять раз, а она стала одним из лучших животноводов во всей Палестине.
Яков и Руфь поженились. Говорили, что иного быть не могло, потому что Руфь — единственный на свете человек, способный переспорить Якова Рабинского. Они любили друг друга и были счастливы.
Новый кризис наступил в Шошане с рождением первых детей. Должна ли женщина после родов оставлять работу и заниматься только домашним хозяйством? Нельзя ли найти другой выход? Жители Шошаны пришли к выводу, что коль скоро они ведут необычный образ жизни, то и в воспитании детей должны искать свой собственный путь.
Так возникли детские дома. Нескольким поселенцам было поручено ухаживать за детьми и воспитывать их в рабочее время. Это освободило женщин для работы в хозяйстве. По вечерам дети возвращались в семьи. За пределами Шошаны многие подняли крик, что такой образ жизни разрушит семью, в которой евреи всегда находили единственное спасение. Однако семейные связи в Шошане остались такими же крепкими, как и в любом другом селении.
Наконец-то Яков Рабинский обрел свое счастье. Шошана все растет, около ста ее жителей возделывают свыше тысячи дуланов земли. У Якова нет никакого личного имущества; даже одежда ему не принадлежит. Но зато есть жена, которая не лезет за словом в карман и слывет одним из лучших скотоводов Галилеи. По вечерам, после работы, он гуляет с ней, на людях — такой языкатой, но наедине — такой ласковой, по ухоженным газонам и цветникам, поднимается на холмы и любуется зеленеющими полями. Яков был счастлив.
Шошана, первый кибуц в Палестине, стал долгожданным ответом на самый трудный вопрос, стоявший перед сионистским движением.
ГЛАВА 10
Однажды вечером Иося вернулся домой с совещания в комитете по делам языка «Ваад Галашон», погруженный в глубокие раздумья. К нему, занимавшему видное положение в стране, обратились с неожиданным предложением.
У Сары всегда был готов чай. Они сидели на веранде своей трехкомнатной квартиры на улице Гаяркон, откуда открывался прекрасный вид на Средиземное море. Была хорошо видна излучина побережья, переходящая из Тель-Авива в Яффу.
— Сара, — сказал он после долгого молчания, — я принял решение. Сегодня в «Ваад Галашоне» меня попросили взять новую фамилию и разговаривать только на иврите. Выступал сам Бен Иегуда. Он проделал огромную работу по модернизации иврита.
— Чепуха какая! — ответила Сара. — Ты мне как-то сам сказал, что ни разу во всей человеческой истории не удавалось воскресить язык.
— Правильно. Но ведь и ни один народ еще не пытался воскресить нацию, а мы воскрешаем. Когда я смотрю на все, что сделано в Шошане и в других кибуцах…
— Вот-вот, хорошо, что ты сам заговорил о Шошане. Ты хочешь переменить фамилию только потому, что так поступил твой брат?
— Глупости.
— Кстати, как его теперь зовут, твоего бывшего Якова?
— Акивой. Он назвался именем человека, которого боготворил с детства.
— А ты назовешь себя Иисусом Христом, которым тоже восхищался в детстве?
— Ты невозможна, — рассердился Иося и ушел с веранды.
— Если бы ты хоть изредка посещал синагогу, — продолжала как ни в чем не бывало Сара, пойдя за ним, — то знал бы, что древнееврейский существует только для того, чтобы общаться с Богом.
— Сара! Порой я думаю — зачем ты, собственно, приехала сюда из Силезии? Если мы хотим думать и жить как нация, то и говорить должны как единая нация.
— А мы и говорим. Идиш — вот наш язык.
— Идиш — язык диаспоры. Идиш — язык гетто. Иврит — вот общий язык всех евреев.
Она погрозила мужу пальцем.
— Брось эту сионистскую пропаганду. Меня, Иося, агитировать нечего. Для меня ты до самой смерти останешься Иосей Рабинским.
— Ну, как знаешь. А я твердо решил, Сара. Советую тебе тоже заняться ивритом: с этого дня мы будем говорить дома только на этом языке.
— Сплошная чушь это твое твердое решение!
Иося и сам не сразу согласился с Бен Иегудой, но потом понял, что тот прав. Пора воскрешать язык. Если их стремление к национальной самобытности действительно неодолимо, то, значит, воскресится и язык. Однако Сара была упряма. Она всю жизнь говорила на идише, на том же языке говорила ее мать, и ей вовсе не хотелось приниматься за учебу.
Целую неделю Иосе пришлось спать на диване, но не сдавался и разговаривал на иврите. Жена отвечала на идише.
— Иося, — позвала Сара однажды вечером. — Иося, поди сюда, помоги мне.
— Прошу извинить, — ответил он, — но в этом доме нет никакого Иоси. Если ты имеешь в виду меня, то, да будет тебе известно, меня зовут Бараком. Барак Бен Канаан.
— Барак Бен Канаан?!
— Да, я долго выбирал имя и фамилию. Арабы звали мой кнут молнией, а Барак и есть молния на иврите. Так звали полководца легендарной Деворы. А фамилию Бен Канаан я выбрал потому, что люблю, как ты знаешь, гору Канаан.
Сара хлопнула дверью.
Иося повысил голос:
— Да, я был счастлив на горе Канаан! Тогда моя жена еще не была такая упрямая! Привыкай, привыкай, Сара Бен Канаан!
Иося, теперь Барак, снова перебрался спать на диван. Целую неделю воюющие стороны не проронили ни слова.
Однажды ночью, через месяц после начала семейной баталии, Барак вернулся из Иерусалима с утомительного трехдневного совещания. Он приехал усталый, и ему очень хотелось поделиться новостями с Сарой за чашкой чая. Однако дверь в спальню была заперта. Он вздохнул, снял ботинки и лег. При своем росте Барак не помещался на диване, и ноги свисали. Он мечтал отдохнуть в кровати и уже жалел, что затеял перевоспитание этой упрямой женщины. Он уже засыпал, как вдруг заметил через щель под дверью, что в спальне зажегся свет. Дверь открылась, Сара подошла к нему на цыпочках, опустилась на колени перед диваном и положила голову на его широкую грудь.
— Я тебя люблю, Барак Бен Канаан, — прошептала она на иврите.
У Барака была масса дел в новом городе Тель-Авиве. С ростом еврейского населения Палестины — ишува, как оно называло себя, — иврит становился разговорным. Бен Канаан занимал теперь очень высокое положение среди сионистов и в поселенческом обществе. Его жизнь превратилась в сплошную череду заседаний, совещаний, переговоров с турками и арабами. Он писал политические доклады, не раз ездил с Сарой в Лондон, где находился генеральный штаб сионистов, и в Швейцарию — на съезды. И все же у Барака не было того полного счастья, какое нашел его брат Акива в Шошане. Сердце Барака осталось в долине Хулы, что к северу от горы Канаан. Сара, умная, преданная жена, мечтала стать матерью, но у нее пять раз подряд случались преждевременные роды. Она очень страдала из-за этого, понимая, что их годы уходят: Бараку было уже за сорок.
В начале 1908 года произошло восстание младотурок, которое отстранило от власти старого деспота Абдул-Хамида. Сионистское движение воспряло духом, когда турецким султаном и духовным вождем мусульманского мира стал Мохаммед V. Вскоре, однако, выяснилось, что восстание никак не повлияло на дело о предоставлении евреям мандата на Палестину. Мохаммед V получил в наследство империю, готовую вот-вот развалиться, — ее так и называли во всем мире: больной на Босфоре.
Англичане с самого начала постоянно демонстрировали симпатии к сионизму. Барак чувствовал, что если британские и еврейские интересы можно как-то согласовать, то сотрудничать с турками невозможно. Англичане предлагали в свое время евреям и Синай, и Уганду, многие британские деятели открыто поддерживали идею создания еврейского государства. Англия была центром сионистского движения, там жил доктор Хаим Вейцман, уроженец России, впоследствии это движение возглавивший.
По мере того как на Ближнем Востоке росло британское влияние и падало турецкое, сионисты, а за ними весь ишув открыто заняли пробританскую позицию.
Мохаммед V проиграл ряд дорогостоящих войн на Балканах. Его положение тени Аллаха, духовного вождя ислама, пошатнулось. Пятисотлетняя империя едва не рухнула, когда в стране разразился острейший финансовый кризис.
Четыре столетия русские цари мечтали о незамерзающих портах на Средиземном море. Теперь, когда Оттоманская империя шла к развалу, был разработан хитрый план, чтобы наконец добиться этой цели. Россия провоцировала Турцию и подталкивала ее к союзу с немцами. Стремясь к войне с Турцией на стороне англичан и французов, она требовала, чтобы после победы Константинополь стал русским. Мохаммед хорошо понимал, чего добивается Россия, и тщательно избегал конфликта. Он знал, что не только русским, но и англичанам, французам, итальянцам не терпится разделить между собой его империю.
И все же Первая мировая война разразилась.
Мохаммед не собирался терять престол в угоду русским или англичанам. Его солдаты сражались с такой храбростью и решимостью, какой никто от них не ожидал. Русские войска, пытавшиеся в самом начале войны пересечь границу были остановлены, а на Ближнем Востоке турки одним рынком заняли Синайский полуостров и добрались до главной артерии Британской империи — Суэцкого канала.
Макмагон, британский представитель в Египте, пообещал арабам независимость, если только они восстанут против турок. Англичане в отчаянных попытках поднять восстание арабов обратились к Ибн-Сауду, могущественному вахабиту Аравийского полуострова, но тот решил подождать, пока не станет ясно, на чьей стороне сила. Тем временем Мохаммед V призывал правоверных подняться на священную войну против англичан, но его призывы были встречены молчанием.
Англичане в конце концов поняли, что есть только один способ заручиться поддержкой арабов — подкупить их, и пустили в ход огромные суммы.
Правитель Мекки традиционно пользовался в Оттоманской империи некоторой независимостью, ибо числился настоятелем святых мест в Мекке и Медине. Эта должность передавалась по наследству прямым потомкам Магомета. Он не пользовался большим влиянием в арабском мире, но был смертельным врагом Ибн-Сауда. Когда англичане установили с ним контакт, он понял, что перед ним открывается возможность захватить власть над арабским миром, когда Мохаммед V, а с ним и вся империя рухнут. Правитель Мекки переметнулся на сторону англичан, получив в награду несколько сот тысяч фунтов стерлингов. Его сын Фейсал, который — величайшая редкость среди арабов — обладал чем-то вроде политического сознания, согласился поддержать отца и попытался поднять восстание среди арабов.
Еврейское население Палестины не требовалось ни подкупать, ни уговаривать — оно решительно стояло на стороне англичан. Когда началась война, это стало весьма опасным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89